«Скоро я предстану перед Богом, — думал Луи. — Мне еще повезло. У меня есть время для покаяния».

Он велел привести к нему парижского архиепископа и сказал ему:

— Мне предстоит долгий путь, я должен подготовить себя к нему.

— Сир, — сказал архиепископ, — вам надо примириться с Богом. Но прежде, чем вы исповедуетесь в своих грехах, я вынужден напомнить вам, что есть некто, кто разделяет с вами многие из них и чье присутствие при дворе богопротивно.

— Вы говорите о той, что принесла мне самое большое утешение.

— Я говорю, сир, о женщине, которая препятствует вам на пути к спасению души.

— Кто там стоит в дверях? — спросил Луи.

— Это мадам дю Барри, сир.

Жанна поспешно приблизилась к нему. Ее лицо показалось Луи безнадежно-горестным. Он впервые видел ее такой осунувшейся и изможденной.

— Вам нельзя подходить ко мне так близко, — сказал он. — У меня оспа.

Она кивнула.

— Вы знали об этом? — спросил Луи. — Знали и все эти дни были здесь и ухаживали за мной?

— Я хотела, чтобы вы не узнали об этом. Кто сказал вам про оспу? Зачем они сделали это?

— Я сам все увидел, — ответил он. — Вот, смотрите, видите пятна у меня на руках? Дорогая моя, это наша последняя встреча.

— Нет, — сказала она.

— Вам придется удалиться от двора, — настаивал он. — Теперь для вас здесь нет места.

— Пока вы здесь, мое место тоже здесь.

— Очень скоро меня здесь не будет.

— Какой вы лгун! — оказала она, пытаясь улыбнуться. Он тоже улыбнулся.

— Милая, славная моя, — умолял он ее, — уезжайте отсюда. Удалитесь от двора. Вам нельзя оставаться со мной. Я надеюсь и верю, что ваше крепкое здоровье спасет вас. Впереди у вас долгая жизнь, а моя близка к концу. Я должен примириться с Богом. На моей совести так много грехов.

Жанна молчала. Он должен исповедаться и получить отпущение грехов. Она знала, что после смерти короля ей придется удалиться из Версаля. Осуществится мечта Шуазеля, не сбыв- шаяся при жизни короля. Слезы хлынули из прекрасных синих глаз Жанны и ручьями текли по щекам.

— Если я останусь жив, то первое, что сделаю тогда — это пошлю за вами, — сказал Луи.

Она приложила пальцы к губам и постаралась подмигнуть ему. Не говорите этого, предостерегал ее взгляд, а то не будет вам прощения.

Больше она не вернется сюда, Жанна знала это, как знал и он. Луи умирал.

— Теперь идите, самое дорогое для меня существо, — сказал Луи, — и пришлите ко мне герцога д'Айгюлона. Он и герцогиня — ваши друзья. Я хочу, чтобы вы удалились в их замок в Руэ. Там вы будете в безопасности. Это очень важно для вас.

— Прощайте, мой король. Подавляя рыдания, она вышла.


***

Вот все и кончено, подумал он.

Мысли его устремились в прошлое. Он вспомнил другого старого человека на смертном ложе и пятилетнего мальчика на руках у этого человека. Старик говорил мальчику, что скоро он станет королем. Этот старый человек был Людовик Четырнадцатый, а пятилетний мальчик — он, будущий король Людовик Пятнадцатый.

Пятьдесят девять лет был он королем Франции. И что же сделал он за эти годы? Что останется после него?

Сейчас важнее всего было, что он умирает. Не потому ли он заставляет себя смотреть в прошлое, тогда как раньше всегда отворачивался от него?

Он живо вспомнил время парижских бунтов, когда парижане кричали, что король крадет у них детей, чтобы в их крови купался он сам или его фаворитки. Как же ненавидел он тогда этих парижан! Начал даже строить дорогу от Версаля до Компьена, чтобы не заезжать в свою столицу, когда того не требовали важнейшие государственные дела.

