Айрис ДЖОАНСЕН

ДОРОГА ДОМОЙ

1

На этот раз серого, как крыса, седана не оказалось на прежнем месте под деревьями.

И Элизабет Рэмзи, снизив скорость, с облегчением вздохнула. Только сейчас она осознала, каким сильным было напряжение. И вот в один миг, как воздух из проколотой шины, – оно покинуло ее.

Глупо. Страшно глупо с ее стороны. Вот и все, что можно сказать по этому поводу. Мало ли по какой причине припарковывалась здесь эта машина? Какой-нибудь охотник или безобидный птицелов приезжали побродить по лесу. Непонятно, с чего она вдруг так испугалась. Тем более здесь, на такой знакомой дороге. Дороге к дому. Дороге, которую она любила больше всего на свете.

Видимо, это нервозность, свойственная всем беременным женщинам, решила она и поморщилась от досады. Такой слабости от себя она никак не ожидала. Ей казалось, что после смерти Марка она превратилась в такое рассудочное существо… Элизабет удалось отогнать от себя мысль о Марке еще до того, как знакомая и привычная боль уколет ее прямо в сердце. Надо думать о ребенке. Только о ребенке и ни о чем другом. Нельзя вспоминать о Марке и об их прежней жизни.

Оторвав руки от руля, она провела ладонью по свободно выпущенной рубашке, под которой отчетливо вырисовывалась округлая выпуклость живота. Жизнь. Осталось совсем немного потерпеть. И тогда придет конец томительному одиночеству и для нее, и для ребенка. Едва уловимое движение под ладонью было ей ответом, и радостная теплая улыбка скользнула по ее губам. Такое впечатление, что Эндрю угадал ее мысли и попытался утешить.

Едва заметная улыбка все еще блуждала по ее губам, когда рука снова легла на руль. В конце концов не в меру разыгравшееся воображение принесло неплохие плоды. После волны паники пришло такое чудесное состояние покоя и радости! Но все же это большая глупость придавать значение таким пустякам.

Она уменьшила скорость, въезжая на старый мост. И ворчливое дребезжание настила служило еще одним напоминанием того, что за следующим поворотом уже будет виден дом. И как только, миновав мост, Элизабет свернула налево, ее взгляду и в самом деле открылся вид на мельницу и дом, что стоял возле нее. Волна покоя и уверенности накатила на нее. Каменный старинный дом, крытый черепицей, оставлял впечатление такой надежности, какого она ни разу не ощутила, глядя на современные особняки. Со своего сиденья она даже могла видеть дубовое колесо водяной мельницы, которую возвели первопоселенцы – Картрайты. Эта мельница и помогла им выжить. Колесо теперь стояло, неподвижно замерев на месте. Оно уже не шумело, разбивая серебряные струи стремительно несущейся реки. Тут же, на берегу, раскинулась роща. Листья на деревьях почти опали. Только сосны сохранили свой зеленый наряд. Зябко передернув плечами, Элизабет снова посмотрела на дом, который сулил тепло и уют, несмотря на приближавшуюся зиму. Последний поворот – и вот она уже почти у порога.

Увидев мужчину, стоявшего на каменных ступенях перед дверью, Элизабет окаменела. Она никогда не видела его раньше. Взгляд ее сразу же переметнулся к машине, которую он оставил у дороги. Это был темно-зеленый пикап, а не серый седан.

Развернувшись, Элизабет быстро подняла ветровое стекло и не стала открывать дверцу. Разыгралось у нее воображение или нет, но предусмотрительность никогда не помешает.

Ни в манере держаться, ни в походке мужчины, который направлялся к ней, не чувствовалось угрозы. Но и добродушным его нельзя было назвать. За его неторопливыми движениями угадывалась сила. Загорелое лицо оставалось спокойным и невозмутимым, но, как опять же показалось ей, незнакомцу приходилось прилагать немало усилий, чтобы скрыть сжатую, как пружина, внутреннюю готовность мгновенно отозваться на любое внешнее движение.

Наклонившись к окну со стороны ее сиденья, он окинул ее быстрым взглядом и заговорил чуть громче обычного, чтобы она могла расслышать:

– Хорошо, что вы так осмотрительны. Здесь довольно пустынное место. И это небезопасно для одинокой женщины. Я ждал вас.

Во взгляде его читалось столь напряженное внимание, что мысль о тонкой перегородке стекла, которая отделяла их,

Вызвала невольную дрожь страха. Его темные глаза сверкали под густыми бровями. И при виде скульптурных черт его лица и крепкой фигуры сразу возникало только одно определение: мужественный. Сильный. Настолько сильный и властный, что она пережила почти шок, осознав, какими широко распахнутыми глазами смотрит на незнакомца.

– Ради Бога, – нахмурился он, – не смотрите на меня так. – Голос его был грубоватый, с легкой хрипотцой. – Я не причиню вам вреда. Напротив, хочу помочь… – Он замолчал и глубоко вздохнул. – Послушайте, мне очень жаль, если я нечаянно испугал вас. Давайте начнем сначала. Меня зовут Джон Сэндел. Марк Рэмзи – мой двоюродный брат. Быть может, он когда-нибудь упоминал обо мне?

