Молчание слишком затянулось. Эмма сделала попытку улыбнуться и сказала:

— Привет!

Чтобы прояснить ситуацию, Роберт Морроу повернулся к Пегги. Пегги с интересом наблюдала, что будет дальше.

— Молодая дама хочет поговорить с господином Бернстайном.

Роберт ответил:

— К сожалению, он в Эдинбурге.

— Да, я знаю, мне уже сказали об этом. Мне бы только хотелось, чтобы он дал мне денег по чековой книжке.

Это еще больше озадачило Роберта. Эмма решила, что наступила пора объясниться:

— Я — Эмма Литтон. Бен Литтон — мой отец.

Его изумление вмиг развеялось.

— Что же вы сразу не сказали? Простите, я не знал.

Он сделал шаг вперед.

— Здравствуйте…

Эмма встала. Соломенная шляпа, лежавшая у нее на коленях, спланировала на ковер и осталась там, усугубляя беспорядок, который девушка принесла с собой в элегантный интерьер помещения.

Они обменялись рукопожатиями.

— Я… конечно, вы не могли знать, кто я. Мне ужасно досадно, что так вышло. Но, видите ли, меня не было дома шесть лет, поэтому столько всего…

— Да, вижу.

Эмма смутилась:

— Если бы вы могли дать мне денег по чековой книжке, я бы сразу убрала отсюда все свои вещи. Мне нужны деньги, только чтобы доехать до Порт-Керриса. Так получилось, что я забыла получить стерлинги, когда была в Париже, а дорожные чеки у меня кончились.

Он нахмурился:

— А как же вы добрались сюда? Я имею в виду, из аэропорта.

— О, — она почти забыла. — Со мной летел один добрый человек, он помог мне донести вещи до самолета и одолжил фунт после приземления. Мне нужно будет вернуть деньги. У меня где-то есть его адрес. — Девушка рассеянно пошарила по карманам, но не нашла визитной карточки своего случайного помощника. — Где-то должна быть.

Она снова улыбнулась в надежде вызвать его симпатию.

— А когда вы собираетесь в Порт-Керрис?

— Поезд, кажется, в двенадцать тридцать.

Роберт взглянул на часы:

— На этот вы опоздали. Когда следующий?

Эмма растерялась. В разговор вступила Пегги, как всегда вежливая и деловитая:

— Господин Морроу, кажется, есть поезд в два тридцать. Я могу проверить.

— Да, пожалуйста, Пегги. Вам подойдет поезд в два тридцать?

— Конечно, мне все равно.

— Отец ждет вас?

— Ну, я написала ему письмо и сообщила, что еду. Но это не значит, что он ждет меня.

Роберт улыбнулся ее словам:

— Понятно.

И вновь взглянул на часы. Было четверть первого. Пегги уже звонила по телефону, справляясь о времени отправления поездов. Взгляд его упал на беспорядочно разбросанные вещи. Пытаясь исправить ситуацию, Эмма наклонилась и подняла с пола шляпу. Роберт предложил:

— Я думаю, лучше убрать все это. Мы сложим вещи в кабинете, а потом… Вы что-нибудь ели?

— Пила кофе в Ле-Бурже.

— Если вы поедете в полтретьего, то я успею угостить вас обедом до отправления поезда.

— Не стоит беспокоиться.

— Ну что вы. Мне все равно нужно поесть, и мы вполне можем сделать это вместе. Пойдемте.

Он подхватил два чемодана и пошел в кабинет. Эмма взяла, что смогла унести, и пошла за ним. Картина с оленями все еще стояла на подставке, девушка сразу увидела ее и засмотрелась.

— Это работа Бена.

— Совершенно верно. Я ее только что продал.

— Маленькому человеку в плаще? Не правда ли, она хороша?

Пока Роберт переносил ее вещи, Эмма продолжала любоваться картиной.

— Почему она нарисована на мешковине?

— Вам лучше спросить у самого автора, когда увидите его сегодня вечером.

Девушка повернула голову и улыбнулась.

— Вам не кажется, что это влияние японской школы?

— Вполне возможно, — ответил Роберт. — У меня была мысль сказать это господину Чику. Надеюсь, вы готовы идти на обед?

Он взял с подставки огромный черный зонт и пропустил Эмму вперед. Пегги осталась держать оборону в галерее, где воцарился прежний порядок. А они вышли на дождливую улицу и пошли рядом под большим черным зонтом, пробираясь через толкотню лондонской Кент-стрит, образовавшуюся в час обеденного перерыва.

Он привел девушку к Марчелло, куда обычно ходил обедать с выгодными клиентами. Итальянец Марчелло владел небольшим рестораном в доме через две улицы от галереи Бернстайна, на втором этаже, и он всегда держал свободный столик специально для Маркуса и Роберта. То был скромный столик в тихом уголке. Но сегодня, когда Роберт и Эмма поднялись наверх, Марчелло, окинув девушку взглядом — ее темные волосы, зеленый брючный костюм, — предложил столик у окна.

Роберт удивился.

— Вы хотите сесть у окна? — спросил он Эмму.

— А где вы обычно сидите?

Он кивнул на маленький столик в углу.

