Ник кивнул и посмотрел на дом.

— Иззи сейчас очень пригодился бы друг. От меня сейчас нет никакого проку.

— Это и мне пошло бы на пользу. Я сейчас немного потерянная. Было бы здорово оказаться кому-то нужной.

— Хорошо, — наконец сказал Ник. — И Лерлин не помешает отдохнуть от работы няньки. Они с Бадди хотели поехать в Бренсон, а поскольку Иззи исключили из школы… — Он вздохнул. — Завтра мне нужно будет забрать Иззи от Лерлин. Мы можем встретиться с тобой у ее дома, она живет в Рейнтри, ты помнишь, где это? У нее розовый дом с гномиками в палисаднике. Его трудно не заметить.

— Договорились. В котором часу?

— Скажем, в час, годится? Я могу встретиться с тобой в мой обеденный перерыв.

— Отлично.

Энни кивнула, потом села в машину, завела мотор и медленно поехала. Когда она, отъезжая, в последний раз посмотрела в зеркало заднего вида, то увидела, что Ник стоит и смотрит ей вслед.


А Ник еще долго, после того как Энни уехала, стоял на краю лужайки и смотрел на дорогу. Потом медленно вошел в дом, дверь захлопнулась за его спиной. Он подошел к камину и взял в руки фотографию. Он долго смотрел на снимок, потом поднялся по скрипучей лестнице в их спальню. Собравшись с духом, открыл дверь и осторожно вошел внутрь. Когда его глаза привыкли к полумраку, он увидел большую незастеленную кровать и горки одежды, разбросанной повсюду, увидел лампу, которую Кэти когда-то заказала по каталогу, и кресло-качалку, которое он сделал сам, когда родилась Иззи.

Ник поднял с пола футболку и вышел. Спустившись к своему одинокому дивану, он налил себе выпить. Он хорошо знал, как опасно использовать алкоголь для облегчения боли, но за последние месяцы все чаще прибегал к этому обманчивому утешению. Он сел на диван, откинулся на спинку, одним глотком выпил виски и налил себе еще. То, что они с Энни сделали сегодня вечером, ничего не меняет, и ему надо это помнить. Жизнь, которую она в нем расшевелила, была призрачной и мимолетной. Она скоро уедет, и он снова останется один, вдовец с травмированным ребенком, и ему надо найти способ жить дальше.


Когда Энни подъехала к дому отца, в гостиной горел свет. При мысли о том, что она предстанет перед отцом в два часа ночи, во влажной, измятой одежде, она поморщилась. Да от нее небось еще и пахнет сексом!

Она вышла из машины и пошла к дому. Как она и думала, Хэнк сидел в гостиной и дожидался ее. В камине весело потрескивал огонь, распространяя по полутемной комнате красноватый свет. Энни тихо прикрыла за собой дверь.

Хэнк поднял голову от книги и снял очки.

— Ну и ну…

Энни смутилась, стала разглаживать помятую одежду, пробежала рукой по волосам, надеясь, что в них не застряли травинки.

— Тебе не нужно было меня дожидаться.

— Правда?

Хэнк закрыл книгу.

— Беспокоиться не о чем, мне уже давно не шестнадцать лет.

— Ну, я и не беспокоился. После того, как позвонил в полицию и в больницу.

Энни села в кожаное кресло перед камином.

— Извини, папа. Наверное, дело в том, что я отвыкла отчитываться и предупреждать, где я и когда вернусь. Блейка это никогда не интересовало… — Она не удержалась от малоприятного признания и принужденно улыбнулась: — Я ездила в гости к старому другу. Мне следовало позвонить тебе.

— Да, следовало. С кем же ты встречалась?

— С Ником Делакруа. Помнишь его?

Хэнк забарабанил пальцами по обложке книги.

— Мне следовало ожидать, что ты там окажешься. В школе вы трое были связаны крепко, как шнурки от ботинок. Судя по тому, что я слышал, у Ника дела идут не очень.

Энни поняла, что Ник был лакомым кусочком для городских сплетников.

— Я собираюсь ему помочь. Буду заботиться о его дочери, пока он на работе. Думаю, ему нужно прийти в себя.

— Кажется, у вас с ним был роман, когда вы учились в школе? — Хэнк прищурился, ожидая реакцию дочери. — Или ты собираешься отомстить Блейку?

— Конечно нет! — быстро ответила Энни. Слишком быстро. — Ты же сам говорил, что мне нужно какое-то дело. Нужно чем-то заняться до тех пор, пока Блейк не одумается.

— Энни Вирджиния, этот парень — ходячая неприятность. Он тонет и может утянуть за собой и тебя.

Энни улыбнулась отцу:

— Папа, спасибо, что беспокоишься обо мне. Я это ценю. Но я собираюсь всего лишь сидеть с его ребенком, и это все.

— Это все? — Вопрос Хэнка прозвучал как суровое предупреждение.

— Ты же сам говорил, что мне нужно какое-то дело. Как ты думаешь, чем я могу заниматься? Я жена и мать, это все, что я умею, все, что я есть. — Она наклонилась вперед, жалея, что не может рассказать отцу всю правду, а именно: что она не знает, как можно быть женой и матерью в одиночестве. Поэтому она сказала то, что было максимально близко к правде. — Папа, поздно мне себя обманывать и поздно меняться. И если я не начну хоть чем-то заниматься, я взорвусь. Это занятие ничем не хуже других. Нику и Иззи моя помощь нужна.

