— Луковицы! — Энни победно улыбнулась. — Я так и знала! — Она повернулась к Иззи и посмотрела на девочку с удовлетворенным видом. — Я с самого начала знала, что это цветы, просто даже ни минуточки не сомневалась.

Энни разделила луковицы и прикопала их снова, потом принялась за засохшие стебли многолетников. Она подрезала их садовыми ножницами почти до самой земли.

— Знаешь, что мне больше всего нравится в этой работе? Заплатить кому-нибудь, чтобы ее сделали за меня.

Энни засмеялась над собственной шуткой и продолжила работать. Она повыдергивала сорняки, заново посадила все луковицы. Под конец она занялась розами и аккуратно подрезала колючие стебли. Работая, Энни напевала. Она хотела выбрать песенку, которую бы знала Иззи, но ей ничего не приходило в голову, кроме песенки алфавита. И вот она начала напевать, растягивая букву за буквой и фальшивя.

Вдруг Энни нахмурилась, умолкла и посмотрела на Иззи, стараясь не глядеть на черную перчатку на ее руке.

— Боже мой, я забыла алфавит! Это, конечно, не страшно, ведь это всего лишь песенка, и наверняка я его быстро вспомню. — Она начала еще раз. — Ну вот, я опять застряла на том же месте!

Иззи медленно потянулась за совком. Ей не сразу удалось ухватить его двумя пальцами. После первой неудачной попытки Энни отвела взгляд, ей было невыносимо видеть тщетные попытки Иззи. Она неуверенно продолжила пение.

— Тьфу ты! Опять застряла! Ну, ладно, думаю, для одного раза мы достаточно поработали. Я умираю с голоду. Что ты скажешь насчет…

— О…

Лопатка выпала из рук Энни. Она посмотрела на Иззи. Девочка все так же стояла на коленях на земле, неумело выдергивая сорняки своими двумя «видимыми» пальчиками, словно ничего не произошло. Но это был великий и прекрасный миг, открывающий новые возможности.

Иззи заговорила!

Энни медленно выдохнула: «Спокойно, Энни, спокойно». Она решила вести себя так, как будто говорить — это так же нормально, как не говорить.

— А ты права. Дальше буква «О».

Следующие три звука произнесла Иззи, а Энни допела алфавит до конца.

Ее прямо распирало от гордости. Она заставила себя еще несколько минут повозиться с сорняками. Ей хотелось кричать от радости и прижать Иззи к себе, но она сдержалась. Она боялась, что может тем самым испугать Иззи, и девочка снова замолчит.

— Ну вот, — сказала она наконец, — у меня уже руки отваливаются. Жан-Клод — это мой фитнес-тренер в Калифорнии — сейчас бы мной гордился. Он вечно ругался, что я не потею. А я ему говорила, что если бы я потела, то не носила бы стильные вещи, которые стоят целое состояние. — Она вытерла вспотевший лоб. — В холодильнике есть лимонад и осталось еще немного курицы. Что скажешь, если мы устроим здесь пикник? Можно еще сделать молочный коктейль.

Иззи подняла на нее глаза, и Энни увидела в них слезы.

Она прижала к себе Иззи, и так они еще немного постояли, обнявшись.

14

Под потолком, покрытым пятнами и подтеками, клубился густой сигаретный дым. Ник стоял у открытой настежь двери в проеме длинной комнаты в подвале лютеранской церкви. К одной стене комнаты были придвинуты два стола с пластиковыми столешницами, на которых стояли кофеварки, пластиковые стаканчики и коробки с пакетиками сахара и сухих сливок. Перед автоматом для продажи колы стояли люди, еще больше народу толпилось около кофейника. Запах дешевого кофе смешивался с табачным дымом.

На складных металлических стульях сидели люди — кто-то расслабленно вытянувшись, кто-то примостившись на самом краешке сидений. Почти все курили.

Ник не был уверен, сможет ли он через это пройти, сможет ли войти в эту прокуренную комнату, выложить на один из этих дешевых столов свою беспомощность и позволить незнакомым людям ее анализировать.

— В первый раз это чертовски трудно. Напряжение — как перед первым сексом, только никакого удовольствия не предвкушаешь.

Ник оглянулся и увидел, что у него за спиной стоит Джо. На его лице, коричневом, как кожаный ботинок, появилась улыбка.

— Я надеялся, что ты придешь. Честно говоря, я-то все годы все-таки надеялся, что ты никогда здесь не окажешься.

— Жаль, что разочаровал тебя, Джо, — сказал Ник.

Джо сжал плечо Ника.

— Нет, Николас, я не разочарован, я тобой горжусь. Жизнь набросала на твоем пути немало камней, слабый человек давно бы сломался. Я не мог бы гордиться тобой больше, если бы ты был моим сыном. Если бы здесь была Луиза, она бы сказала: «Джозеф, обними этого мальчика», и я это сделаю.

Это был первый случай в жизни, когда Джо его обнял, а Ник и не знал даже, как на это отвечать. Сколько он себя помнил, он всегда думал, что с ним что-то не так, что ему не хватает чего-то очень важного в самой основе, и он всю жизнь боялся, что это заметят и другие. Он отгораживался от людей, которых любил, — от Кэти, Иззи, Луизы и Джо, боясь, что, если они увидят настоящего Ника, они от него отвернутся. Но Джо видел правду, он видел все слабости и недостатки Ника, и все равно он оставался рядом и говорил, что Ник ему как сын.

