Донни сидел в кафе «Сода Шек». Единственное место в Хамптоне, где готовят по-домашнему. Он очень любил бывать здесь — каждое утро заканчивая тут свою пробежку, покупая газеты, местные и центральные, и заказывая, как говорила Джина Харт, свой большой «завтрак с белым хлебом». Каждое утро, ровно в десять, он ждал здесь свою жену Дженни, чтобы выпить с ней кофе и вместе поехать домой. И каждое утро он не был уверен, что она за ним заедет. Накануне ночью у них всегда происходил один и тот же разговор:

— Если меня не будет там в десять пятнадцать, значит, я плохо спала — не жди меня, — говорила Дженни.

— Я подожду. Там масса газет, чтобы убить время. Я буду ждать до десяти сорока пяти.

— До десяти тридцати.

— О'кей.


Донни посмотрел на часы: десять двенадцать. Приедет или нет? Этой ночью она плохо спала. Начало сезона. Перспектива пребывания в течение целого месяца в доме родителей всегда заставляет ее нервничать. Хотя за последнее время их отношения значительно улучшились. Это хорошо.

Донни попытался сосредоточиться на газетной статье. Ничего хорошего. Защитники природы истендского побережья борются с местными властями за сохранение побережья. Что удается с большим трудом.

Десять тринадцать. Донни вдруг стало одиноко. Он почувствовал, что очень соскучился по своей жене даже после часовой разлуки. Даже после шестнадцати лет совместной жизни. Даже несмотря на то, что зачастую она доводила его до сумасшествия. В такие минуты он не мог понять, как случилось, что он на ней женился. Наверное, они просто срослись друг с другом.

Он вспомнил события прошлой ночи, когда ее мать, Делорес, так сильно нагрузилась спиртным, что грохнулась на этих проклятых ступеньках на глазах у всех гостей. Это чудо, что она не убилась. Бедный маленький Луи! Бедная Дженни! Но что взять с пьяного человека? Никогда не знаешь, как поведет себя эта женщина. Во всяком случае, в подобной отключке он ее никогда не видел.

Донни попытался выкинуть из головы угнетавшую его сцену и переключиться на статью. В ней продолжался спор о необходимости строительства бассейна. Он пытался сосредоточиться, но мысли его постоянно перескакивали на другое.

При встрече с Гарри Хартом он узнал ошеломляющую новость — приехала Мадлен Олсен. Гарри должен был рассказать об этом своей жене, тем более что Мадлен наверняка будет сегодня у них на обеде. А Дженни? Как она отнесется к ее приезду? Будет ли она ревновать меня к той, с которой я когда-то учился в колледже.

Он ощутил боль в желудке. Проклятье! Язва давала о себе знать. Боль очень действовала Донни на нервы. Всю жизнь он старался вести здоровый образ жизни. «Стрессы. Постоянные стрессы. Очевидно, в них причина. И хуже всего — пассивные стрессы. Еще какие стрессы постоянно сваливаются на психиатра! Выслушивать вечные жалобы женщин на проблемы воспитания детей… О Господи, куда от всего этого смыться? Негде, абсолютно негде спрятаться». Жгучая боль в желудке не утихала.

Десять шестнадцать. Дженни, одетая в облегающий черный костюм, выглядела как модель, сошедшая с манхэттенского рекламного плаката. Кудрявые каштановые волосы стянуты яркой желтой лентой. «Осторожно, высокое напряжение!» — кричала ее внешность.

Дженни бросила на стул сумку и поцеловала Донни, прильнув к нему маленьким изящным телом.

— Я сделала это. И очень горжусь собой.

— Сделала что?

— Мне удалось проснуться вовремя и не опоздать. Сейчас я выпью кофе, подброшу тебя и отправлюсь на свои женские курсы.

— Дженни, мне так не хочется расставаться с тобой! Дженни улыбнулась и сделала знак Милли — официантке, которая их обычно обслуживала.

— Твой сын, — Дженни подчеркнула слово «твой», — сделал мне подарок. — Она вытащила из сумки и развернула черную тенниску, белые буквы на ней гласили: «Японцы тоже люди».

— Он такой же мой, как и твой. Будь выше Анны Квиндлен, — Донни подмигнул Милли, принесшей Дженни кофе и половинку грейпфрута.

— Послушай, не напоминай мне об этой чванливой, изъеденной молью ирландской католичке. Если она ведет колонку в «Нью-Йорк таймс», всячески расхваливая собственные достоинства, то это еще не значит, что она является мэтром в женском вопросе.

Дженни примерила тенниску прямо на свой костюм. Донни поцеловал ей руку, поочередно прикасаясь губами к каждому изящному пальчику. Кольцо с бриллиантом и итальянский браслет с изумрудами и эмалью. Подарок Биг Бена к свадьбе. Как давно это было. Каждый раз, прикасаясь к своей жене, Донни испытывал страстное желание. Какой бы она порой ни бывала, она никогда ему не надоедала. Она и Джина — две истерички.

Обед у Хартов. Джина, Дженни и Мадлен — все вместе. С ума сойти! Донни смотрел, как Дженни закуривает сигарету.

— Милый, мне необходим твой профессиональный совет. Речь идет о моей матери. Необходимо что-то предпринять. Давай встретимся за ленчем и обсудим эту проблему.

