— А как у тебя прошло сегодня?

— Прекрасно. И детям очень понравилось, и взрослым. Даже нашей директрисе.

— У тебя что, конфликт с ней?

— Есть немножко.

— Посмотри, что я купил тебе в Стокгольме.

Давид встал из-за стола и вернулся с небольшим пакетом. В нем оказалось вечернее бледно-зеленого шелка платье.

— Думал, приеду, вечером сходим в ресторан. А пришлось сразу на работу. Хочешь, завтра где-нибудь поужинаем?

— Завтра будет день. — Я зевнула. — И спасибо тебе за платье.

У меня есть одно счастливое свойство: даже после бессонной ночи я могу встать в нужный час без всякого будильника. В половине восьмого Давид спал, зарывшись в подушку, я поднялась, бесшумно извлекла из шкафа джинсы, свитер и отправилась в магазин. Если нет времени на прогулки при луне, будем общаться за семейным завтраком.

Обдумывая меню, я бежала по пустынным субботним улицам, прикрывала ладонями лицо, спасаясь от колючих порывов ветра. На обратном пути ветер дул в спину и надувал куртку — казалось, я иду под парусом, как корабль. В пакете лежали сыр, буженина, стейки кефали (я заметила, что Давид любит рыбу). На десерт манго, мандарины, грейпфруты.

У подъезда мы столкнулись с Изой.

— Откуда ты? — изумилась она.

На Изе было черное кожаное пальто, серебристый с чернью шарф повязан так, чтобы скрыть красивую каштановую челку. Лицо бледное, без косметики.

— Из магазина. А ты?

— Я в церковь иду. Мы же вчера договаривались, я за тобой заходила.

— И что? — насторожилась я.

— Все спят. — Я видела, что Иза расстроена и мысли ее далеко.

— А что ты вдруг решила в церковь пойти?

— Ой, да не знаю, что делать. Сергей-то — помнишь я говорила про дом? — уперся и ни в какую. В прошлые выходные уже участки смотреть ездили. Один ему понравился. Но, по-моему, какой-то кошмар: узкий, длинный, одним концом упирается в шоссе и стоит целое состояние. Дом развалюшка, надо новый строить.

— А Катя с вами ездила? — спросила я.

— Кате не до нас, у нее роман с каким-то… Дома ночует через день. — Иза махнула рукой. — Куда идти-то, господи?! Только в церковь!

— Не огорчайся, Иза, может, он еще передумает.

— Не передумает, он упрямый. Ладно. — И она быстро зашагала по переулку.

Давид на кухне просматривал бумаги.

— К тебе кто-то приходил, — сообщил он.

— Иза, соседка. — Я торопливо выкладывала покупки.

— Она у тебя круглосуточно сидит?

— А ты не доволен?

— Просто спросил.

— Вообще она часто заходила… Но мы все равно отсюда уезжаем. Да и они, может, скоро переедут. — Я обмакнула стейк в жидкое тесто — кляр. — Ее муж собирается строить коттедж.

— Серьезные планы.

— Мама, с кем ты говоришь? — На кухне появился заспанный Денис. — О, Давид Михайлович! — Они поздоровались за руку. — Классно!

— Займись, пожалуйста, фруктами. Ты вроде умеешь, — попросила я сына не очень уверенно.

Денис чистил фрукты, Дод взялся сварить кофе, я разложила стейки на овальном блюде, приготовила тосты. Завтрак вышел красивым и вкусным. Сыновья обрадовались Давиду, тем более что каждый получил от него по шуршащему пакету.

— Мам, а тебе ничего не подарили? — наивно поинтересовался Илюшка.

— Не лезь, — оборвал старший брат. Кофе был непривычно крепким, но все равно я чувствовала, что засыпаю. Ночь после разлуки, пробежка по апрельскому утреннему холоду, вкусная горячая еда… Теперь хотелось положить голову на плечо Давиду и закрыть глаза. Вместо этого пришлось ехать смотреть квартиры. Сразу после завтрака позвонил риелтор, и Давид продиктовал мне несколько адресов: Большие Каменщики, Воронцовская, Земляной Вал — значит, жить мы будем в районе Таганки.

У подъезда дома, не дотягивающего до определения «сталинский», ждала девушка-риелтор — юное светловолосое создание.

— Лена, — невыразительно представилась она.

Дод промолчал, и мне стало неловко. Подъезд удивлял контрастами: просторный холл и узкие лестничные марши, низкие дверные проемы.

— Интересно, какой это год? — вполголоса спросила я. Мы стояли у лифта.

— Пятьдесят восьмой, — сразу ответил Давид. — Мы в таком в Тбилиси жили.

Мне очень хотелось узнать еще что-нибудь про Тбилиси, но мешало присутствие Лены.

Квартира находилась на шестом этаже. Возле двери, обитой дешевым малиновым дерматином, стояла хозяйка. У нее были волосы цвета спелой пшеницы и морковные губы. Я дала ей шестьдесят, а то и шестьдесят пять, причем возраст был заметен, но сказать о ней пожилая, а тем более старая, было невозможно. Просто женщина. Дод неодобрительно рассматривал входную дверь, а квартирная хозяйка завладела мной.

