— Ты получила эту работу, потому что некому было ее выполнять, а не благодаря Кристо. И не потому, что какие-то идиоты готовы выкладывать двадцать тысяч фунтов за мазню Бена Литтона, состоящую из красных пятен на голубом фоне. Я еще не потерял здравый рассудок и надеюсь, ты это уже поняла. Так что не думай, будто можешь рассиживаться тут, развлекая своих пижонов-приятелей. А в следующий раз, когда они снизойдут посмотреть нашу жалкую постановку, соизволь предупредить их, чтобы они дождались, пока мы не закончим работать. Ну, убери же этот чертов диван с прохода!


Было уже почти одиннадцать, когда он наконец отпустил ее. Кристо ждал сестру в кабинете Тома Чилдерса. Дверь была открыта, за ней слышались голоса. Она постучала, заглянула в дверь и сказала:

— Я готова. Извини, что так долго.

Кристо поднялся:

— Ничего. — Он загасил окурок. — До свидания, Томми.

— До свидания, Кристо.

— Спасибо за все.

— Да ладно, старик.

Они спустились и пошли к двери. На ходу он обнял ее. Их теплые тела соприкоснулись. Было слишком жарко, чтобы, еще и прижиматься, но ей было приятно. Выйдя из театра, Кристо остановился в аллее, которая вела к улице, чтобы закурить.

— Что-то ты сегодня долго. Коллинз опять скандалил?

— Он просто рвал и метал из-за того, что приехал Роберт Морроу.

— Роберт Морроу?

— Он работает в галерее с Маркусом Бернстайном. Я тебе говорила, он зять Маркуса. Роберт приехал посмотреть пьесу. С девушкой.

Кристо стоял и смотрел на нее.

— Посмотреть пьесу или посмотреть на тебя?

— Думаю, и то и другое.

— Он не попытается забрать тебя? Сказать, что ты еще несовершеннолетняя или еще что-нибудь?

— Конечно нет.

— Тогда все нормально?

— По-моему, да. Но, понимаешь, я сдуру пригласила их к нам. Вообще-то я не хотела этого делать, просто так вышло, и они ждут нас в машине. Ох, Кристо, извини меня.

Актер рассмеялся:

— Ладно. Мне все равно.

— Они долго не пробудут.

— Я не против, даже если они останутся на всю ночь. Не делай такое печальное лицо. — Кристофер обнял Эмму и поцеловал в щеку.

Она подумала, как было бы чудесно, если бы этот вечер, этот день, бесконечный день, закончился прямо здесь и сейчас. Эмма боялась Роберта. Она слишком устала, чтобы отвечать на его вопросы, пытаться скрывать что-то от его проницательных серых глаз. Она слишком устала и для того, чтобы конкурировать с его подругой, хорошенькой блондинкой в темно-синем платье, которая так холодно посмотрела на нее. Она слишком устала, чтобы приводить в порядок квартиру к их приходу, убирать одежду, рукописи сценариев и пустые стаканы, открывать банки с пивом, варить кофе и подавать ужин.

Кристо потерся подбородком о ее щеку.

— В чем дело? — ласково спросил он.

— Ни в чем.

Он не понимал, когда она жаловалась на усталость. Сам он никогда не уставал, поэтому не знал, что это такое.

Кристо тихо сказал ей на ухо:

— Хороший был день, правда?

— Да, конечно. — Эмма отстранилась. — Хороший был день.

Взявшись за руки, они пошли по аллее к улице. Роберт услышал их голоса и вышел из машины навстречу. Брат и сестра шли к нему, то появляясь в кругах света уличных фонарей, то исчезая в темноте, как парочка влюбленных. У Эммы через руку был переброшен свитер, а Кристо нес под мышкой объемистый том сценария, зажав сигарету между пальцами левой руки. Поравнявшись с машиной, оба остановились.

— Привет, — поздоровался, улыбаясь, Кристофер.

— Кристо, познакомься, это — Роберт Морроу и мисс Маршалл.

— Миссис Маршалл, — тактично поправила Джейн, перегнувшись через переднее сиденье. — Привет, Кристофер.

— Извините, что мы так долго, — сказал Кристофер. — Я только что узнал от Эммы, что вы здесь. Ей, как всегда, пришлось выслушать ежевечернюю ругань Коллинза. Да и все мы были заняты делом. Вы зайдете к нам на пиво? Ничего покрепче у нас, скорее всего, нет.

— Все нормально, — согласился Роберт. — Если вы покажете нам дорогу.

— Естественно.

Квартира была расположена в подвальном этаже дома, в квартале, состоящем из видавших лучшие времена мрачных домов викторианской эпохи. У этих домов были островерхие крыши, затейливая кирпичная кладка и крашеные окна. Но сама улица выглядела мрачной, а гардины в окнах эркеров — какими-то жалкими и не совсем чистыми. Истертые каменные ступени вели вниз, где стояли мусорные баки и пара горшков с засохшей геранью. Когда они спускались, раздался пронзительный вопль несчастной кошки, и черное существо, напоминающее крысу, стремглав промчалось по лестнице прямо у людей под ногами. Джейн испуганно вскрикнула.

— Не бойтесь, — попыталась успокоить ее Эмма. — Это всего лишь кошка.

Кристофер отпер дверь и прошел вперед, включая свет. На лампочках не было даже абажуров. То была меблированная квартира, и в ней не было светильников. Джонни пытался соорудить нечто вроде настольных ламп с помощью бутылок из-под коньяка, но не продвинулся дальше покупки штепсельных вилок и абажуров.

