Завтрак был самый что ни на есть банальный: яичница, кофе, бутерброды с ветчиной Дод съел целых четыре.

— С самого Стокгольма не ел ничего!

— Бедный мой Додик! Накормлю тебя сегодня — приготовлю праздничный обед! Или ужин?

— Наверное, ужин. С утра я в мэрию, потом в банк, дальше — в офисе до упора!

— Ты торопился в Москву из-за проблем с мэрией?

— Это не проблемы, — он усмехнулся, скорее взаимовыгодное сотрудничество. Я просто был польщены их предложением! Кстати, тебе звонила Настя?

— Какая Настя?

— Бухгалтер. Я дал ей на крайний случай твой телефон.

А я-то сочла Изу сплетницей!

Вскоре Давид ушел, быстро поцеловав меня в прихожей. Я чувствовала, что мысли его уже далеко. Что ж, каждому свое…

Разбалованная дачным укладом, я не спешила приниматься за дела. Сварила себе крепкий ароматный кофе, добавила в чашку сливок. Красиво клубясь, они окрасили напиток в благородный цвет слоновой кости… После такого даже пошевелиться лень…

В открытое окно неслись звуки и запахи лета… Нежданно-негаданно лето пришло и в мою жизнь. На смену суровому марту… или безжалостному ноябрю. Давид спутал времена, климатические условия, растопил сугробы, как внезапно появившееся яркое солнышко. Вот, оказывается, почему так называют любимых!

— Додик, ты мое солнышко! — произнесла я вслух и улыбнулась — вполне годится для финала мелодрамы. Можно было бы сделать стоп-кадр. Счастливый конец. Хеппи-энд…

Но жизнь — не мелодрама. Да и финала пока не предвидится. Я поднялась из-за стола.

Сначала нужно купить продукты, пока будет готовиться обед, суну белье в машину, а уборка напоследок.

И все, за что я только ни бралась в тот день, выходило легко и радостно! Пока гуляла по магазинам, припомнила хороший рецепт торта: на тонкий бисквитный корж выкладывается слой сливочного крема (можно и белковый, но терпеть его не могу!), дальше все это украшают половинками абрикосов, сваренных в сиропе, и заливают абрикосовым желе. Готовила я его ровно час, а вышло — произведение искусства. По крайней мере, на вид.

Я выложила торт на блюдо — как он смотрелся в интерьере нашей итальянской столовой! Жаль, что нельзя так оставить — желе должно застыть, да и крем испортится. Я спрятала торт в холодильник и принялась за Уборку.

Это занятие, безусловно, не дает таких же заметных результатов. Была пыль — нет пыли.

Кто это видит? Или зеркала: мой— не мой.. Интересно, зачем Ольга Григорьевна развела столько зеркал? Потакает самовлюбленным клиентам?

Мои размышления прервал телефонный звонок. Мама обиженным тоном интересовалась, что делать с моими вещами.

— Передай, пожалуйста, Георгию Николаевичу.

— Все-таки, Марина, — она сменила тон на пафосный, — так себя не ведут! И какой пример детям?!

— Да какой пример?

— Позвонил, поманил — и ты все забыла: мать, детей!

— Их-то кто поманит?.. Они мальчики — сами манить должны!

— Явится какая-нибудь и так поманит — все проклянешь! — пророчески завершила беседу мама.

Я повесила трубку и вернулась к зеркалам.

Сама не знает, чего хочет! То все переживала, что я одна, то дурной пример… То дай мне пожить с детьми, то ты нас бросила! Как только Ирина мирится с ее характером? Нет, с Ириной она себя так не ведет. Терроризировать удобно внуков, дочку, но не подруг…

Телефон опять зазвонил. Вот, еще что-то вспомнила! Я подняла трубку, но услышала голос Аньки.

— Наконец-то!.. Я тебе в день по три раза названиваю! — сообщила та, не отвечая на приветствие. — Ты занята сегодня?

— Да не очень. А что случилось-то?

— Заеду за тобой через полчасика. Не возражаешь?

— Приезжай, конечно, но…

— Поможешь мне в одном деле! Все, пока.

Через полчаса Анька стояла на пороге нашей квартиры. В маленьком платьице, но не черном, а светло-сером, выгоревшие соломенные волосы перехвачены широкой лентой, темные очки — вид самый что ни на есть решительный.

— Идем скорее, — торопила она.

— Ты не хочешь мне что-нибудь объяснить? Хотя бы символически? — уже в лифте поинтересовалась я.

— Прости, Мариш, что я так на тебя наехала. Помоги мне, ради бога, приготовить обед! |. — Праздничный? У тебя гости?

— Да нет, обыкновенный. Как ты меня тогда угощала.

— Ты в Германии встретила кого-то? — догадалась я.

— Как тебе сказать? Встретила…

— И теперь ему нужно готовить обеды?!

— Да не ему, не ему!

— Я не понимаю!

— Обед — Сомову! — рассмеялась Анька Радостно, но и смущенно.

— Ты же говорила, ему это не надо.

— Мы ведь никогда не жили вместе…

— А теперь?

— Вместе. Но это не надолго. Пока не приедет мадам.

— Ну а тот, из Германии?

— Марин, имей терпение!

В холле Анькиной квартиры сидела великолепная большущая кошка Астра: миндалевидные зеленые глаза, рыже-черная мозаичная морда, элегантная белая манишка. Смерив меня гордым взглядом, Астра поднялась и прошествовала в глубь квартиры.

