— Тетя Инга, ну пожалуйста, я не хочу сейчас уезжать!

— Разберемся, — пообещала та, — идите обедать. Мама твоя спит пока, проснется — поговорим.

Поговорили, сначала мать тет-а-тет с дочерью, закрывшись в комнате, Инга, Федька и маркиза все прислушивались, не начнется ли шкандаль. Не завязался.

Когда Марина с Машкой пришли на кухню, присоединившись к остальным, Фенечка оповестила гостью петербургскую:

— Марина, мы хотели предложить вам оставить у нас Машу еще на недельку. В воскресенье из Египта возвращаются Ангелина с Димой, они очень расстроятся, что девочка была здесь и не встретилась с ними.

— Ну, я не знаю, — засомневалась Марина. — Я считаю, что ей лучше уехать сейчас со мной.

— Я не хочу, мам! Мы же только что это обсудили! — заартачилась Машка, приняв непримиримую позу.

— Обсудили, и ты знаешь мое мнение, — зазвенела голосом предупреждающим Марина. — У нас непростая ситуация, требующая взвешенного, обдуманного решения, которое мы должны принять своей семьей, не втягивая посторонних людей. Ты и так меня достаточно опозорила, убежав из дома, что лишь подтверждает твою полную безответственность. Так что собирайся, мы едем домой!

— Я не поеду! — прокричала Машка.

Отступила от матери, скрестила руки на груди защитным жестом, глаза наполнились слезами горькой обиды, требующей выхода.

— Я позвонила папе, он сказал, что сам с тобой поговорит! Он мне остаться разрешил! Вот звони ему и разговаривай, а я никуда не поеду!

— Он не вправе принимать такие решения! — заводясь, все круче звенела голосом Марина. — Ты живешь со мной, и я за тебя отвечаю!

— Стоп! — хлопнула в ладоши маркиза. — Марина, позвоните Игнату Дмитриевичу и придите к какому-нибудь обоюдному соглашению. Маша, а ты ведешь себя неподобающим образом, устраивая публичный скандал. Если у тебя есть веские аргументы, учись их излагать, а не брать горлом в споре, как в детской песочнице.

И дала Марине намекающую отмашку рукой — идите, мол, звоните, слышали, что я приказала. Повинуясь, Марина достала сотовый, кивнула извинительно и вышла в коридор.

— Фенечка! — зашептала Машка, как только за матерью закрылась дверь. — Не отдавай меня! Я не хочу уезжать!

Выражение лица Анфисы Потаповны изменилось, посуровев. Она распрямила плечи, и без того прямые в безупречной осанке, и посмотрела тяжелым взглядом на девочку.

— Кажется, ты собираешься стать матерью? — строго, но негромко спросила бабушка, и от этой негромкости становилось страшновато. — Так вот посмотри, что приходится выносить и терпеть матерям! Ты думаешь, твоей маме доставляет удовольствие выслушивать, как ты оскорбляешь и поносишь ее? Как, не стесняясь окружающих, унижаешь ее, выставляя в неблаговидном свете? И ради этого удовольствия, рискуя подвергнуться очередным унижениям, она примчалась сюда? Поставь себя на ее место! Ты думаешь, что, когда твоему ребенку будет пятнадцать лет, он не скажет тебе: «Ты отстой и не догоняешь жизни»? Ошибаешься! Тебе сторицей вернется все, что ты вытворяешь сейчас с матерью. У тебя прекрасная мать, которая все силы свои, жизнь тебе отдавала, которая любит тебя и страшно беспокоится о тебе. А ты отвечаешь ей грязным хамством! Ты даже не пытаешься с ней договориться, услышать ее по-настоящему. Если ты считаешь себя взрослой и умной, постарайся без истерик и конфронтации, спокойно объяснить свою позицию.

— Фенечка, тетя Инга! — запричитала Машка ребенком перепуганным. — Я же ничего такого не хотела и не имела в виду! Я не собиралась ее унижать и как-то там выставлять в свете!

— Да? — звенела металлом голоса Фенечка. — А нам откуда это известно? Со стороны все выглядит как унижение и оскорбление матери!

Девчонка расплакалась, не замечая слез, переведя вопрошающе-испуганный взгляд с Фенечки на Ингу.

— Я бы тоже рванула, будь я на ее месте, — ответила Инга на немой Машкин вопрос и просьбу о поддержке. — Если б Федька взбрыкнул и убежал из дома, то все аргументы и уговоры папаши отставного, что пусть поживет у незнакомых мне людей, подумает о жизни, меня бы не только не остановили, а были бы глубоко до лампочки. Это мой ребенок, я несу за него полную ответственность, я его люблю и переживаю за него ужасно. Разумеется, я бы поехала за ним и постаралась бы его увезти. Маш, это и называется материнство. Огромная радость, счастье и такое же огромное беспокойство и вечный страх за своего ребенка. Потому подумай хорошенько, готова ли ты к этому. Вот твоя мама уверена, что нет, и, думаю, у нее есть веские основания так считать.