Донни кивнул, вздохнув при мысли, что спрятаться все равно не удастся. Покой ждет только в раю. Это ясно.


— Пожалуйста, не допусти, чтобы это была ошибка…

Рикки Боско всегда молился так тому, кто был там, наверху, и слушал его. Он никогда не произносил имени, вроде имени «Бог», но обращался к нему то и дело.

Рикки стоял на дороге, ведущей к дому, как часто это делал, стараясь увидеть свои владения глазами человека, который приехал к нему впервые.

Тридцать три акра лучшей бриджгемптонской земли! Бывший маленький польский фермер стал миллионером. Он всегда так мечтал об этом. Ему все еще не верилось в это чудо, хотя уже прошло немало времени. Его собственность за два года удвоилась.

Рикки Боско широко развел руки:

— Мое! — завопил он, обращаясь к своему Богу. — Все мое!

Он еще раз окинул взглядом сосновую рощу, фруктовый сад и поле, покрытое высоким цветущим льном. Рикки с гордостью демонстрировал всем свои владения. Он ужасно любил хвастаться своим богатством. Бывший простой фермер еще не успел вжиться в образ миллионера.


Он завернул за угол большого массивного дома и, выйдя из машины, быстро зашагал по направлению к подземному гаражу. Настоящий бункер. Неплохое укрытие на случай ядерного нападения. Такой громадный, что в нем может разместиться целый парк первоклассных машин. В гараже было уютно, как у жука под землей. Он вспомнил Катарину и Джоя Риверс, приезжавших к нему на уик-энд. Ему нравилось думать о Катарине. В конце концов он надеялся добиться своего.

Рикки отключил сигнализацию. Массивная стальная дверь гаража плавно открылась. Он сел в машину. В ней он ощущал себя, как в египетской пирамиде — так же спокойно. Машина полна сил и тайн. И ключ от них принадлежит ему. Он мог часами сидеть и вдыхать напоенный маслом и бензином воздух. Рикки выдохнул, ощущая истинное наслаждение. «Все мое! Почти сексуально», — подумал он.

Мэтч! Мысль о ней испортила ему настроение. Какого черта он вообще с ней связался? Она с трудом тянула на голливудский стандарт. Взбалмошная и непредсказуемая — никогда не знаешь, что она выкинет в следующий момент. Да и что можно ожидать от двадцатишестилетней женщины по прозвищу Спичка. Он даже не знал, было ли у нее другое имя.

Черт возьми! Что может быть общего между Мэтч и Катариной Риверс?! Катарина — дочь известнейших в шоу-бизнесе людей. Она училась в заведениях, названия которых Рикки даже не мог произнести. Она замужем за Джоем Риверсом, известнейшим кинорежиссером. Да, Мэтч может ему сильно помешать пробраться в высшие круги общества.

Рикки повернул ключ и очень осторожно завел мотор, освобождая машину от сна. Металлическое молчание наполнилось жизнью. В античном совершенстве форм автомобиля он чувствовал мощь, энергию и необузданную страсть. «Давай, малышка!» — Рикки всегда разговаривал со своими машинами так, будто это были созревшие чувственные женщины. Он соблазнял их прикосновениями, обольщая и упрашивая, чтобы потом твердыми и дерзкими руками подчинить своей воле, сделать готовыми для действия. Рикки наконец освободил мерцающую краской и никелем королеву из плена бункера и вывел ее под солнце.

Черт! Он увидел маленький изящный «порш», который он подарил Мэтч. Это была она — его подружка и массажистка. Как некстати! Но в то же время он подумал, что она все еще удивительно сексуальна. Из-за своих огненно-рыжих волос она действительно похожа на горящую спичку. Около шести футов ростом. Удивительно белая кожа, нетронутая солнцем, длинные ноги и соблазнительная большая грудь. «Суперкласс!» — с восхищением подумал Рикки. Полные красные губы и точеный носик. Она вызывала в нем раздражение и желание одновременно. Рикки зло рассмеялся.


Они познакомились два года назад. Вскоре после Дня памяти. С кем же он был тогда? Вспомнил, с Эдмундо. Они зашли перекусить в какой-то вонючий кабак на Одиннадцатой авеню, где вечно околачиваются всякие босяки. Он сразу заметил ее рыжие волосы. С ней был какой-то недоношенный щеголь. Интересно, что позже он стал работать у Рикки в гараже. Парня выкинули из колледжа, а звали его Джекки-кайф. Сейчас он присматривал за его автомобилями. И с тех пор прошло уже два года. Кошмар!

А началось все с того, что Эдмундо стал приставать к рыжей, намекая, что не прочь переспать с ней. Даже назвал ее проституткой. У них произошла настоящая потасовка, в результате чего Мэтч оказалась на тротуаре вместе с разбитой витриной. Рикки оттащил Эдмундо, швырнул на стол деньги и бросился к окну, чтобы помочь ей. Она сидела среди осколков стекла, похожая на маленькую девочку, и плакала.

— Он оскорбил меня! — сквозь рыдания проговорила она.

Рикки стало жаль ее. Она ему понравилась.

— Послушайте, мисс, если вы сейчас быстренько успокоитесь, вас ждет вознаграждение.

Она сквозь слезы посмотрела на него и вдруг улыбнулась.