— Почему я ничего о нем не знала? — спросила я раздраженно, хотя пойти на концерт все равно не могла. Мне нужно было ехать в Лондон на совещание.

— Вы были так заняты на прошлой неделе, и я не хотела вас беспокоить, — объяснила Клэр.

Я была занята. Я почти не видела детей. У меня было несколько утренних и вечерних совещаний. Утренние совещания значительно облегчают жизнь — никого не надо будить. На прошлой неделе я три раза возвращалась так поздно, что Том уже давно спал. Я начала чувствовать себя человеком и даже начала худеть благодаря всей этой беготне.

— Прости, но я не могу пойти, — сказала я Ребекке, целуя ее в щеку. Она в этот момент старательно читала текст на коробке с хлопьями.

— Ничего страшного. По крайней мере, Клэр сможет.

Я поспешно вышла из дома.


Суббота, 21 июня

Вчера позвонил агент по продаже недвижимости и сообщил, что та пара, которая больше всего заинтересовалась нашим домом, согласна его купить.

— Ура! — радостно закричала я. — За сколько?

Агент назвал цену. Сумма была на десять тысяч меньше, чем мы просили, но после столь долгого ожидания и это казалось просто манной небесной. Я позвонила Майку.

— Слишком мало, — ответил он.

— Но, Майк, это первое предложение. Оно может оказаться последним. Мы можем потерять этих покупателей, если не согласимся.

— Нет. Они очень заинтересованы, — произнес он. Он был настолько спокоен, что меня это начало раздражать. — Не лезь в это дело, Кэрри. Я им перезвоню. Позволь мне заняться этим.

Я весь день сидела как на иголках. Никто не собирался повышать цену. Моя мечта об усадьбе таяла, как сливочное мороженое в жаркий день. Сегодня утром я посадила детей в машину, и мы поехали еще раз взглянуть на дом. Мы не были там сто лет. Дом выглядел еще соблазнительнее, а мы никак не могли продать наш старый коттедж. Табличка «Продается» исчезла. Добрый знак. «О господи! Только бы Майк его не прошляпил», — взмолилась я. Тут я увидела миссис Гауэр с лопатой в руках. Она вышла из сада, а мы попрятались в машине, чтобы она не подумала, что мы подглядываем.


Воскресенье, 28 июня

В девять утра зазвонил телефон. Это была Гарриет. Ее голос звучал очень жизнерадостно. Она прислала мне открытку, в которой благодарила за ужин. Я же постоянно забываю даже позвонить.

— У меня возникла превосходная идея. У Джереми, друга Мартина, есть прекрасный домик с бассейном в Дордони. Ты сказала, что вы еще не думали, куда поедете отдыхать этим летом. Будет здорово, если мы все вместе отправимся туда. Дети будут просто счастливы. Я сказала об этом Майку за ужином, и мне показалось, что ему понравилась эта идея.

Правда? Он мне ни слова не сказал об этом. Но, тем не менее, возможность поехать куда-то в отпуск — это замечательно. Даже несмотря на тот факт, что придется провести две недели в компании Гарриет.

— Я поговорю об этом с Майком, — ответила я.

— Ты не можешь с ней поехать, — с ужасом сказала Джилл. Она знакома с Гарриет.

Кто-то очень неудачно посоветовал ее Джилл в качестве помощника в организации летней ярмарки. Она и ее подружки только и делали, что совали нос во все дела.

— Она стройная. Просто представь себе, как она будет выглядеть в бикини. К тому же, она будет постоянно придумывать всякие развлечения, и тебе придется в них участвовать. Мужчины в отпуске могут чем-нибудь заниматься, а женщин не нужно беспокоить. На то есть причина. Знаешь, у мужчин широкие плечи и узкий таз. Они не могут постоянно сидеть на одном месте. Мы, женщины, устроены иначе. Мы подобны пирамиде, и поэтому должны много сидеть. Несмотря на то что сейчас всего лишь пять часов вечера, я бы выпила вина. Бокалы на месте?

7

ИЮЛЬ

Понедельник, 6 июля

Том душераздирающе заорал среди ночи. Это был крик ужаса, а не настойчивый рев ребенка, который описался и требует, чтобы его переодели. Я вскочила с кровати и побежала в его комнату. Он стоял в кроватке, держась за перекладины. Страшно напуганный, он ревел, останавливаясь только, чтобы перевести дыхание, а потом начинал орать с новой силой.

— Том, — обратилась я к нему, взяв его на руки и прижав к себе. — Что такое? Не плачь. Все хорошо, мамочка с тобой.

Я села на кровать и начала его убаюкивать, поглаживая по голове. Постепенно он успокоился. Температуры не было. Должно быть, ему просто приснился страшный сон. Вдруг он начал отталкивать меня.

— Мама, мама! — звал он, глядя на дверь. Потом он начал звать громче и еще сильнее вертеться у меня на руках.

— Я здесь, — сказала ему я.

Ребекка в белой ночной сорочке появилась в дверях.

— Он зовет Клэр, — объяснила она. — Клэр говорит ему, что она его мама. Я сама слышала.

— Я твоя мама, — сказала я, поворачивая его к себе лицом. Как же ему это объяснить? Я была ему не нужна. Он извивался и выгибался у меня на руках, крича все громче.