— Посмотрите, какой вид открывается из окна. — Она решительно повела меня через прихожую в просторную комнату, распахнула балконную дверь. С улицы потянуло болотной сыростью — почти под балконом протекала Москва-река. Окна квартиры смотрели на розовый офисный центр, похожий на романский монастырь, построенный из конструктора Лего. Чуть поодаль серели крыши и трубы Замоскворечья.

— Вот, старая Москва! Кстати, я забыла представиться: Ольга Григорьевна!

Комната с балконом была, скорее всего, гостиной: тут и там стояли высокие глиняные вазы с сухими букетами, такие же травы были изображены на толстом шерстяном ковре. На черном кожаном диване и креслах разбросаны маленькие овечьей шерсти подушки. Посередине стояла плетеная качалка. Помимо балконной и белых двустворчатых в переднюю в комнате были еще три двери.

— Здесь спальня, — кивнула Ольга Григорьевна на дверь слева. — А это… просто жилые комнаты.

Жилые комнаты были похожи как братья-близнецы: стенка, письменный стол, два стула. В одной стоял небольшой диван, в другой — кресла с такой же синей велюровой обивкой.

— Они раскладываются, есть даже ящики для белья.

Кухню и столовую соединяли две арки. В невысокую был втиснут овальный обеденный стол, так что один человек сидел на кухне, остальные — в комнате; другая арка, высокая и узкая, служила для прохода. В углу столовой в кресле сидел Давид и разговаривал с риелторшей Леной.

— Здесь у нас итальянский гарнитур, — тоном музейного экскурсовода сообщила Ольга Григорьевна, указывая на тяжелую лакированную горку, заставленную неизбежным хрусталем.

— Посудомоечной машины нет? — поинтересовался из угла Дод.

— Это ваш муж? — спросила Ольга Григорьевна удивленно, видно забыв про него.

Я молчала.

— У нас трое детей. Большая семья, — буднично сообщил Дод. — Ну что, нет машины?

— Нет.

— Существенный недостаток.

— У нас стиральная машина, два телевизора, видео…— перечисляла Ольга Григорьевна.

— В них невозможно мыть посуду, — оборвал Давид.

Лена отвела Ольгу Григорьевну к окну и заговорила напряженным шепотом. Похоже, уговаривала уступить в цене.

— Посмотри санузел, — посоветовал Давид. — Интересно.

В центре просторного санузла возвышалась нежно-желтая ванна, напоминающая формой цветок лилии. На стене — мозаичное панно: над спелыми ярко-оранжевыми персиками резвятся голубые бабочки. Идиллическая картинка отражалась в зеркале на противоположной стене. Казалось, в ванной царит лето. Я присела на желтый плетеный стул в углу у душевой кабины.

Неужели я буду жить здесь с Давидом? Умываться среди бабочек, потом завтракать в итальянской столовой. Понемногу до меня начал доходить смысл перемен: фактически я вышла замуж. Впереди новая жизнь, новые радости и обязательства, а прошлые…

Я подумала об Изе. Как она там, пока я предвкушаю счастливое будущее? Сражается с мужем-эгоистом? Пытается докричаться до дочки? Я вытащила мобильный. Трубку у Изы долго не брали, в конце концов телефон отключился сам. Я с досадой поморщилась, и тут в ванную вошел Давид.

— Кому ты звонила?

— Изе.

— Марина! Брось эти свои привычки!..

— Какие привычки? Иза — моя подруга!

— Сегодня наш день… — Он обнял меня, и я почувствовала себя первобытной женщиной, дождавшейся своего мужчину. Какое это было значимое властное чувство! Я задохнулась.

— Что ты? — Давид взял в ладони мое лицо, стал медленно целовать глаза, губы, щеки, потом какими-то потайными путями повел меня через кухню и столовую в спальню.

Я беспорядочно скинула одежду и упала в вишневые атласные простыни, в его объятия, в первобытность своего женского инстинкта…

Глава 9

Я медленно открыла глаза, увидела алые бархатные шторы, бронзовую люстру с хрустальными подвесками, рассмеялась:

— Дворцовое великолепие! Странная эта Ольга Григорьевна… И квартира у нее— просто лабиринт!

— Да нет, тут, в общем, все понятно. Хочешь посмотреть?

Квартира находилась в торце дома, и комнаты располагались неправильным каре: гостиная выходила на набережную, маленькая комната — в темный проулок, а все остальные — на мощеный двор монастыря с тяжелым пятиглавым собором посередине. На монастырских клумбах островками серел снег. С высокого крыльца собора медленно, крестясь и кланяясь, спускалась женщина в черном. Я подумала: если бы сейчас стала просить Бога, то только об одном. Чтобы ничего в моей жизни не изменилось.

Давид сидел в том же кресле, что и утром, читал. Я тихо подошла, присела на подлокотник. Он отложил книгу, посадил меня на колени, поцеловал в шею. Я положила голову ему на плечо и закрыла глаза, как мечтала сегодня за завтраком…

Проснулась я от того, что Давид говорил мне в ухо:

— Через полчаса… ну минут через сорок…

Оказалось, он разговаривает по телефону.

— К нам едет Сомов с Аней, — сообщил он, отключившись. — А тебе кто-то непрерывно звонит на сотовый.

Звонили конечно же дети — больше никому я не давала свой номер. Бедные… я про них и думать забыла.

К телефону подошел Денис, сурово поинтересовался:

— Ну что, все гуляешь? А Илюшка есть просит!

— Там же оставалось… — виновато пролепетала я.