Глава 13.

На рассвете самолет Берты приземлился в Стокгольме.

В это раннее утро солнце пробивалось сквозь серый щит затянутого облаками неба, в воздухе витал запах кофе и первой застенчивой зеленой листвы. Все это смешивалось в обволакивающий и сладковатый вкус весны, тот самый вкус, который подталкивает нас к изменениям, к чему-то новому. К хрустящей обложке новой книги, вороху новых чарующих платьев, путешествию в новое кафе на соседней улице.

Берта была полна решимости изменить свою жизнь, работу, отношение к самой себе и окружающим.

В ее новом доме с вишневыми ставнями в Баварии фрау Матильда помогла ей составить гардероб из волшебных сундуков времен бабушкиной молодости. Часть нарядов обновили, переделав по вкусу Берты, и теперь она выглядела обворожительно. На работу в городской архив шла красивая молодая женщина, утонченная и женственная. На ней была яркая гранатовая юбка, которая покачивалась при ходьбе, как лепестки тюльпана, белоснежная блузка.

Янтарные волосы были заплетены в тугую косу и перевязаны лентой.

Решительность никогда не была сильным качеством ее характера, но сейчас Берта шла таким решительным шагом, что, казалось, вбивала туфлями гвозди в набережную озера Меларен.

Берта уже так явно представляла себе счастливую и уютную жизнь в доме, затерянном у подножия завораживающих Альп, что ее работа сейчас воспринималась ею как легкий соломенный шалаш, который нужно было смести со своего пути. Ей хотелось сразу пройти в кабинет начальника отдела и лишь затем, оборвав эту тягостную прочную нить, поделиться с коллегами своим предвкушением счастья и перемен.

Но ее появление оказалось слишком неожиданным. Еще никогда прежде коллеги не видели Берту такой элегантной, красивой и радостной. Она возвращалась с похорон, и все готовились утешать ее, ободрять, предлагать свое сочувствие и помощь наперебой друг другу, как румяные от мороза продавцы угощают пирожками на рождественской ярмарке. А Берта вошла сияющая, как благоухающий цветок, и сотрудницы не были готовы к этому.

Такова женская натура – иногда женщине проще проявить сочувствие и сострадание, чем восхищение.

Но все же одна коллега особенно дружелюбно относилась к Берте и встретила ее очень ласково:

– Как ты, дорогая? Как все прошло? Я рада, что тебе уже лучше! – просто и искренне поприветствовала Берту фрау Хельга.

Она всегда носила твидовые костюмы с юбкой-карандаш и пудровые туфли-лодочки, являя собой образец сдержанности и изящества. Волосы, которые она убирала высоко на затылке, были уже чуть-чуть присыпаны сединой, словно яблочный пирог сахарной пудрой.

– Благодарю Вас, фрау Хельга! – с улыбкой ответила Берта, ставя сумку на стул. – Все прошло спокойно. Я еще не в полной мере осознала нашу утрату. Пока что мне кажется, что бабушка Луиза рядом со мной и поддерживает меня. Она была очень мудрой и доброй женщиной.

– Подскажите, пожалуйста, шеф у себя? – вежливо осведомилась Берта у секретаря.

– Да, прошу вас, проходите, – ответил ей молодой юноша-студент, который проходил здесь стажировку. От Берты не укрылся его восхищенный взгляд, и это только добавило ей уверенности. Дверь плотно закрылась, и до коллег долетали только обрывки разговоров. В завершение беседы они услышали громкий и возмущенный голос шефа:

– Променять Стокгольм, блестящий деловой город, на какую-то деревушку в горах!

Однако он взял себя в руки и сухо добавил:

– Впрочем, это ваше личное дело. Я все подписал, можете забрать все ваши бумаги.

Берта вышла от него ничуть не расстроенная и не смутившаяся. Все в недоумении переглядывались между собой. Куда пропала прежняя зажатая и робкая Берта?

Берта, заметив, что наступило время обеда, с удовольствием пригласила всех в соседнее кафе и там, за чашечкой вкуснейшего кофе с марципановым печеньем, поведала коллегам о своих мечтах и планах, о безмятежной

жизни в уютном баварском домике, изредка потревоженном лишь пением скрипок и горных ветров.

На нее орехами сыпались вопросы: «А на что ты будешь жить? Где работать? С кем общаться?» Но для Берты все эти вопросы казались орешками Золушки, а под каждой скорлупкой пряталась возможность. Цель. Мечта.

Она чувствовала сердцем, что поступает правильно, и что главное – это найти в себе смелость приоткрыть свой сундук с мечтами и трудиться, а дальше… Дальше все сложится, как красивейшая флорентийская мозаика. Она готова была к поискам работы и возможным трудностям.

Но сейчас она училась плыть по течению жизни.

Училась доверять.


Глава 14.

Джонатан ехал из аэропорта в дом, где жили его отец с мачехой. Отец написал ему письмо и попросил приехать, а Джонатан знал, что тот не стал бы беспокоить по пустякам. Поезд шел медленно, мерно стуча колесами по рельсам, и перед Джонатаном, как в замедленной съемке, мелькали воспоминания из его детства и юности.

