Екатерина Дибривская - Домик разбившихся грёз

В кухне Алекс сразу устремляется к забитому под завязку холодильнику, а я медленно осматриваюсь. Кухонный гарнитур из белого глянца, хромированная техника, стол с высокими стульями, небольшой диванчик насыщенного бирюзового цвета, телевизор и стойка с горшечными растениями. Идеально, стильно и ничего лишнего.

— Предлагаю тебе на выбор: есть нежирный творог на сырники или запеканку, но можно приготовить омлет с брокколи и шпинатом. Сытно, полезно, вкусно будет и то и то. Чего ты хочешь?

Я уверена, что мне кусок в горло не полезет.

— Давай омлет, — выбираю то, что проще готовить.

Он кивает и, насвистывая, достаёт все ингредиенты.

— После инсульта я окончательно перешёл на правильное питание, — говорит невзначай и даже подмигивает на моё ошарашенное таким началом выражение лица. — Ну и вообще теперь стараюсь вести максимально здоровый образ жизни. Никаких, знаешь ли, вредных привычек, случайных связей, нервотрёпки…

— Давно? — всё, что могу заставить себя произнести.

— Около полутора лет назад, — он наливает в глубокую миску немного молока, насыпает цельнозерновой муки, щепотку соли и каких-то специй, — взобьёшь, пока я нарежу брокколи?

В глубокой прострации я подхожу и становлюсь рядом. Мои руки трясутся, пока бессвязный рой мыслей кучкуется в голове. Полтора года назад я только вернулась в Лондон, только начала приходить в себя после аварии. После… всего, что со мной произошло. Получается… Я ничего не понимаю! У меня ничего не получается!

— Из-за чего..? — мне тяжело сформулировать, потому что образ того Алекса, которого я знала, и образ того, которого я вижу сейчас, никак не вяжется с этим странным и пугающим словом «инсульт».

— В тот год, как ты, должно быть, помнишь, на меня навалились проблемы с бизнесом. Меня обвиняли по ряду статей, именно поэтому я был вынужден мотаться в Москву. Меня даже судили. Всё случилось достаточно неожиданно, я до последнего не верил, что всё происходит на самом деле, — он разбивает в миску несколько яиц и целует мой лоб, — мне жаль, что я был настолько самоуверен и ничего не хотел тебе говорить. Возможно, я просто боялся, что ты сочтёшь, что я не стою твоего потерянного времени, что это будет слишком для тебя, что ты захочешь пойти своей дорогой…

— Я бы никогда не оставила тебя в сложной ситуации, — раздосадованно качаю головой и закусываю губу. — Неужели ты думал, что я не окажу тебе поддержки, Алекс? Может, я и маленькая дурочка по твоему мнению, но я не плохой человек. Я же рассказывала тебе о маме…

— Знаю, малышка. Я сплоховал. Не хотел вешать на тебя свои проблемы, старался как-то разобраться со всем в одиночку…

— Тебя некому было поддержать? — вырывается у меня.

Я не должна спрашивать, потому что это не моё дело. Но меня больше всего интересует ответ на этот вопрос.

— Адвокат и мой близкий товарищ, — он внимательно смотрит в мои глаза, словно всё понимает. — Когда мы с тобой познакомились, я не жил с женой уже более семи лет. Около двух лет мы вообще не встречались. У меня есть сын, достаточно взрослый, чтобы жить отдельно. Постепенно всё уже шло к разводу. Когда наши с тобой отношения завязались, я поспешил довести начатое до конца. Я никогда не хотел тебя обидеть. И меньше всего я хотел, чтобы ты стала невольной участницей моей несложившейся семейной жизни.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я отвожу взгляд, и он тяжело вздыхает. Проходит за спиной, выкладывает в сковороду брокколи и пассерует с небольшим количеством сливочного масла. Сверху отправляются сочные и мясистые листья шпината.

— История с задержанием произошла внезапно. У меня не было возможности связаться с тобой, и я попросил о содействии в данном вопросе своего адвоката. Он и мой приятель вели своё расследование, в ходе которого выяснили, что ты — дочь Сафронова, моего главного конкурента, которого мы подозревали в подставе. С этого момента мой адвокат решил, что сможет меня обезопасить, и начал втирать мне левую информацию про тебя. Я провёл в следственном изоляторе два с половиной месяца. Давай миску.

Я тяжело сглатываю и аккуратно передаю ему яичную смесь. Смотреть на мужчину просто не могу, иначе не сдержу слёз. Я не сомневаюсь: он не лжёт. Зачем бы ему это было нужно? Но и я не придумала историю с сообщениями!

— Аль, когда меня выпустили, я пытался с тобой связаться. Твой номер уже был выключен. Я вылетел в Лондон первым рейсом, я так хотел тебя найти и всё объяснить! Первым делом я проверил квартиру. Конечно, тебя там не было… Я позвонил в офис и узнал, что тебя сбила машина… Дальше провал. Абсолютная пустота. Эта новость окончательно подкосила меня. Я слёг с инсультом. Долгие месяцы ушли на реабилитацию. Это звучит жалко и вовсе не является оправданием, но всё же…

— Всё в порядке, Алекс. Теперь я понимаю…

Ему не нужны оправдания. Произошла какая-то чудовищная ошибка, которая стоила жизни моему… нашему ребёнку, нескольких бесконечных месяцев боли, месяцев, которые мы провели вдали друг от друга. И в этом есть и моя вина. Ведь я же чувствовала, что что-то не так! Мне нужно было просто не принимать это всерьёз и дождаться нашей встречи, нашего разговора!