— Да это не кошка, а львица! — поразилась я.

— Астра, иди сюда, кис-кис! — позвала Анька.

Но та только презрительно мурлыкнула.

— Сейчас мясо достанем, прибежит в два счета.

— Какое у тебя мясо?

— Говядина. На рынке покупала, тетка сказала: тут на первое и на второе.

Оказалось, Анька с утра ездила на рынок, накупила гору продуктов, а как приготовить из них обед, не знала.

— Вот из этой части сварим бульон. А к нему испечем слоеные пирожки с мясом и грибами. — Я уже замешивала тесто. — Изюминка рецепта в том, что мясо не проворачивают, а режут.

— Да, первое классное. А второе?

— Доставай комбайн. Из этого кусочка сделаем фарш, добавим лук, помидоры, зелень — готова начинка для перцев. Настоящее летнее блюдо! Помидоры у тебя есть? Укроп? Петрушка?

У Аньки было все, нужное и ненужное, — словом, впечатление такое, будто она и сама надумала заняться торговлей.

— Куда ты столько накупила? — рассмеялась я, но тут зловеще зашипела кастрюля с бульоном. — Пену снимай скорей!

— Как?

— Ложкой! Теперь посоли и попробуй.

— Почти безвкусный.

— Так он еще не сварился. Главное, нормально посолила?

— Понимаешь, я вчера купила курицу «гриль», сделала салат огурцы-помидоры. А Макс разозлился. Сказал, что это не дом, а забегаловка. Я только полуфабрикаты умею готовить.

— Ты же замужем была!

— Ну и что? Сначала мы вообще не готовили. А потом этим муж занимался. Он дома сидел.

— Слушай, а как это мадам преподнесла вам такой подарок? То пасет его день и ночь, а то уехала?

— Да я тоже не знаю подробностей. В общем…

И Анька поведала мне историю своих приключений.

В Германию она съездила очень хорошо Оно и понятно: мама, брат, племянница — все радовались ей, не знали, куда посадить, чем угостить, что показать. В честь любимой сестры Димка закатил праздник — позвал друзей.

— И вот один из этих друзей, Мартин, буквально запал на меня. Протаскался за мной целый вечер. Я сначала внимания не обращала. Потом (Димка устроил фейерверк у дома на лужайке) он подходит ко мне и предлагает: хотите, я вам Кельн покажу… Я согласилась… потому что выпила уже достаточно.

— Ну и что дальше?

— Покатались по городу, погуляли у Рейна, в баре посидели.

— И все?

— Не все, конечно. Но, понимаешь, мои родственники несказанно обрадовались такому повороту событий и как будто решили все за меня. Я должна продать квартиру в Москве, переехать в Кельн и, в конце концов, выйти замуж за этого Мартина.

— А он предлагал?

Он-то эти разговоры и начал, а они подхватили. Мать нам чуть ли уж не мебель в спальню присматривала… Перед моим отъездом Мартин всех позвал в ресторан: маму с мужем, Димку с Габи, мне серьги с сапфирами преподнес. И это вроде как помолвка, хотя на помолвку, если я не путаю, дарят кольцо. Ну ладно, это условности.

В Кельне меня закрутил радостный водоворот: я уверовала, что все так и будет. Приехала в Москву — скорее звонить по агентствам, продавать квартиру. Вечером позвонила Сомову. Он только услышал мой голос, сразу: сейчас приеду!

Я, конечно, такого не ожидала — он мне вообще не разрешал звонить домой. Приехал. Грустный, нежный. Я хотела ему все рассказать, но не смогла. Только в конце поинтересовалась, как это жена так спокойно его отпустила. И тут он кое-что рассказал. Скупо очень, но суть понятна.

На Ривьере они провели двадцать дней, и двадцать дней она закатывала ему истерики. То требовала развода и пугала, что наймет другого директора, то, наоборот: я тебя никому не отдам, ты мой муж, отец моих детей. Один раз припугнула каким-то мистическим наказанием… Вернулись в Москву— она давай с кем-то созваниваться и вскоре объявила, что летит в Красноярск. Зачем — неизвестно, но берет с собой дочку.

— И улетела?

— Улетела. Он ко мне перебрался и вообще стал как шелковый.

— Может, он все-таки разведется с ней?

— Не знаю. Фирму-то они не поделят. И Дети еще…

— Слушай, а Мартин?

— Ой, не напоминай, пожалуйста! Мать меня пилит день и ночь.

— Он сам-то звонил?

— Звонил… Сказал, что будет ждать сколько надо.

— Учти, что вечно ждать не будет никто!

— Да я понимаю. Но от меня ничего не зависит. Это что-то фатальное, я же говорила тебе!

«Мяу… Мя-а-а-у-у…» — послышалось вдруг из глубины квартиры.

— Что это с ней?

— А! — Анька махнула рукой. — Тоже история. Я ее когда в передержку отвозила, меня очень подробно расспрашивали: возраст, порода. Говорю: ничего не знаю, подобрала два месяца назад. Стали упрашивать: сделайте стерилизацию — уличная кошка, измучит вас. Стоит недорого — всего тысячу. Я согласилась, думала специалисты, им виднее. А она тоскует без котят: возьмет в зубы перчатку или носовой платок, носит по квартире, облизывает. И мяукает — так жалобно… Сердце рвется. Вот тебе и специалисты — лишь бы свою тысячу урвать. — Она вытащила пирожки из духовки, ткнула вилкой. — Готово, давай чаю попьем.