Она одержима стремлением создавать уют и делать жизнь Мартина и детей абсолютно безоблачной. Их желания — смысл всей ее жизни. Если бы Майк сказал: «Кэрри, принеси-ка мне чего-нибудь выпить», то моим ответом, скорее всего, было бы: «Тебе надо — ты и иди!» Гарриет такое не может даже присниться. Как только у кого-нибудь пустеет стакан или тарелка, Гарриет сразу же хватает посуду и несет ее на кухню. Обычно я не выдерживаю и говорю ей: «Пожалуйста, давай я тебе помогу». Но в ответ всегда слышу: «У тебя руки заняты Томом. А мне совсем не трудно». Неудивительно, что она такая худая — она постоянно находится в движении, обслуживая свою семью. Стоит только раздаться крику Арнольда или Сидни, которые плещутся в бассейне: «Мам, принести мне попить!», как она откликается: «Конечно, солнышко!» — и вскакивает с места.

Вчера мне настолько надоела ее постоянная беготня, да и руки у меня так чесались от желания отшлепать ее мальчишек, что я не выдержала и спросила Гарриет, почему бы не заставить их самих сходить на кухню за лимонадом.

— Но зачем? — У нее даже глаза расширились от удивления. — Мне так нравится ухаживать за ними.

Я обнаружила еще одну причину, почему Гарриет не толстеет. Она ничего не ест. Когда мы выбираемся в ресторан, я каждый раз наслаждаюсь каким-нибудь новым для меня блюдом восхитительной французской кухни. Что-нибудь вроде тонко нарезанного картофеля с пряным соусом, да еще и с сочным мясом. А рядом со мной сидит Гарриет и равнодушно водит вилкой по листьям салата, сиротливо лежащим на ее тарелке. В такие моменты мне так и хочется сказать ей: «Давай же! Закажи себе огромный десерт и, пожалуйста, напейся!» Но она никогда этого не сделает. Ей ведь необходимо вставать ни свет ни заря, чтобы приготовить завтрак Мартину и мальчикам.

Каждое утро у нас происходит что-то вроде соревнования: кто первым спустится в кухню. Из-за Тома я, конечно же, просыпаюсь первой. Но каждый раз, дав ему первую утреннюю бутылочку молока, я стараюсь убаюкать его еще на часик. В результате засыпаю сама, а он в это время ползает по полу. Естественно, когда мы, окончательно проснувшись, появляемся в кухне, Гарриет уже принесла из булочной свежий хлеб, накрыла на стол и встречает нас с кофейником в руке. Из-за нее я чувствую себя ненужной. Вот она — самая настоящая домохозяйка.

Майк почти все время проводит в бассейне с Ребеккой. С тех пор как помирились, мы еще ни разу не занимались любовью. «Возможно, это из-за того, что я ложусь спать гораздо раньше Майка», — успокаиваю я себя, втирая в кожу очередную порцию крема для загара. И потом, он очень много пьет. Каждый вечер он до поздней ночи пьет бренди вместе с Мартином. А у меня глаза слипаются уже в одиннадцать часов — мне ведь приходится рано вставать, чтобы покормить Тома. Конечно, это здорово — отдыхать в таком очаровательном месте, но, по правде говоря, мне никак не удается по-настоящему расслабиться. Я все время помню про бассейн и поэтому не могу ни на секунду выпустить Тома из поля зрения. А он каждый раз, когда я пытаюсь почитать, устремляется прямиком к воде. Я очень боюсь, что он сгорит на солнце, и пытаюсь заставить его носить панамку, но мои усилия практически бесполезны. Том ее немедленно снимает. Кроме того, он больше не хочет спать по утрам и очень громко возмущается, когда я пытаюсь его уложить. Возможно, это потому, что вокруг происходит столько всего интересного и малыш не хочет ничего пропустить.