— Да что здесь происходит, черт возьми?

Это был Майк. Он нагишом спускался по лестнице. Волосы всклочены. Лицо очень рассерженное.

— Том плачет, и я не могу его успокоить, — ответила я.

— Дай его мне, — сказал Майк, протягивая к нему руки, но ребенок взглянул на него, как на совершенно незнакомого человека, и с надеждой посмотрел на дверь.

— Что же делать? — спросила я, чувствуя, что еще немного, и со мной приключится истерика. Том продолжал орать и вертеться на руках. Такого раньше с ним не бывало.

— Положим его спать с собой, — ответил Майк. При этом выражение его лица было таким, как будто он собирался взять в свою постель пиранью.

— У меня завтра безумный день. Давай его сюда, — с этими словами он взял Тома и пошел наверх, а я отправилась укладывать спать Ребекку.

— Клэр постоянно говорит Тому: «Давай мамочка тебе поможет» или «Ну-ка, посмотри на маму», — сказала сонная Ребекка. — Она не должна так говорить. Правда, мам? Ты наша мама, а не она. Я люблю тебя.

Я наклонилась и поцеловала ее в щеку. Она перевернулась в кроватке, засунула ручки под подушку и тут же заснула. Я медленно побрела наверх. Через три часа мне нужно вставать, а завтра предстоит сумасшедший день.

Майк положил Тома посередине кровати и уже успел заснуть. Том все еще вздрагивал, а ручки сжимали простыню.

— Успокойся, все хорошо — сказала я, укладываясь рядом. Я погладила его по голове, и он испуганно взглянул на меня. Казалось, что он совсем меня не видит, а смотрит куда-то вдаль. Впервые в жизни я не смогла его успокоить.

Я так и не заснула толком. Смотрела, как, постепенно успокаиваясь, засыпает Том. Он закрыл глаза, поднял ручки и зашевелил губами, что-то бормоча во сне. Что ему снилось? Может быть, как он бежит за Ребеккой? Или как он играет в саду, весь перемазанный в грязи? Или весь день лопает шоколад? Кто является ему во сне: я или Клэр? Я лежала, размышляя о том, как много важных моментов в его жизни прошли мимо меня. Возвращаясь с работы, я слышу, как Клэр говорит ему:

— Давай покажем маме, какие мы большие.

Том с гордым видом открывает рот. В нем поблескивают два крошечных зуба. Или Ребекка встречает меня криком:

— Мама, мама! Том научился ползать!

Первое более или менее внятное слово, произнесенное им (как ни странно, это было что-то вроде «грязный»)… Такие моменты нельзя вернуть.

Я пыталась убедить себя, что это неважно, что все наверстаю. Но сейчас я начинаю понимать, что просто быть рядом со своими детьми уже счастье. С какой радостью Ребекка встречает меня каждый вечер! Она так рада, когда мы вместе. Я вспомнила свою маму, и то, как я цеплялась за ее руку, не желая отпускать, когда она провожала меня в школу. Уроки заканчивались, и я, счастливая, бежала ей навстречу. Когда она была рядом, я чувствовала себя в безопасности. Всегда так гордилась ею. Это теперь она поражает меня своей эксцентричностью и странностью, но тогда она давала мне силы, чтобы жить.

Все в нашей семье воспринимали ее заботу как должное. Она всегда была рядом, была нашей мамой. Мое отношение стало меняться, когда начала взрослеть, но пока я была ребенком, очень любила ее, она была мне нужна, и я не могла пережить расставания с ней. Сделала ли я своих детей независимыми или просто лишила их материнской любви и заботы? Я во всем полагалась на свою маму. Она следила за тем, чтобы я не забыла взять пенал, одежду для бальных танцев и спортивную форму. Она всегда знала, что мне нужно, и, казалось, ее больше ничего не волновало. А я поручила чужому человеку заботиться о моих детях, а сама добиваюсь успеха в жизни и решаю совершенно иные задачи, считая их более важными. Воспитание детей стало для меня чем-то второстепенным.

Я беспокойно ворочалась, стараясь не разбудить Тома, и думала о том, что я справлюсь с этим. Я смогу с этим справиться и не переживать по поводу того, что Майк не желает разделить со мной родительские обязанности. Не могу сказать, что он вообще отказывается заниматься воспитанием детей, он просто не видит, что нужно делать, и когда мне приходится просить его о чем-то, это больше похоже на требование с моей стороны и одолжение с его. Гораздо легче попросить об этом Клэр, потому что мы платим ей именно за заботу о наших детях.

Я лежала на спине и смотрела, как начинает светать и первые лучики света проникают в нашу спальню сквозь шторы. Мимо дома с грохотом проехал трактор. Что мои дети будут думать про меня, когда вырастут? Будут ли их детские воспоминания, такие живые и красочные, связаны со мной? Или они будут вспоминать только Клэр? Не станут ли они вспоминать обо мне, как о женщине, которая появлялась дома поздно вечером и на выходных и была их мамой, когда у нее было время? Но я не могу все успеть. Я живу настоящей жизнью в отличие от моей матери. По крайней мере, мне кажется, моя жизнь гораздо успешнее ее. В наше время никто не восторгается женщинами, которые сидят дома. Все считают их неудачницами. Успех измеряется только работой.