— Нет, действительно, Алевтинка, — перебивает он, прижимаясь ко мне со спины. — Я должен был сам связаться с тобой, убедиться, что с тобой всё хорошо, но, получается, что пустил всё на самотёк. А когда ты прислала мне письмо, я и вовсе счёл, что ты сделала правильный выбор…

— Какое письмо? — напрягаюсь я, и он крепко обнимает меня.

— Собственно, я уже понял, что кто-то постарался хорошенько испоганить мою жизнь. Мне очень жаль, что тебе тоже досталось, когда я так старался оградить тебя от всех проблем! Я обещаю тебе, что найду этих шутников и они ответят за каждую твою слезинку, но мне нужна твоя помощь, малышка. Теперь ты понимаешь, что должна вспомнить все детали, даже те, которые тебе могут показаться незначительными? Пожалуйста, Алечка. Только разобравшись с этой историей, мы сможем начать всё с чистого листа, иначе недомолвки так и будут разрушать наши отношения.

— Ты… — я запинаюсь, потому что даже верить боюсь, что всё это реально, — хочешь… Ты хочешь сказать, что мы…

— Даже не сомневайся, Аль. — он целует мою макушку. — Я же сказал, что больше никогда тебя не отпущу. Или у тебя есть весомые аргументы для отказа?

Он подхватывает мою руку, где ещё пару часов назад было чужое кольцо, гладит и сжимает пальцы, покрывая поцелуями шею.

— Алекс?

— Что, малышка?

— Я никогда не переставала любить тебя.

— Ты не представляешь, как я счастлив это слышать, Аль, — он резко разворачивает меня, направляя к столу. — Если меня чему и научил инсульт, так это ценить каждую секунду своей жизни! Присаживайся, я накладываю завтрак. И я рассчитываю услышать твою часть истории, начиная с того момента, как я улетел в Москву и оставил тебя в Лондоне…

За его веселостью скрывается много чувств. Он винит и корит себя за то, что не было его виной. Он переживает за то, что стало с моей жизнью, а я боюсь, что новость о том, что я была беременна, но потеряла ребёнка, послужит очередным ударом по его здоровью.

Возможно, я смогу подготовить его к такой новости. Не сразу. Когда разберусь, всё ли с ним в порядке. Сейчас это не первостепенно.

Главное, что я знаю: он не виновен в том, в чём я винила его. Главное, что теперь он рядом и планирует оставаться рядом. А остальное я как-нибудь переживу.

Я просыпаюсь от настойчивого гудения телефона и не обнаруживаю рядом Алевтину. Заставляю свой первоначальный страх, что она сбежала, замолкнуть на некоторое время и отвечаю на звонок.

— Мельченко! Ты совсем обалдел?! — сходу кричит в трубку Сафронов. — Где Александра?

— И вас с новым годом, Леонид Степанович! Аля? Она гостит у меня, вам абсолютно не о чем беспокоиться.

— Я тебе, сопляк, покажу — не беспокоиться! Ты нахрена мою дочь малолетнюю похитил? Страх потерял? У меня со всего офиса записи камер перед глазами, налицо — явное сопротивление! Ты какую игру ведёшь, пацан?

— Никаких игр, всё серьёзно. Аля в безопасности и находится здесь по доброй воле.

— По какой, нах, доброй воле? Ты вытащил её из здания и усадил в свою тачку даже без пальто!

— Это просто недоразумение, Леонид Степанович. Я даю вам слово, что у вашей дочери всё чудесно, она пребывает в добром здравии и прекрасном расположении духа. Как только она нагостится в моём доме, я сразу же отвезу её туда, куда она укажет.

Кажется, я начинаю терять терпение. Этот старый козёл — последний человек, перед кем я считаю себя обязанным отчитываться за свои действия. Я не питаю к нему ни единой, даже самой маленькой толики уважения. Он — отвратительный человек. И гораздо худший отец.

— Если она через час не будет дома…

— Не будет. — отрезаю я. — Алевтина — взрослая женщина и вольна самостоятельно распоряжаться своим временем.

— Александр, я прошу вас! — он повышает голос. — Не впутывайте девочку в наше противостояние. Вы просто не представляете, из какого ада мне пришлось её доставать. Вы же сам отец, пожалуйста, не играйте с моей дочерью. К сожалению, у неё уже имеется печальный опыт отношений с большой разницей в возрасте. Она с трудом пережила разрыв, я даже боюсь представить, что с ней сделал этот… любовничек! Мы решим все вопросы, просто, прошу вас, не впутывайте в это мою дочь.

Чёртовы откровения старика подобны приливу желчи. Они обдают горечью изнутри, отравляют разум, заставляют яростно сжимать кулаки, но при этом я чувствую себя бессильным. В то время, когда я больше всего нуждаюсь в выбросе отрицательной энергии, под рукой нет ни единого человека, на которого я мог бы её направить.