За время болезни дофин не стал симпатизировать маркизе больше. По правде говоря, с одра он встал еще строже, чем прежде. И подобными увеселениями его не смягчить. Но отказаться от посещения Беллевью он не мог и, сидя в окружении своих присных, наблюдал за фейерверком.

— Дельфин чем-то похож на вас, — сказал один из его компаньонов, весьма опасливо относившийся к возможности дружбы между королевским сыном и королевской любовницей. — Но сколь огромно это создание! Оно сделано таким нарочно, специально, чтобы посмеяться над Вашим Высочеством.

— А посмотрите на чудовищ! Они изрыгают пламя. Наверняка они олицетворяют собою народ, а это ужасно! Народ обожает дофина. Мадам Катни не удастся убедить двор в обратном.

— Судя по всему, эта особа под видом почестей решила выставить дофина на посмешище. Как это на нее похоже!

Дофин слушал эти разговоры и все больше и больше злился на маркизу.

И когда фейерверк закончился, дофин сразу же отправился обратно в Версаль. Все поняли, что попытка Помпадур подольститься к дофину провалилась, и он будет воевать с нею не на жизнь, а на смерть, и успокоится только тогда, когда она либо умрет, либо будет отставлена от двора. И все ждали, каким способом он отплатит за нанесенное ему оскорбление.

Ждать пришлось недолго: через несколько дней после празднества маркиза была приглашена на прием в апартаменты дофина, где ей пришлось простоять на ногах два часа — без разрешения дофина она не имела права присесть. Никогда ранее маркиза не показывала двору свою физическую слабость. Сейчас же этого было не избежать: она почти падала от усталости.

Когда король узнал об этом, он весьма расстроился, поскольку он-то понимал: своим праздником маркиза не преследовала никакой иной цели, кроме как порадовать дофина и заслужить его симпатию. И тот приступ любви, который он испытал, когда сын заболел, кончился, короля ужасно раздражало то, как дофин относился к его возлюбленной.

И избежать повторения подобного можно было лишь одним способом: вознаградить маркизу высочайшей придворной почестью — табуретом. Табурет давал ей право сидеть в присутствии членов королевской семьи.

Король колебался. Этот акт вызовет ропот возмущения при дворе. Он и так был непопулярен в Париже и не хотел, чтобы подобное отношение распространялось и на ближайшее его окружение.

Табурет для маркизы! Нет, об этом еще стоит подумать, ибо как бы дорога ни была ему эта женщина, он не может забывать о ее происхождении.


***

Предстояло официальное празднование исцеления дофина, и в связи с этим — еще одна поездка в Париж.

Церемониальное шествие из замка в город, благодарственное служение в Нотр-Дам... Министры, зная о настроениях в Париже и о растущей непопулярности короля, быстренько снизили цены на хлеб — в надежде, что парижане поблагодарят короля за это.

Луи отправился в путь без энтузиазма. По правде говоря, он бы с большим удовольствием ехал по дороге в Компьен, чем по дороге в Париж.

Экипаж с королевой следовал за экипажем Луи. Она-то никаких страхов не испытывала — она знала, что народ относится к ней как к бедной, брошенной женщине, и чем больше он, народ, ненавидел своего короля, тем больше симпатий он испытывал к королеве.

Во время пути все же раздавались возгласы: «Да здравствует король!», но чем ближе кортеж подъезжал к Парижу, тем реже становились эти крики. Город же встретил их мрачной тишиной.

Окончилась служба, кортеж двинулся в обратный путь, провожаемый все тем же молчанием. Вот проехал экипаж короля, и когда экипаж королевы приблизился к мосту дю Жур, из толпы вырвался какой-то человек с изможденным лицом и в изодранной одежде. Растолкав стражников, он подбежал к карете королевы и швырнул в окно кусок черного хлеба:

— Смотрите, мадам! За фунт такого хлеба мы должны платить по три су!

Человека оттащили прочь, а королева уставилась на хлеб, лежавший у нее на коленях.

Возничий стегнул лошадей, в толпе послышался ропот. До короля и королевы доносились выкрики:

— Три су за фунт несъедобного хлеба! Хлеб!.. Хлеб!.. Дайте нам хлеба!

Казалось, теперь ни один визит короля в столицу не может пройти без такого рода демонстрации.


***

В Версаль прибыла инфанта, старшая дочь Луи, чем немало короля порадовала.

Король объявил, что она утешит его в потере Анны Генриетты. Аделаида воспылала ревностью, поскольку после смерти Анны Генриетты в роли любимейшей дочери короля видела исключительно себя.

Однако состязаться с очаровательной и светской инфантой было трудно. Луи вспомнил, как ее звали в детстве, и называл ее теперь не иначе как Бабеттой. Бабетта оказалась поумнее Аделаиды, и сразу же завела дружбу с маркизой.

Теперь уже у инфанты были и сын, и дочь, и ей дозволили провести в Версале целый год. «Это мой дом, — говорила она, — дом, по которому я всегда тосковала».

