Езжу я, конечно, ужасно. Спасает только то, что мои маршруты пролегают в основном по загородным трассам, вояж в Москву всякий раз тяжелое испытание. Но сейчас выхода нет: детям надо купить хороших фруктов.

Вернувшись в школу, я звоню Алле Викторовне и как ни в чем не бывало начинаю болтать на праздные темы: как проходит лето? какие планы? как настроение? Потом объясняю: со статьей не совсем удачно.

Алла вздыхает, но держится молодцом. Я извиняюсь: простите, что так протянули. Это не важно, тараторит она. Я не сидела сложа руки. Искала работу. По вашему совету попробовала себя в качестве офис-менеджера. Не мое, ушла через неделю. Бралась за художественный перевод, но… Языки-то я знаю хорошо. А по-русски не могу выразить. Как это называется? Косноязычие? Меня вдруг осеняет:

— А не хотите преподавать английский в моей школе?

— Хочу! — Она смеется. — Я и сама предложить собиралась, но стеснялась после этой статьи дурацкой.

— Тогда подъезжайте завтра часам к девяти.

И я диктую ей адрес.

Почему-то меня радует завтрашняя встреча с этой Аллой Викторовной. Настроение поднимается. Я выключаю свет в комнате, распахиваю окна и усаживаюсь в кресло. Какие запахи доносятся из вечернего сада! Вспоминаю, как год назад стояла в саду под луной и разговаривала по телефону с Давидом.

Я думаю о нем уже без грусти. Точнее, без той страшной животной тоски. Я сумела победить. У меня не было выхода. В таком состоянии не живут, а я обязана была жить. Ради мамы, ради детей. Да просто потому, что Бог дал мне эту жизнь и надо ей как-то распорядиться. Я улыбаюсь и вспоминаю его голос, немного странную манеру по телефону растягивать слова. Как чеховская Маша: сначала он казался мне странным, потом я жалела его… потом полюбила… полюбила с его голосом, его словами, несчастьями.

Я думаю о том, как я была счастлива, вспоминаю, как мы бродили по берегу Финского залива, гуляли по Мадриду или просто сидели вечерами в столовой Ольги Григорьевны. Мои воспоминания прекрасны и призрачны. Они похожи на кадры немого кино, на картинки в журнале «Нива» 1913 года. Они похожи на сны или, точнее, видения на грани яви и сна…

Утром я проснулась совершенно разбитая, в кресле. Посмотрела на часы — через полчаса приедет Алла.

Мне хотелось принять ее неформально, не как обычного соискателя. Поэтому, заслышав шум приближающегося автомобиля, я достала специально припасенные для такого случая конфеты и включила чайник.

Еще меня мучил вопрос, где нам лучше поговорить. В кабинете скучно. Хотя почему нет? Мы ведь не подруги, не приятельницы. На самом деле мне ужасно хотелось показать ей свою комнату. Она оценит!

Я так и не пришла ни к какому решению. Раздался стук в дверь.

— Заходите! — пригласила я.

В кабинет вошел Костя.

Быстро соображаю: «За деньгами. Молодец, понял все-таки, что нам ни к чему так часто видеться».

— Марина, доброе утро. Я не помешал?

— Садись, — кивнула на стул. — Что случилось?

— В общем, ничего. Просто мы вчера так и не поговорили.

— Ты же спешил. Сейчас я тебе все покажу и расскажу. — Я взяла со стола папку со школьными документами. — Вот, — протянула ему.

— Подожди, я не об этом.

— О чем же?

— Марин… Мы так странно расстались с тобой. Это было какое-то затмение, помрачение ума.

Я не выдержала:

— А Ева тоже результат помрачения ума? Или чего-то еще?

— Перестань. Цинизм тебе не идет.

— Ладно, Костя, давай не будем. Нам, к счастью, нет необходимости выяснять отношения! Видишь, я не сержусь на тебя. Вернутся мальчишки — увидишься с ними.

— Ты знаешь, я совсем не так представлял нашу встречу, — продолжал он гнуть свою линию. — Я думал, ты поймешь…

Тут дверь приоткрылась, и я увидела огненную голову Аллы.

— Марина, я не вовремя?

— Пожалуйста, подождите несколько минут.

— Не буду тебе мешать. — Костя быстро встал и продолжал почему-то вполголоса:

— Может, поужинаем сегодня вместе? Я заеду за тобой.

— Даже и не знаю… У меня ведь прием до десяти.

— Хорошо. Приеду ровно в двадцать два.

— Но зачем?

— Я же сказал: поужинаем.

— Объясни, ради бога, чего ты хочешь! Но он уже направился к двери и на пороге столкнулся с Аллой.

— Вы чем-то расстроены, Марина? — Усевшись на Костино место, она внимательно взглянула на меня. — Какой-то капризный клиент?

— Наоборот, совсем невзыскательный! Деньги заплатил и даже условиями не поинтересовался. Знаете, Алла, — я ушла от неприятной темы, — многие родители ждут, что язык в нашей школе будут преподавать иностранцы. Вы ведь англичанка без пяти минут. Справитесь?

— Я готова попробовать, но опыта у меня — сами понимаете.

— В этом-то и проблема. До сентября нужно составить план, программу. Она должна основываться на программах государственных школ, но в то же время быть насыщеннее, сложнее. Вам придется готовить документацию, закупать учебники, видеокурсы.