Джон Сэндел. Элизабет быстро опустила ветровое стекло:

– Ну конечно же, упоминал. Я очень рада, что все-таки познакомилась с вами. – Она нахмурилась. – Хотя представляю, как вас удивил мой прием. Вы не подумайте, что я такая пугливая. Это все из-за беременности. – Она открыла дверцу и попыталась выбраться наружу. С каждым днем это становилось все более трудным делом.

Джон подошел и без всякого усилия помог выйти.

– Ой, спасибо! Сейчас я только достану покупки. По дороге я заехала в супермаркет, где, собственно, и задержалась. Вам долго пришлось ждать?

– Нет, – брови его слегка нахмурились. – Хотя мне кажется, вам уже не стоило бы оставаться здесь одной. Раньше в этом не было ничего особенного. Но сейчас, когда…

– …я стала такой же необъятной, как дом, – попробовала закончить за него Элизабет, захлопывая дверцу и огибая машину. – Но это мой дом. Куда же еще мне ехать, как не сюда? – Она открыла багажник. – И к тому же я не одна. В двух милях ниже по дороге стоит ферма Споддингов. А у меня есть Сэм.

– Сэм? – тотчас насторожился Джон.

Она недоуменно посмотрела на собеседника, не понимая, что это его так встревожило. А потом догадалась. Марк как-то говорил, что он – единственный родной человек, который остался у Джона. Они были очень близки. И вполне естественно, что брату стало не по себе, когда он услышал о том, что в доме есть какой-то мужчина, ведь со дня смерти Марка прошло всего восемь месяцев.

– Сэм – это датский дог, по отцовской линии, а по материнской – Бог знает какая смесь кровей. Странно, что вы не видели его. Перед тем как уехать, я отпустила его побегать на воле.

– Вы продолжаете преподавать в Олбани? – спросил он, не давая ей взяться за сумки с покупками. – Ступайте в дом. Здесь довольно холодно. Тем более что солнце вот-вот сядет. Я сам все принесу.

– Вы останетесь поужинать? Я оставила на плите баранину. На двоих вполне хватит.

– К сожалению, я не могу задерживаться. Но с удовольствием выпью чашку кофе, если это не доставит вам беспокойства.

– Конечно, нет, – покачала она головой и начала подниматься. Отпирая тяжелую дубовую дверь, Элизабет обернулась к нему, и лицо ее озарила улыбка. – Вы даже не представляете, какое удовольствие мне доставит разговор с вами. Марк приезжий, и немногие знали, какой он был удивительный человек. И мне кажется, что после его смерти больше всего мне не хватало человека, с которым я могла бы поговорить о нем и который любил бы его так же, как и я.

Джон посмотрел на нее с тем же напряженным вниманием, какое она сразу успела отметить в нем.

– Я собирался тотчас поехать к вам. Но мне не дали разрешения.

– Как говорил Марк, вы почти всегда были в разъездах, и я решила, что и на этот раз вас тоже нет в Америке.

– Точнее не скажешь. – Джон достал пакеты с покупками. – И вот я здесь. Почему вы не идете в дом?!

Последние его слова походили скорее на команду. По его тону чувствовалось, что он привык отдавать приказы, которые безоговорочно выполнялись. В таком случае, кто же были те, кто не дал ему разрешения приехать на похороны?! Наверное, какие-нибудь шишки. Иначе они вряд ли бы могли заставить его делать что-то помимо его воли.

– Иду ставить кофе, сэр. – И, шутливо отдав честь, она шагнула в дом.

Во взгляде, которым он проводил ее, промелькнула теплота, смягчившая чеканные черты его лица.

– Знаете, Элизабет, я некоторое время служил в армии. Видимо, мне теперь никогда не вытравить из себя привычку командовать.

«Значит, – подумала Элизабет, – я угадала». Что неудивительно – под курткой угадывались широкие плечи и тренированное тело. И двигался он смело и решительно.

– А вам ее и не стоит вытравлять, – заметила она, оставляя дверь открытой, а сама прошла через холл в громадную кухню, которая тянулась вдоль всей стены дома.

Включив свет, Элизабет сразу потянулась к полке, где стояла кофеварка, в которую уже с утра она насыпала размолотый кофе, и тоже включила ее. Потом, встав на колени, чиркнула спичкой возле заранее сложенных дров. Пламя занялось в одну секунду. Выходя утром из дома, Элизабет в последнее время старалась все приготовить к возвращению. После целого дня, проведенного на ногах, сил хватало только на то, чтобы принять ванну и лечь в постель.

– Если вы скажете, куда все надо положить, я вполне справлюсь и с этим, – Джон Сэндел стоял в дверном проеме с тремя пакетами в руках.

– Поставьте сюда. Я потом разберу покупки. – Она вынула из пакетов только то, что надо было сразу убрать, и направилась к холодильнику. – А вы пока, если хотите мне помочь, можете достать чашки – они слева, на полке. Вам с молоком и сахаром?

– Нет.

– Я тоже пью без сахара. – Элизабет положила в холодильник яйца, молоко и масло. – Мне нравится кофе черный, как смертный грех. В последнее время мне приходится, чтобы не навредить ребенку, пить кофе без кофеина. И я соскучилась по настоящему бодрящему вкусу, от которого сразу крылья вырастают. – Разогнувшись, она машинально потерла поясницу. – Впрочем, учитывая, сколько я сейчас стала весить, потребовалось бы, наверное… – Она замолчала, увидев выражение его лица. – Что вы так смотрите на меня? Что-то не так?