— Почему бы нам не сесть там?

Марчелло был явно очарован Эммой. Он провел их к маленькому столику, придержал стул для девушки, дал им по огромному меню, написанному фиолетовыми чернилами, и пошел принести два стакана «Тио Пепе», пока они выбирали, что заказать. Роберт пошутил:

— Мои акции у Марчелло явно выросли. По-моему, я еще ни разу не приходил обедать с девушкой.

— А с кем вы обычно приходите?

— Один. Или с Маркусом.

— Как там Маркус? — Ее голос потеплел.

— Хорошо. Он расстроится, что не встретился с вами.

— Это моя вина. Мне надо было бы сообщить ему о моем приезде. Но, как вы, возможно, поняли, мы, Литтоны, обычно никому ничего не сообщаем.

— Но вы знали, что Бен вернулся в Порт-Керрис?

— Да. Маркус написал мне об этом. И о ретроспективной выставке я прочла в «Реалите». — Она горько улыбнулась. — Знаменитый отец имеет свои плюсы. Даже если он только изредка посылает телеграммы — можно узнать, что с ним происходит, прочесть не в одной, так в другой газете.

— Когда вы в последний раз виделись с Беном?

— Ох! — Она пожала плечами. — Два года назад я была во Флоренции, а он остановился там по пути в Японию.

— Я и не знал, что Флоренция находится на пути в Японию.

— Ему пришлось заехать, ведь там жила его дочь.

Она поставила локти на стол и оперлась подбородком на руки.

— Мне кажется, вы не подозревали, что у Бена есть дочь.

— Это-то я как раз знал.

— А вот я о вас не знала. То есть, я хочу сказать, не знала, что у Маркуса есть компаньон. Он был один, когда Бен уехал в Техас, а меня спровадил в Швейцарию.

— Как раз в это время я и начал работать с Бернстайном.

— Я… я никогда не встречала человека, настолько не похожего на агента по продаже картин. Я имею в виду вас, конечно.

— Это, наверное, потому, что я не агент по продаже картин.

— Но вы только что продали картину Бена!

— Нет, — поправил он ее. — Я просто взял чек. Маркус уже продал ее неделю назад, хотя сам господин Чик не догадывался об этом.

— Но вы, должно быть, разбираетесь в живописи.

— Теперь да. Нельзя было, проработав с Маркусом все эти годы, не воспринять что-либо из его безграничной эрудиции. Но вообще-то я больше бизнесмен, по этой причине Маркус и пригласил меня к себе работать.

— Но Маркус — самый удачливый бизнесмен, которого я только знаю.

— Верно, такой удачливый, что весь этот галерейный бизнес слишком разросся для того, чтобы им можно было управлять в одиночку.

Эмма продолжала смотреть на него, слегка нахмурив свои красивые брови.

— Еще вопросы?

Она не смутилась:

— Вы всегда были очень близким другом Маркуса?

— Вы хотите спросить, почему он взял меня к себе в фирму? Дело в том, что Маркус не только мой партнер, но и зять. Он женат на моей старшей сестре.

— Так значит, Элен Бернстайн — ваша сестра?

— Вы помните Элен?

— Конечно. И маленького Дэвида. Как они поживают? Передавайте им привет. Знаете, я всегда останавливалась у них, когда Бен уезжал в Лондон и некому было присмотреть за мной в Порт-Керрисе. А когда я уезжала в Швейцарию, Марк и Элен провожали меня в аэропорту, так как Бен улетел в Техас. Передайте, пожалуйста, Элен, что я дома и что вы угостили меня обедом.

— Обязательно.

— Они все еще живут в маленькой квартирке на Бромптон-роуд?

— Нет. После смерти моего отца они переехали ко мне. Мы живем все вместе в старом семейном доме в Кенсингтоне.

— Все вместе?

— И вместе, и отдельно. Маркус, Элен и Дэвид живут на двух нижних этажах, старая экономка моего отца живет в подвале, а я — в мансарде.

— Вы женаты?

Он смутился:

— Нет.

— Я была уверена, что у вас есть жена. Вы выглядите как женатый человек.

— Даже не знаю, как относиться к вашим словам.

— О, я не имела в виду ничего плохого. Воспринимайте их как комплимент. Мне бы хотелось, чтобы Бен выглядел так, как вы. Это значительно облегчило бы жизнь людей, окружающих Бена, особенно мою.

— Но разве вы не хотите вернуться к нему и жить вместе?

— Хочу. Больше всего на свете. Но не хочу, чтобы моя попытка окончилась неудачей. Мне никогда не удавалось ладить с Беном. Думаю, сейчас будет не легче.

— Тогда зачем вы едете?

— Ну… — Под взглядом холодных серых глаз Роберта Морроу ей было трудно дать вразумительный ответ.

Девушка взяла вилку и принялась чертить ею узоры на полотняной скатерти.

— Не знаю. Семья бывает только одна. Родные люди, по крайней мере, должны уметь жить под одной крышей. Я хочу, чтобы мне было о чем вспомнить. Мне хочется, чтобы в старости я могла вспоминать о том, что когда-то мы с отцом жили вместе, даже если это продолжалось всего несколько недель. Вам это кажется странным?