— Он не сделал тебе ничего плохого, он всю жизнь содержал тебя, давал тебе средства вести тот образ жизни, который ты хотела. И вот, в тот единственный момент, когда ты можешь ответить ему за заботу… тебе скучно и недосуг сделать это! Вот что я тебе скажу, дорогая, я тебе объясню, что значит по-настоящему скучать! Ты сейчас же встанешь, упакуешь подходящие наряды и будешь ездить в Лондон каждую пятницу все следующие три месяца! Понятно я говорю? Успех твоего брата зависит от того, совершишь ли ты некоторые усилия, как вы и договаривались… или ты уже успела забыть? Господи боже, Паола! Чем я провинилась, что родила такое испорченное, капризное и неблагодарное создание, как ты? — С этими словами Франческа развернулась, вышла и сильно хлопнула дверью, так, как обычно это делала Паола.

Она сидела в полной тишине несколько минут после того, как Франческа ушла, она была так потрясена, что не могла двигаться. Никогда прежде Франческа не защищала Киерана. На самом деле она не выносила даже разговоров о нем или Амбер. И, разумеется, Паола не поняла, что открытие клуба заставило Макса испытывать чувство гордости своими детьми. Почему же он ничего не сказал? Почему мать назвала ее испорченным ребенком? Она не испорченная, она просто была смущена, и рядом не оказалось никого, с кем можно поделиться своими переживаниями. Паола положила голову на подушку и почувствовала, как что-то горячее и мокрое ползет у нее по щеке.


В Лондоне в тот же самый момент Киеран чувствовал себя немногим лучше. Последние несколько часов той ночи он провел на полу в квартире Вилла. Ему было стыдно показаться дома и увидеть Паолу, или Амбер, или Макса. Когда сделка по поводу клуба была завершена, Макс затеял большие перемены в собственном доме. Он решил переоборудовать комнаты для гостей на верхнем этаже в личные апартаменты для Паолы. Теперь, когда она собиралась приезжать в Лондон регулярно, как он сам говорил, ей нужно было место, где она сможет останавливаться.

Он оставался в доме Вилла еще два дня, к большому недовольству хозяина. Друг не понимал, почему Киеран не хочет идти домой. В воскресенье утром Киеран наконец вышел из дома, потому что ему было противно надевать на себя ту же самую мятую и грязную одежду. Киеран поймал такси и почувствовал, как от волнения у него сдавило живот. Но, когда он приехал домой, то узнал от Шиобан, что Паола уехала еще вчера. Макс заперся в своем кабинете и читал что-то к совещанию в понедельник, а Амбер, разумеется, была в своей квартире. В доме только Анджела. Он осторожно прошел мимо ее этажа. Он не мог и не хотел видеть мать в этот момент и исчез в своей комнате. Потом стоял под душем почти полчаса, надеясь, что сможет испытать подобие облегчения и на время избавиться от образов, преследующих его: рот Паолы, длинная блестящая завеса ее волос. Он резко выключил краны.

Шиобан сказала ему, что Паола будет приезжать на выходные следующие несколько месяцев. Он был так поражен и почувствовал такое облегчение, что даже забыл спросить служанку, откуда она узнала об этом. Он пожал плечами и вышел из дома, на душе у него сразу стало легче. Он извинится перед ней, объяснит, что это были всего лишь наркотики, возбуждение от вечера, и что такое больше не повторится никогда.


Паола ничего не сказала, просто сидела в дорогом новом кожаном кресле, которое Макс заказал для ее новой гостиной, и разглядывала свои ногти. Когда он закончил бормотать свои извинения, она только кивнула и сказала, что все нормально. Никаких проблем. Она не улыбалась, она едва решалась взглянуть на него. Он спиной вперед вышел из комнаты, ругая себя, чувствуя себя полным ничтожеством, чего уже давно с ним не случалось. Она уехала в клуб еще до него, ей надо было встретиться с друзьями в городе, он слышал, как она объясняла это Максу. Они пойдут поужинать, а потом она их приведет с собой. Хорошо, думал про себя Киеран, смахивая соринку с пиджака, по крайней мере, она согласилась приезжать и дальше. Диггер, Джейк и Вилл были вне себя в день открытия от того, каких роскошных молодых людей и знаменитостей ей удалось заманить в клуб. Последние слова Джейка были о том, что он бы желал, чтобы все так и продолжалось как можно дольше. Киеран выдавил немного геля на руку, провел рукой по волосам и бросил быстрый взгляд на себя в зеркало. Он никогда не обращал особого внимания на то, как выглядел. Высокий и широкоплечий. Уже этих двух качеств было вполне достаточно для того, чтобы иметь успех у девушек, даже если не учитывать его благородного происхождения. Теперь он пристально изучал себя: светлые каштановые волосы, коротко остриженные на висках, спадающая на глаза челка, ярко-голубые глаза, как у Амбер, прямой тонкий нос такой же формы, как у Анджелы, квадратная челюсть. Нет, внешне у них не было ничего общего с Паолой. Абсолютно ничего общего. Даже мельчайшего сходства — ни капельки. Возможно, они и не были кровными братом и сестрой вообще. Возможно, вполне возможно, что Франческа соврала. Он допускал это. Франческа способна на все. На этой более оптимистичной ноте он покинул дом.