Оказывается, Алла приехала не с пустыми руками. Из ее сумки ко мне на стол перекочевывают учебники, рабочие тетради, кассеты. Аллина однокурсница сотрудничает с британским издательством, поставляющим на российский рынок учебную и методическую литературу.

— С этим проблем не будет, — убеждала меня Алла. — Закупим у них учебники на всю школу, тем более что оптовым покупателям они дают существенные скидки. Плюс к этому издательство организует для преподавателей краткосрочные семинары, курсы переподготовки.

— Отлично! Переговорите с нашими учительницами. А то они лучше спецшкольных учебников и не видели нечего.

— Я могу сейчас же позвонить в издательство!

— Да ладно, успеете. — Я хотела просто поболтать с ней. — Давайте попьем кофе. Идите сюда.

— О, какой у вас уголок! — рассмеялась Алла. — Вы стильная женщина, Марина! Красивая и стильная. И, голову на отсечение даю, сейчас из вашего кабинета вышла та самая любовь, которую вы упорно ставите на последнее место! Ну что, права я?

— Как сказать… Это бывший муж.

— И давно он стал бывшим?

— Давно. Пять лет уже.

— Пять — многовато, — задумчиво произнесла Алла. — А глаза у него такие, как будто только-только…

Глава 29

С замиранием сердца я ждала первого сентября. Вроде бы все получилось: здание готово, ученики набраны, сотрудники рвутся в бой…

А всего не учтешь! Я почти не сомневалась в неизбежности сбоев, каких-то текущих проблем. Другое дело — их масштаб. Какой кровью придется отделаться?

Днем первого сентября мое нетерпение достигло пика. Заканчивалась праздничная часть. Я выступила перед детьми, потом говорил Рыдзинский. Ольга привезла каких-то мужиков с телевидения, они снимали нас на камеру.

— Ты молодец, — шепнула Ольга, проходя мимо. — Сейчас мы спешим. — Она кивнула в сторону мужиков. — Вечером позвоню.

Дети разошлись на уроки, а я поднялась в свой кабинет, села за стол и сидела недвижимо. Ждала, что вот сейчас войдут — и начнется.

Через некоторое время дверь действительно распахнулась и на пороге возник Давликанов.

— Добрый день, Марина Ильинична. Ничего хорошего его внезапное появление не предвещало.

— Давно вы приехали, Степан Владимирович? — спросила я заплетающимся языком.

— С утра.

— То есть как?

— Инкогнито. Постоял в толпе родителей. Послушал речи, пообедал.

— И что скажете?

— Пока есть над чем работать. Ну, во-первых…

Обед, по мнению Давликанова, не соответствовал столь торжественному случаю, на празднике атмосфера была несколько напряженной, учителя и воспитатели чуть ли не побаиваются детей…

— Нужно работать с персоналом! Проводить тренинги, снимать психологический барьер. Вы же у Рыдзинского учились! А в холле что?! Искусственные цветы! Их место — в туалете!..

Дальше он поинтересовался, как обстоят дела с оплатой за обучение, и снова остался недоволен:

— Вы не в благотворительном фонде работаете!

Впрочем, уезжая, оставил зарплату (первую полноценную — значит, я выдержала испытательный срок!) и на прощание поцеловал руку. Я вспомнила, как в первый день сравнила его с русским барином. Давно это было…

В шесть собрала сотрудников на планерку:

— Какие проблемы?

— Да, в общем, никаких… — мялись они.

Я понимаю, что проблем много, просто девочки дорожат местом, боятся, что их уличат в беспомощности.

— Нет, — начала терпеливо объяснять. — Это не ваши личные проблемы, это проблемы школы. Мы будем их решать сообща.

Рассказала о замечаниях Давликанова, потом о своем видении ситуации.

— Цветы в холле заменим на живые, — засмеялась черноглазая Лариса Барышева, художница и историк. — У моей мамы комнатные цветы — хобби. Завтра могу любые принести!

Если б все проблемы решались так легко!

После планерки я пошла к себе, сняла специально купленный для этого дня костюм (прямое светло-серое платье до колен и короткий жакетик), вытянулась на кровати и мгновенно заснула.

Проснулась от телефонных звонков. Ольга, Иза, Анька наперебой поздравляли меня. Только что они видели в новостях репортаж об открытии школы-пансиона.

— Маришка, ты великолепна, — щебетала Анька. — Мои мужики передают тебе огромный привет и тысячу поцелуев!

— Почему они не показали Рыдзинского? — спросила я Ольгу.

— Не знаю. Снимали все подряд. Видно, твое выступление самое эффектное.

Последней дозвонилась мама.

— Мариночка! — Ее голос срывался и дрожал. — Умница! Жалко, отец не видит!

И я вдруг поняла, что для мамы я не только единственная дочь, но и ниточка, тянущаяся от нее к любимому мужу, моему отцу.

— Дочка, — прервала мама мои размышления. — Я хочу поговорить с тобой о вчерашнем.

Да, поговорить есть о чем. Вчера наконец произошла встреча Кости и мальчиков. Мы с мамой еле уговорили их.

— Зачем это нужно? — неожиданно выдал Илья. — Лично мне элементарно жалко времени.