В первые недели ее визита король пребывал в постоянной эйфории и даже позабыл о своей депрессии, однако Бабетта не могла не дать понять, что у визита ее были и некоторые иные причины, чем демонстрация безмерной дочерней любви.

— Я ваша дочь, — заявила она Луи, — ваша старшая дочь, и приговорена влачить свои дни в этой гадкой дыре, в Парме!

Луи пообещал, что при первой же возможности повысит ее статус.

Она была разочарована, так как честолюбие ее было неуемным. Теперь, когда у нее появились дети, она захотела приобрести своему сыну трон, а дочери — не меньше, чем императорскую корону.

Юный Иосиф, сын Марии Терезии, был бы подходящим мужем для ее дочери, решила Бабетта. И царственным тоном заметила, что для достижения этой цели Франция могла бы и повоевать. Луи выслушивал разглагольствования дочери с доброй улыбкой, но общество ее начинало понемногу его тяготить.

И впадал во все большую меланхолию, из которой его могла вывести одна лишь маркиза. Но некоторые уже стали поговаривать о перемене в отношениях короля и маркизы: если она переселилась в покои мадам де Монтеспан на постоянное жительство, не означает ли это, что между королем и маркизой не осталось ничего, кроме дружбы?

Говорили, что в королевских апартаментах все чаще стали бывать юные девы, иные даже из самых низших слоев. Как долго такое положение продержится? Совершенно очевидно, что кто-то предприимчивый и честолюбивый вскорости обратит внимание короля на женщину, которая займет положение официальной метрессы короля — положение, столь грациозно оставленное маркизой.


***

Граф д'Аржансон полагал, что сможет воспользоваться этой ситуацией, о чем и поговорил со своей любовницей графиней д'Эстрада. Граф, младший брат маркиза д'Аржансона, королевского летописца, занимал пост военного министра и был в большом фаворе у короля; он боялся маркизы, а поскольку новая официальная любовница также должна будет править во дворце, он понимал, что этой любовницей хорошо бы сделать его собственную протеже — такая ситуация сулила ему немало выгод.

Его собственная хитроумная мадам намекнула на очень хорошенькую, фривольную графиню де Шуазель-Бопре — та совсем недавно вышла замуж.

Графиня д'Эстрада пригласила к себе юную даму и, дабы прощупать ее настроения, начала с разговоров о маркизе.

— По-моему, — сказала мадам д'Эстрада, — эта особа стареет прямо на глазах.

— Совершенно верно! — воскликнула де Шуазель-Бопре. — Она уже просто старуха! Не понимаю, что король в ней находит.

— Король — человек привычки. Он так давно ходит в апартаменты этой женщины, что это стало своего рода ритуалом. Но кто-то должен отвлечь его от этой никчемной привычки.

— А это правда, что он уже с нею не спит? — осведомилась собеседница.

— Говорят, что так оно и есть.

— Если Его Величество кого-то полюбит, эту особу непременно отправят в отставку.

— Да, умной женщине представляется хорошая возможность. Графиня д'Эстрада задумчиво разглядывала свою гостью — похоже, стрела достигла цели. Мадам де Шуазель-Бопре почти что подпрыгивала от нетерпения.

Королевская любовница! Что-то вроде мадам де Монтеспан. Ах, какая слава ей предстоит! Правда, через какое-то время ее сменила мадам де Ментенон, которая даже вышла замуж за Людовика Четырнадцатого.

Но у Людовик Пятнадцатого уже есть супруга... Впрочем, даже королевы смертны. Ведь умерла же мадам Анна Генриетта, да и дофин побывал на волосок от смерти.

Молодая графиня размечталась — она вспомнила о власти, которой обладали сестры Нель. Конечно, мадам де Майи много страдала, обе другие умерли, однако король их обожал — как обожал он мадам де Помпадур.

— А... это возможно?— нерешительно спросила она.

— Если дама будет достаточно молода, достаточно очаровательна, достаточно энергична и весела... Тогда у нее найдутся помощники, и много. Возможно, и сам Его Превосходительство будет на ее стороне. А за голос маркиза д'Аржансона я ручаюсь. Они часто обсуждают с королем прелести молодых дам. Он подогреет его любопытство, а потом... Устроим маленький ужин. Все же остальное зависит от самой дамы. Король ласков, обаятелен, вежлив... И даже вполне хорош собою — уж это вам следует признать.

— Признаю! — молодая графиня захлопала в ладоши. Будущее казалось ей лучезарным.


***

Луи заинтересовался прелестями молодой хорошенькой графини.

Ему сказали, что графиня в него влюблена и жаждет продемонстрировать всю силу и глубину своей привязанности.

Луи скучал. Ему надо было чем-то отвлечься, а поскольку графиня так жаждет встречи, было бы глупо ей отказывать.

Встреча прошла вполне успешно. Король счел графиню не только милой, но и страстной, и, совершенно очевидно, интерес его одной встречей не может быть исчерпан.