От чего-то надо было отказаться. Что-то вот-вот должно было разрушиться. Хрупкое неустойчивое равновесие, в котором теперь проходила вся жизнь Бекки, было на грани полного провала, она чувствовала это. Чарли, Генри, ее все увеличивающиеся долги, безработица, вранье родителям о том, что она продолжает работать в галерее… В любую секунду все это могло открыться, надо было от чего-то отказаться. Чарли дал ей одну из своих кредитных карточек, просто чтобы она «могла держаться на плаву», как он выразился, уезжая на неделю в командировку в Сингапур. Бекки проверила баланс по счету и обнаружила, что на карточке было 15 000 фунтов стерлингов, которые она могла потратить, и буквально сошла с ума. Даже сейчас, после трех дней безумных трат, под кроватью стояли еще так и не раскрытые коробки и пакеты, набитые косметикой, шампунями и кремами, которые она просто не сможет использовать. Что-то в самой прогулке по магазинам, когда она могла не задумываться о тратах, совершенно лишило ее рассудка. Она говорила «да» буквально на все, что ей предлагали. И, конечно, в ту неделю, когда Чарли был в отъезде, Генри спал в огромной, мягкой семейной кровати, и спал хорошо, каждую ночь.

Через месяц после того, как ей была подарена эта карточка, Бекки с ужасом поняла, что не может позволить Чарли увидеть счета. Она поднялась рано утром совершенно случайно и была внизу, когда принесли почту. Она быстренько выхватила свои счета и отчет о расходах по карточке из стопки и мысленно отметила, что ей надо не забыть сделать то же самое и в следующем месяце. У нее не было ни малейшего представления о том, сколько она уже успела потратить. Ей казалось, что цифра в 15000 фунтов еще где-то далеко, потому что столько она потратить просто не могла.


Нет, что-то должно было случиться. Она больше не спала так крепко, как раньше. Чарли вернулся из Сингапура уже два месяца назад, и было совсем не похоже на то, что он скоро собирается куда-нибудь уезжать. Это сильно сбивало ее привычный ритм жизни. Бекки привыкла к тому, что Чарли то и дело ездил то в Штаты, то в Европу, то на Дальний Восток раза два в месяц или примерно так. Это давало им — ей и Генри — возможность предаваться привычным и очень приятным занятиям не каждый день, даже не каждые выходные, но часто. Возможности их встреч были достаточно непредсказуемыми, чтобы продолжать испытывать трепет и волнение, и в то же время достаточно частыми, чтобы не тосковать друг по другу и не впадать в отчаяние. Но теперь, когда Чарли оставался дома уже целых шестьдесят дней, она начинала испытывать беспокойство. Ах, если бы Генри был тоже безработным, это было бы просто прекрасно, с точки зрения Бекки. Но дела обстояли совсем не так. Он отправлялся на работу каждый день, что для нее означало, что увидеться с ним днем, когда Чарли сам был на работе, было невозможно. Она пыталась придумать, как бы ей организовать для себя выезд на выходные ради встречи с Генри, и уже даже успела сказать, что поедет куда-нибудь, с Амбер например, когда Чарли удивил ее. Он поразил ее до глубины души.

— Ты ищешь что-то, Бекки? — раздался его спокойный голос. Бекки стремительно обернулась. Было семь часов пятнадцать минут утра, она тихонько, крадучись спустилась вниз по лестнице, чтобы забрать почту до того, как он сам посмотрит ее. Это было шестого мая. Отчеты по счетам обычно приходили второго или третьего числа каждого месяца.

— Нет, я просто беру почту. Кофе? — бодро спросила она, надеясь, что не успела покраснеть.

— Что происходит, Бекки? — Чарли показал ей какую-то бумагу.

Она бросила взгляд на нее, и сердце ушло в пятки. Это был баланс по счету по кредитной карте. Кто-то, видимо Чарли, внимательно изучил каждую строчку отчета, подчеркнул расходы, проставил на полях вопросительные знаки. Красными линиями были подчеркнуты буквально все строчки. Счета за отели, счета за телефон — все. К ее ужасу, в глазах у Чарли стояли слезы. Бекки моментально все выложила, здесь и сейчас. Он вытягивал из нее каждую деталь. Сколько времени это все продолжается, когда в первый раз они это сделали, где, как. Ей казалось, что вопросы не закончатся никогда. А знает ли Амбер, что подруга спит с ее бывшим парнем? А родители знают? Какой он? Хорош ли в постели? Чарли плакал, стоя в холле в одном халате. Бекки затыкала уши. Звук его голоса был просто ужасным. Она никогда не видела раньше, чтобы Чарли плакал. Она никогда прежде не видела, как плачут мужчины.


Он ушел на работу и сказал, что они обсудят все это, когда он вернется. Бекки провела день, который, как ей казалось, тянулся бесконечно, сидя неподвижно в гостиной, глядя на экран телевизора, работавший с выключенным звуком. Иногда она спускалась вниз, чтобы заварить себе чашку чая. Ее сводили с ума мысли о том, что будет с ней дальше. Наконец в замке повернулся его ключ. Было шесть часов вечера. Он пришел домой раньше, подумала она с внезапным проблеском надежды.