Пахло мышами и гнилью, даже после такого жаркого дня, как сегодня, здесь было холодно и сыро, хуже, чем в пещере.

Кристофер бросил сценарий на стол и пошел открывать окно с решеткой, напоминающей тюремную.

— Надо проветрить. Приходится закрываться от кошек. Они здесь проникают повсюду. Что будем пить? Тут было пиво, если Джонни все не выпил. А может, вы хотите кофе? У нас есть кофе, Эмма?

— Есть. Только растворимый. Приходится покупать его, так как молотый не в чем варить. Садитесь. Можно на кровать. Вот сигареты. — Она нашла пачку. Затем поискала пепельницу, пока Роберт дал всем прикурить от своей зажигалки. Пепельницы не нашлось, и она пошла на кухню за блюдцем. Раковина была завалена грязной посудой, и, посмотрев на нее, девушка несколько секунд не могла вспомнить, когда же ее столько набралось и когда она в последний раз была здесь и мыла тарелки и чашки. Наконец она вспомнила, и ей показалось, что с утра прошло уже три недели. Еще ни один день в ее жизни не тянулся так долго. Была почти полночь, а день все не кончался. Надо было кормить ребят, кипятить воду для кофе и искать открывалку.

Эмма нашла два чистых блюдца и отнесла их гостям. Кристофер поставил пластинку. Без музыки он не мог ничего делать, даже говорить. Сейчас это были Элла Фицджеральд и Коул Портер.


«Каждый раз, когда мы прощаемся,

Я как будто умираю».


Они стали обсуждать «Маргаритку в траве».

— Если вам удалось вдохнуть жизнь в подобный сценарий, — говорила Джейн Кристоферу, — я уверена, что вас ожидает успех.

Она рассмеялась. Эмма поставила поднос, и гостья взглянула на нее:

— Спасибо. Вам помочь?

— Нет, не надо. Схожу за стаканами. Вам пиво или кофе?

— Если не трудно, то лучше кофе.

— Конечно не трудно. Я и сама буду пить кофе.

Придя на кухню, она закрыла за собой дверь, чтобы они не слышали, как она гремит посудой, надела передник и поставила чайник на плиту. Когда она включала газ, он всегда резко вспыхивал и пугал ее. Она нашла поднос и чашки с блюдцами, банку кофе, сахар и банки с пивом в ящике около мойки. На полу валялись черные тараканы, в ведре было полно мусора — Джонни не потрудился его вынести. Эмма собиралась вынести ведро на улицу, но тут дверь позади нее открылась, и, обернувшись, она увидела Роберта Морроу. Девушка попыталась незаметно запихнуть ведро под мойку, но гость перехватил ее руку и взял его у нее. Брезгливо взглянул на использованную чайную заварку, консервные банки и мокрые салфетки. — Куда это нести?

Эмме ничего не оставалось, как ответить:

— В мусорный бак у двери. Там, где мы входили.

Он ушел, держа в руке ведро, вид при этом у него был нелепейший. Эмма вернулась к посуде и подумала, что лучше бы он не приезжал. Роберт был чужим в Брукфорде, в театре, здесь, в этой квартире. Ей не хотелось, чтобы он жалел ее. Ведь, в конце концов, для этого не было причин. Она, несмотря ни на что, счастлива: Кристо с ней, а это главное. Что же касается их образа жизни, Роберта это касаться не должно.

Она молила Бога, чтобы гость и его безупречная спутница уехали до того, как вернется Джонни Риггер.

Когда Роберт вернулся с пустым ведром, Эмма гремела посудой, стараясь сделать вид, что очень занята. Она обернулась к нему и холодно произнесла:

— Спасибо. Я уже заканчиваю, — надеясь, что он поймет намек и оставит ее в покое.

Но он не понял или не захотел ее пощадить. Роберт закрыл за собой дверь, поставил ведро на пол и, взяв Эмму за плечи, повернул ее лицом к себе.

На госте из Лондона был немнущийся строгий костюм, голубая рубашка и темный галстук. У Эммы в одной руке была губка для мытья посуды, а в другой — тарелка, и ей пришлось сделать усилие над собой, чтобы взглянуть прямо в его серые вопрошающие глаза.

— Зря ты приехал, — сказала она. — Зачем ты это сделал?

— Маркус очень беспокоится о тебе. — Он взял у нее из рук губку и тарелку и наклонился, чтобы положить их в мойку, все еще полную посуды. — Может, сообщишь ему, где ты находишься?

— Теперь ты и сам в состоянии сказать ему об этом. Ладно, Роберт, у меня еще полно посуды, а на кухне вдвоем не развернуться.

— Разве? — На его лице появилась улыбка. Он уселся на край стола, и теперь его глаза были вровень с ее. — Ты знаешь, сегодня вечером, когда я впервые увидел тебя в театре, то, честное слово, не узнал. Зачем ты остригла волосы?

Эмма подняла руку к голове и провела пальцами по стриженому затылку.

— Когда я начала работать в театре, длинные волосы стали мне мешать, было ужасно жарко, когда готовились декорации. К тому же здесь негде помыть голову, а если бы и было где, то слишком много времени потребовалось бы на сушку. — Говорить об этом ей было неприятно. Было жаль великолепных волос, не хватало их привычной тяжести и успокаивающей процедуры расчесывания перед сном. — И вот одна девушка из театра подстригла меня. — Эмма вспомнила, как ее волосы лежали на ковре Зеленой комнаты темными шелковыми прядями и она до слез жалела о содеянном.