Дорога на Компьен! Она так и осталась недостроенной. Он вынужден был снова и снова возвращаться в Париж. Ненависть парижан тяготила его, он хотел снискать их любовь. Снискал ли? Было время, когда они называли его Обожаемым Луи, да, было. Он хотел служить своим подданным. Не строить для себя изысканные дворцы, не устраивать экстравагантные увеселения и празднества, отказаться от таких причуд, как Олений парк, и дать людям хлеб, отменить непосильные, несправедливые налоги — и страна была бы счастлива.

Собственная жизнь простерлась перед его мысленным взором, уходя в прошлое, как та долгая, проклятая дорога на Компьен.

Какое наследство оставляет он своему внуку? Бедный неуклюжий Людовик Шестнадцатый! Как-то справится он с теми опасностями, что грозят ему по милости деда, так любившего удовольствия? Да, впереди его наследника ждут потрясения. Как запах дыма далекого пожара, носится в воздухе запах грядущей революции. Порой ему казалось, что пожар этот опасно приближается.

Но он всегда умел находить для себя утешения. Смуты, однако, не избежать, подумал он. Рано или поздно она возникнет. Народ уже не тот, что прежде, он меняется. Никто уже больше не верит, что власть и права королей от Бога. Философы и все эти писателя заронили сомнения и новые идеи в умы людей.

Да, настанет день, когда возникнет смута. О, это будет уже не в мое время, вздохнул Луи. «После нас хоть потоп».

Как бы хотел он вернуться в прошлое и заново прожить свою жизнь! Велика его вина перед многими людьми, но больше всего он виноват перед своим внуком. Простят ли его потомки?

На глаза Луи навернулись слезы. Ему захотелось прогнать грустные мысли, захотелось смеха, веселья. Он позвал к себе пажа.

— Пошлите за мадам дю Барри, — велел он пажу.

— Сир, — ответил паж, — она уехала из Версаля.

— Так скоро, — вздохнул Луи и закрыл глаза.


***

В Кур-де-Марб гремели барабаны, когда Святое причастие несли из часовни в опочивальню короля. Из часовни вышли дофин с супругой и другими членами королевского семейства, но только принцессы Аделаида, Виктория и Софи сопровождали священнослужителей, вошедших к умирающему королю.

Ожидающие снаружи слышали громкий голос исповедника и тихие ответы короля.

«Его Величество молит Бога даровать ему прощение за грехи и дурной пример, который он подавал своему народу. Если Господь пощадит его, он клянется жить праведной жизнью, в заботах о благополучии своего народа».

Король откинулся на подушки, чувствуя громадное облегчение. То, чего он всегда так боялся, миновало его. Он не умрет без покаяния.


***

В Париже ждали вестей из Версаля и, казалось, чуть ли не радовались тому, что король умирает. О наследнике престола говорили уже, как о новом короле. Многие слышали, что этот совсем молодой человек не интересуется женщинами, что он очень спокойный и скромный.

Жалели даже, что Бог не прибрал старого короля несколько лет назад, а то бы уже давно правил Францией новый король. Наследника уже называли Луи Долгожданный. Все изменится, говорили люди, когда он придет к власти. В толпе, собравшейся у дворца, бросалась в глаза очень красивая женщина шести футов росту. Это была жена офицера де Каваньяка, а до замужества ее звали мадемуазель де Роман.

Годами искала она сына, которого отняли у нее. И вот теперь она надеялась, что поиски ее увенчаются успехом, потому что после смерти короля некому будет бояться разительного сходства мальчика с отцом.

Мадам де Каваньяк верила, что Людовик Шестнадцатый, о котором говорили, что он такой добрый, поможет ей найти ее исчезнувшего сына.

И потому она была здесь, терзаемая надеждой и ожиданием. Она любила того, кто в эти минуты умирал в стенах Версаля, и страстно желала вновь обрести своего ненаглядного мальчика.


***

Открылись двери опочивальни короля, и в дверном проеме остановился герцог Бульонский.

— Господа,— сказал он, — король умер.

Наступило молчание, вдруг сменившееся суматохой.

Передние, коридоры, парадные залы наполнились топотом ног дам и мсье, наперегонки спешивших выразить новому королю и королеве соболезнования и выказать свою преданность.