Он родился в пригороде Стокгольма, усеянном небольшими домами, наполненными белой мебелью, легкостью, воздухом и дружбой. Родительский дом стоял на холме, откуда открывался вид на долину и Балтийское море, и по утрам маленького Джонни будил крик чаек, потревоженных ветром или солнечными бликами.

Отец Джонатана, крепкий и решительный высокий мужчина, имел благородную внешность: отличную осанку, правильные черты лица, смелый открытый взгляд. Немудрено, что он покорил маму, как и многих других девушек в городке.

Мама, напротив, имела очень мягкий и добрый нрав,

была хрупкой и женственной, но очень сильной духом.

Дом она вела радостно и легко, и во всем чувствовалась

ее любовь: от разбросанных повсюду самодельных нарисованных открыток до веселых ярких занавесок и вкусных завтраков.

У Джонатана сохранилось много счастливых воспоминаний. С двумя младшими братьями и толпой соседских ребятишек они устраивали гонки на велосипедах, играли в футбол, жгли костры и пекли картошку. Ловили в пруду головастиков и смотрели, как те превращались в лягушат. Придумывали целые приключения, рисовали карты сокровищ, забирались на деревья, гуляли в лесу. Не было и дня, чтобы летом ребята вернулись домой вовремя, или чистыми, или и то, и другое вместе.

Но мама редко бранила их за это – детство должно быть настоящим: с ветром в разгоряченной голове, пением лесных птиц, со вкусом дикой земляники и запахом костра.

Часто дети заставали родителей за поздним ужином. Папа включал классическую музыку, и они ужинали, пили чай и разговаривали. Иногда мама не выдерживала и вставала покружиться в импровизированном вальсе, и широкая длинная юбка ее платья развевалась и кружилась

вместе с ней.

Когда Джонатану было 15 лет и он учился в старших классах колледжа, мама уехала утром на велосипеде в город и не вернулась.

До сих пор неизвестно, то ли водитель машины отвлекся на телефон, то ли солнце ослепило его или так было суждено. Даже упав с велосипеда и разбившись о каменную мостовую, мама была красива и безмятежна, как будто слушала вальс в своем теперь уже вечном сне.

И отец, и дети горевали долго и безутешно.

С домом и приготовлением еды они справлялись и сами, а вот видеть маму, слышать ее утешающий голос, любоваться тем, как грациозно она танцевала, кружась по дому, или с выражением читала вслух книги, смеясь и плача вместе с ними – о, сколько бы они отдали за это!

Отец прожил вдовцом семь лет, а затем повстречал Хелен – жизнерадостную, рыжую, улыбчивую, еще молодую женщину. Она, как и отец, работала юристом, и постепенно их дружеские встречи с обсуждением очередного громкого дела стали затягиваться допоздна, а затем и вовсе переместились на домашнюю территорию. Поженились они быстро, и детям пришлось привыкать к новым семейным

обычаям, а точнее, к их отсутствию.

Хелен очень ценила практичность, поэтому тщательно

прибрала дом, оставив в нем только самое необходимое. Дети стали скучать по разнообразно убранному и украшенному дому. У камина вечером нечем было укрыться, потому что «пледы собирают пыль». Красивая фарфоровая посуда была роздана соседям, потому что «за ней сложно ухаживать».

Единственное, что не отдал мачехе Джонатан, – это мамину библиотеку. Годами мама тщательно собирала красивые издания художественной литературы и бережно хранила их в зеркальных шкафах, проветривая книги самым лучшим образом – постоянным чтением.

С годами тоска по маме притупилась, как острый нож при частом использовании. Но стоило Джонатану вспомнить о ней, тоска накрывала его с новой силой. На этих волнах то светлой грусти, то глубокой печали он плыл к интуитивно верному выводу: ему хотелось создать семью с женщиной, похожей на маму. Главное – характером.

Понравилась бы маме Берта с ее глубоким умом и щедрым сердцем? Непременно.

А Марта?

Джонатан почувствовал, что у него заныло под лопатками.

Марта была слишком своенравна, независима, легкомысленна. Она понравилась бы мачехе, Хелен.

И, осознав это, Джонатан тяжело вздохнул.


Глава 15.

Мелодичный звон будильника разбудил Марту рано утром.

Она потянулась в своей любимой постели у окна, раздернула шторы и мечтательно улыбнулась. Небо ослепляло сапфировой синевой, солнце щедро делилось своим теплом.

После насыщенной рабочей недели ее ждал чудесный выходной. Море, солнце, друзья, Джонатан. Веселье, музыка, смех, коктейли, ленивый, беззаботный отдых. Хоть бы друзья снова не начали задавать ей и Джонатану навязчивые вопросы: «Когда у вас помолвка? В какой стране вы планируете жить? Сколько детей вы хотите?»

Все эти вопросы раздражали Марту. Это их личное дело, и они не обязаны ни перед кем отчитываться. По крайней мере, так она отвечала всем любопытным. На самом деле у нее не было ответов на эти вопросы.

Любила ли она Джонатана? Сложно сказать. Когда ее спрашивали об этом подруги, восхищаясь им и завидуя ей, она недоуменно пожимала плечами.