— Кому сейчас нужна твоя помощь, так это тебе самой.

В ответ Энни рассмеялась невеселым смехом:

— Это у меня всегда плохо получалось, правда?

8

Энни откинула одеяло и встала с постели, все еще опутанная обрывками кошмарного сна. Это был все тот же сон, который снился ей много лет назад, а в последнее время вернулся снова. Ей снилось, что она оказалась в огромном особняке с множеством пустых комнат и отчаянно ищет выход наружу.

Когда она проснулась, ее первая мысль была по привычке о Блейке. Но его не было рядом с ней в кровати. И это была одна из новых примет ее теперешней жизни, к которым ей придется привыкать. Нет никого рядом, кто бы мог обнять ее после кошмарного сна. Энни уже с трудом верилось, что Блейк к ней вернется, а теряя эту зыбкую надежду, она чувствовала себя пустой внутри, как тростник, высушенный летним зноем.

Слезы жгли глаза. Прошлой ночью она впервые в жизни нарушила брачные клятвы, нарушила верность единственному мужчине, которого когда-то любила. И ужас этой ситуации состоял в том, что ему до этого нет никакого дела.

* * *

Ник уже собирался отлучиться на обеденный перерыв, когда поступил вызов — домашнее насилие на Олд-Милл-роуд. Дом Уивера.

Ник с досадой выругался, связался по рации с диспетчером и попросил позвонить от его имени Лерлин и передать, что он не сможет встретиться с Энни и Иззи.

Включив сирену и мигалку, он помчался по изрытой колеями дороге из города. Он ехал по извилистой Олд-Милл-роуд, которая граничила с лесом, проехал по бетонному мосту над серебристыми стремнинами реки Хох и наконец добрался до подъездной дороги. С изъеденного ветрами плавника свисал под опасным углом перекошенный, покрытый вмятинами почтовый ящик, заржавевший до такой степени, что приобрел цвет рыжей земли Джорджии. Ник осторожно свернул на узкую дорогу, прорубленную в густом лесу. Здесь, в глубине реликтового леса, сквозь деревья почти не проникало солнце, и даже в середине дня листва была зловеще тем ной. Грунтовая дорога вывела Ника на опушку — пол-акра земли на склоне холма, покрытого густым лесом вечнозеленых деревьев. На краю опушки примостился фургон — шаткий дом на колесах. При появлении Ника залаяли собаки.

Ник снова связался по рации с диспетчером, подтвердил, что прибыл на место, вышел из патрульной машины и направился к фургону. Держа одну руку на рукоятке пистолета, он прошлепал прямо по лужам и взбежал по деревянным ящикам, заменявшим ступени. Он уже собирался постучать, когда в фургоне раздался визг.

— Полиция! — крикнул он, распахивая дверь. От удара дверь стукнула о стену, и по всему фургону прошла дрожь. — Салли? Чак?

Собаки снаружи неистовствовали. Ник легко представлял, как они натягивают цепи, огрызаясь друг на друга в своем отчаянном желании добраться до чужака. Ник всмотрелся в полумрак и прошел вперед. Свалявшийся грязно-зеленый ковролин, замусоренный банками из-под пива и пепельницами, скрадывал звук его шагов.

— Салли?

В ответ снова раздался визг.

Ник пересек грязную кухню и вломился в закрытую дверь спальни. Чак придавил жену к стене, обшитой панелями. Она визжала, пытаясь защитить лицо. Ник схватил Чака за шиворот и отшвырнул в сторону. Пьяный удивленно охнул, пошатнулся и налетел на угол стола из прессованного картона. Ник развернулся, снова схватил его и надел на него наручники.

Чак растерянно заморгал, пытаясь осмыслить происходящее.

— Проклятье, Ники… — заныл он, с трудом выговаривая слова заплетающимся языком. — Какого хрена ты тут делаешь? Мы просто малость поспорили…

Ник подавил в себе острое желание врезать кулаком по мясистой физиономии Чака. Вместо этого он сказал:

— Оставайся на месте!

И ткнул Чака в спину с такой силой, что тот рухнул на пол, прихватив с собой убогую настольную лампу. Лампочка разбилась, и в крошечной комнате стало темно.

Положив руку на дубинку, Ник осторожно подошел к Салли. Она стояла, прислонившись к стене, платье на ней было порвано и забрызгано кровью. Ее нижнюю губу изуродовал порез, а на челюсти уже начал проступать лиловый синяк.

Ник уже и не помнил, сколько раз он здесь бывал, сколько раз он останавливал Чака, не дав ему убить жену. Это был плохой брак и задолго до того, как Чака уволили с фабрики, а после он и вовсе превратился в кошмар. Чак проводил весь день в таверне Зоуи, поглощая пиво, которое было ему не по средствам, и зверея. К тому времени, когда парень вываливался на нетвердых ногах из бара и добирался до дома, он был зол, как собака со свалки, и, когда Чак въезжал на разбитом пикапе на свою подъездную дорогу, он уже был опасен. А под рукой была только его жена.