Ребекка совершенно потеряла голову от Арнольда и Сидни, которые разрешают ей участвовать во всех своих развлечениях. Они вместе играют в крикет в саду или плещутся на надувных матрасах в бассейне. Мартин часто играет вместе с ними. Этот человек просто не в состоянии сидеть на одном месте. Я чувствую себя счастливой, когда могу просто полежать у бассейна, Мартин же хочет, чтобы мы что-нибудь делали. Вот и сейчас он кричит нам с другой стороны бассейна: «Эй, ребята! Пошли, сыграем в крикет!» «О господи! — прошептала я тихонько. — Исчезни!» А Майк немедленно присоединился к их компании. Такое ощущение, что он согласен на что угодно, лишь бы не оставаться вдвоем со мной.


Четверг, 21 августа

Вчера мы решили выбраться куда-нибудь все вчетвером. На вечер мы наняли женщину, которая может посидеть с детьми и прибраться в доме. Последнее, по-моему, совершенно бесполезно, так как за порядком и чистотой неусыпно следит Гарриет. В пяти милях от нашего дома есть совершенно восхитительный ресторанчик, расположенный в старой мельнице. Мы заказали столик на террасе. Все были в приподнятом настроении. Я так довольна своим загаром, что почти без проблем смирилась с тем, что Гарриет выглядела ослепительно в красном шелковом платье с открытой спиной. Бледно-голубая рубашка подчеркивала темный загар Майка. Он был восхитителен. С легкой горечью я подумала, что он и Гарриет могли бы быть очень красивой парой.

У Мартина слишком светлая кожа, поэтому он не загорел, а только очень сильно покраснел. Его везде можно было узнать по ярко-розовой сверкающей лысине.

Мы заказали вино и углубились в меню. Гарриет даже выразила желание попробовать улиток. Постепенно разговор зашел о политике. Мартин, убежденный тори[37], громогласно возмущался состоянием экономики. Майк начал его подначивать, и я тоже вмешалась в разговор. Гарриет молчала. Внезапно, в ответ на одно из особенно возмутительных замечаний Мартина о безработице, она сказала: «Уверена, это не потому, что они в принципе безработные. Все дело в недостатке опыта, ведь так?» — «Гарриет, — раздраженно сказал Мартин, — помолчи, а? Ты же совершенно не представляешь, о чем идет речь. Так вот, Майк, — продолжил он свою мысль, развернувшись к жене спиной, — что ты думаешь о процентных ставках? Они поползут вверх? Или будут опускаться? По-моему, тебе нужно решить, куда вложить деньги. Я тут знаю одного парня…»

Я взглянула на Гарриет и увидела, что ее глаза наполняются слезами. Она отбросила салфетку, неловко выбралась из-за стола и бросилась в туалет. Майк с удивлением поднял глаза от тарелки, потом перевел взгляд на меня. Я пожала плечами и пошла за Гарриет. Мартин продолжал болтать, ничего вокруг не замечая.

Гарриет стояла, нагнувшись над раковиной, ее плечи вздрагивали от рыданий.

— Гарриет, — позвала я, — ты как?

Она подняла голову и встретилась взглядом со мной в зеркале.

— Какой же он ублюдок! — прошипела она. — Я его ненавижу. Меня тошнит от всего этого. Меня просто выворачивает, когда он обращается со мной, как с идиоткой.

— Но… но я думала, что вы… счастливы, — пробормотала я. У меня было такое чувство, будто меня сильно ударили по голове. Когда я видела их вместе, мне всегда казалось, что она боготворит даже землю, по которой он ходит!

— Он мне изменил.

— Нет! — Я была потрясена. В конце концов, кто может хотеть с ним спать?

— Я обнаружила этот номер в квитанции об оплате его мобильного. Когда я по нему позвонила, ответила женщина. Я проверила выписку из платежей по его кредитной карте и нашла номер счета, о котором я никогда не слышала. Это оказался отель в Джерси. Платеж был сделан именно тогда, когда он, по его словам, ездил по делам в Лондон. — Гарриет всхлипнула. — Он ведет себя так, будто я ничего не значу, будто мое мнение вообще никого не интересует.