— Прежде чем тебе полегчает, сначала будет еще тяжелее. Ты только что прыгнул в глубину, и тебе покажется, что ты тонешь. Но я здесь, чтобы помочь тебе держать голову над водой, — сказал Джо, его темные глаза увлажнились.

— Спасибо, Джо.

Ник не добавил «за все», но Джо так его и понял.

— Ладно, пошли, — сказал Джо. — Давай сядем.

Они прошли в комнату. В следующие несколько минут входили еще люди, некоторые переговаривались между собой, другие — и это особенно бросалось в глаза — молчали.

Ник заерзал на стуле, от волнения он стал постукивать ногой по полу, и этот методичный звук еще больше усиливал его нервозность.

— Ник, все нормально, — тихо сказал ему Джо. — Почему бы тебе не пойти и не налить себе кофе.

— Точно.

Ник встал и направился к автомату. Найдя в кармане несколько монет, он купил кока-колу, открыл банку и стал пить. Утолив жажду, он вернулся на место.

Когда гул голосов стих и улеглась суета у автоматов, с места поднялся мужчина:

— Привет, меня зовут Джим. Я алкоголик.

Собравшиеся дружно отвечали, словно прихожане на воскресной мессе:

— Привет, Джим.

Джим вышел вперед и начал говорить. Сначала он прочел молитву «Господи, дай мне силы», потом сказал что-то про встречи, про двенадцать шагов и еще что-то про безмятежность.

Неожиданно со стула встала молодая женщина, высокая и худая как палка, с обесцвеченными белесыми волосами и восковой кожей. Заметно дрожа, она прошла вперед и остановилась, обведя взглядом собравшихся. Вид у нее был такой, будто она не ела целый год, и Ник достаточно долго проработал полицейским, чтобы увидеть в ней наркоманку со стажем. На внутренней стороне ее рук наверняка остались следы от уколов. Женщина затянулась сигаретой и тяжело выдохнула.

— Я Ронда, — сказала она нервно. — Я алкоголик и наркоманка.

— Привет, Ронда, — ответили голоса.

Она сделала еще одну длинную затяжку.

— Сегодня у меня седьмой день трезвости.

Послышались аплодисменты, несколько человек крикнули: «Молодец, Ронда!» Женщина вымученно улыбнулась и затушила сигарету.

— Я много раз пыталась это сделать. Но в этот раз все будет по-другому. Судья сказал, что, если я сумею оставаться чистой один год, я смогу увидеть сына. — Она помолчала и вытерла повлажневшие глаза, размазав по белой щеке тушь. — Когда-то со мной было все в порядке, я ходила в колледж, работала на полставки официанткой в шикарном ресторане. А потом я познакомилась с Четом и оглянуться не успела, как стала пить текилу и употреблять кокс.

Она вздохнула и уставилась невидящим взглядом перед собой.

— Я забеременела и продолжала пить. Мой Сэмми родился маленьким и с зависимостью, но он живой. Я должна была о нем заботиться, но я думала только о том, как напиться и заторчать. У меня был сын, но это не заставило меня бросить пить и нюхать. — У Ронды задрожали губы. — Не-ет, мне надо было еще сесть за руль пьяной. Добром это не кончилось. — Она шмыгнула носом и, справившись с собой, продолжала: — Так что я здесь, и на этот раз я настроена серьезно. Я сделаю все, чтобы снова увидеть моего сына. Так что я собираюсь завязать раз и навсегда.

Когда Ронда закончила, заговорил следующий, потом еще один мужчина, потом другой. Они говорили каждый про себя, но их истории были похожи — рассказы о потерях, обидах и боли, истории неудач и поражений, рассказанные людьми, которые прошли через ад на земле. Ник был одним из них, он осознал это в полной мере, и в этом открытии, в признании, что он не единственный, кто борется с пристрастием к выпивке, было что-то странно успокаивающее.


Иззи никак не могла заснуть. Она подошла к окну и выглянула наружу. За окном было темно, все казалось таким страшным. Только на черной поверхности озера светились белые пятнышки. Энни говорила, что это упавшие с неба звезды.

Иззи отвернулась от окна. С того дня, как Энни сказала ей, что папа не придет домой, Иззи жила в страхе. Вчера она стояла у окна и ждала папу так долго, что Энни подошла к ней.

«Иззи, я не знаю, когда он вернется домой, — сказала Энни. — Ты помнишь, я тебе говорила, что папа заболел? Врачи сказали, что ему нужно немного подлечиться и он поправится».

Но Иззи знала правду про врачей. Ее мама тоже побывала у многих врачей, и никто из них ей не помог. И ее папе они не помогут.

Иззи все никак не могла перестать плакать. Тогда она сказала Энни только, что скучает по нему. Но было много такого, о чем она не сказала. Она не сказала, что уже давно скучает по своему папе, не сказала, что мужчина с седыми волосами — это на самом деле не ее папа, потому что ее папа никогда не болел и часто смеялся. Она не сказала Энни, что думает, что и папа умер тогда, когда умерла ее мама, и что он никогда не вернется к Иззи.