Но ведь она такая восхитительная. Как же можно относиться к ней так, словно она — обычная женщина? Я немного поколебалась, прежде чем спросить:

— И что ты собираешься делать? Бросишь его?

Она взглянула на меня с жалостью: «Как, по-твоему, я могу его бросить? У меня ничего нет. В отличие от тебя, у меня нет работы. Нет денег. Мне ничего не принадлежит. Одна я мальчиков вырастить не смогу, не говоря уже о том, чтобы отправить их в приличную школу». Гарриет выпрямилась, стерла салфеткой следы туши под глазами и подкрасила губы. Я заметила, что ее руки слегка тряслись.

— Вот. Теперь порядок. — Она улыбнулась своему отражению. На ее лице не было и следа недавних слез. — А теперь давай вернемся. А то мужчины будут беспокоиться.


Суббота, 30 августа

Пока нас не было, пришло столько почты, что мы с трудом открыли входную дверь. Автоответчик бодро сообщил, что для нас оставлено пятнадцать сообщений. В почтовом ящике обнаружилось два банковских счета, две выписки платежей по кредитным картам, счета за телефон, электричество и газ и письмо с напоминанием о неуплаченном штрафе за неправильную парковку (я совсем забыла заплатить). Зажав в руке пачку коричневых конвертов, я пошла к Майку на кухню:

— Восхитительно! Вот что я называю «идеальным возвращением домой»!

Погода в Англии была пасмурной. С того момента, как мы сошли на родную землю, я чувствовала, как все больше удаляюсь от теплого солнца Франции. Все-таки отпуск очень сильно выбивает из колеи. Возвращение домой ужасно. Неудивительно, что так много людей, вернувшись, просто пакуют все свои вещи и переезжают жить в какое-нибудь бунгало на Гибридах. У меня было такое чувство, будто все обязанности, которые кто-то временно убрал из моей жизни, внезапно обрушились всем своим весом на мои плечи. Дом больше не выглядел как наш дом, а был безжизненным и очень пыльным. Мне даже не хотелось думать о том, что завтра нужно идти на работу. Столько всего нужно сделать. И опять оставить Тома… Невидимые нити, которые нас связывали, были восстановлены, и они оба снова стали моими детьми. За все это время Ребекка ни разу не упомянула Клэр. И я чувствовала, что Том — мой. Я могла спокойно обнимать его, вдыхать запах его кожи, когда мы вместе дремали в шезлонге. Его смех, когда он плескался со мной в бассейне, предназначался только мне. Как это было восхитительно проводить столько времени со своим ребенком (даже если временами я от него уставала)! Вчера, когда мы ехали домой, Майк выглядел полностью погруженным в свои мысли. Каждый раз, когда я с ним заговаривала, мне казалось, что он находится за многие километры от меня. Возможно, он беспокоился по поводу своей работы. В течение всего отпуска мы с ним вели себя предельно цивилизованно: ни одного грубого слова (после парома, конечно). У меня уже возникло чувство, что наша лодка наконец-то заходит в спокойные воды. Но физический контакт оставался равным нулю. Я была так счастлива, что наша ссора закончилась, и пыталась обнять его при каждом удобном случае. Хотя он не отталкивал меня, но ни разу не ответил на мои объятия. Мы ни разу не занимались любовью. Ну, полагаю, это можно объяснить — наша комната находилась слишком близко от комнаты Гарриет и Мартина, да и я всегда уже спала, когда он приходил… но, когда мы спали, он не обнимал меня, а если я обхватывала его руками — он высвобождался. Но теперь мы дома, и все должно прийти в норму. Это совершенно не похоже на меня, но мне нужно, чтобы Майк показал, наконец, что он хочет заняться любовью.