— Спасибо вам, — поблагодарила сдержанно Марина у Инги за спиной.

Черт! Меньше всего Инге хотелось выступать адвокатом госпожи Стрельцовой! Вот же досада!

И, конечно, она истолкует слова Инги в удобном для себя ключе, в виде еще одного весомого аргумента против родов.

Инга преследовала совсем иную цель, разродясь монологом за права матерей: призвать Машку к тому, что пора задуматься над своими поступками и словами и уяснить, что отвечает она теперь за двоих, а не только за себя.

Пришлось все испортить — настроение себе, силу назидательности красноречивого менторствования и возникшее расположение Марины.

— Вы неправильно истолковали мои слова, — пояснила она госпоже Стрельцовой. — Я хотела напомнить Марии, что она теперь отвечает не только за себя и что эта ответственность на всю жизнь. Но я против того, чтобы девочка делала аборт.

— Я думаю, мы сами это решим! — похолодела Марина.

— Непременно, — согласилась Инга, — но вы должны знать наше мнение. Я, Анфиса Потаповна и Федор считаем, что Марии нельзя делать аборт.

— В таком случае я попрошу вас держать свое мнение при себе и не навязывать его Марии, — сурово произнесла мадам и совсем уж официально объявила: — Мы договорились с Игнатом Дмитриевичем, что позволим остаться Маше до приезда Дмитрия Николаевича. Но я бы настоятельно попросила вас воздержаться от обсуждения ее беременности и не настраивать мою дочь принимать какое-либо решение.

Очень хотелось послать ее далеко и конкретно! Так послать, чтобы уже заткнулась и выметалась со всей своей глянцевой красотой и дребезжащим голосом, однако пришлось ограничиться кивком согласия.

Инге эта Марина порядком надоела. Утомила своей бликующей неотразимостью, присутствием, втягиванием в семейные разборки и демонстрацией непростого характера. Ехала бы ты в Питер, дорогая!

Бе-бе-бе! Инга предпочла удалиться под лучшим в мире предлогом:

— Простите, мне надо работать.

И вышла из кухни, чтоб не наговорить чего лишнего.

Но послать очень хотелось!


Стрельцов, разговаривая с Мариной по телефону, как мог сдерживался.

— Ты сама-то понимаешь, как это выглядит? — рокотал он.

— Я мать! — в любимой позе обвинения ответствовала бывшая жена.

— Ты мать. Ты съездила, удостоверилась, что с Машкой все в порядке, она здорова и благополучна. Теперь оставь ее, пусть перебесится вдали от тебя.

— Она должна уехать со мной! Погостила, и хватит!

— По-моему, мы обо всем договорились? — понемногу зверея, заводился Стрельцов. — Если ты передумала, то должна была сначала поговорить со мной!

— Я ничего тебе не должна!

Господи, как же она его достала! До не знаю чего!

— В таком случае я тоже тебе ничего не должен! Предпочтешь решать эти вопросы через суд? Чтобы Машка там официально заявила, что хочет жить со мной?

— Ты что, с ума сошел? — обалдела бывшая жена.

— А по-другому ты как-то не понимаешь! — гремел Стрельцов, раздосадованный донельзя. — Ты же специально уверила меня, что согласна с Машкиным переездом и чтобы она в Москве побыла, тогда уже задумав забрать ее оттуда! По-твоему, это похоже на то, что нам удалось договориться?

— Какой суд, Стрельцов! — возмутилась Марина.

— Российской Федерации по семейным делам, — «разъяснил» Игнат. — Доверять тебе я теперь не могу, потому не вижу иного исхода.

— Но это невозможно! — возродилась новой порцией предъяв она. — Я не допущу никакого суда! Да ты что?

— А ты уверена, что меня должно волновать твое мнение? Мое, как выяснилось, тебя не интересует. Поэтому спрашивать тебя я не намерен, мои юристы подадут иск в ближайшее время.

— Идиотизм какой-то! Ты не можешь говорить это всерьез! — струхнула она.

— Марин, — устало отозвался Стрельцов, — меня достали твои наезды и необоснованные обвинения непонятно в чем. Я предупреждал: еще раз обратишься ко мне в подобном тоне, я прекращаю общение с тобой. Делай что хочешь, можешь забирать Машку, можешь истерить, мне уже безразлично. Я подаю в суд и надеюсь больше с тобой ничего не обсуждать напрямую. Давно надо было это сделать.

— Подожди! Ну, может, я перегнула! — поспешила уговорить его Марина. — Но ты же понимаешь, как я за нее волнуюсь! Хорошо, давай я сейчас вернусь, мы встретимся и поговорим.

— Нет, — отказался Стрельцов. — Наговорился уже по горло! Более не намерен.

— Не надо так, Игнат! — попросила Марина. — Я понимаю, тебя задело мое решение забрать Машку, не посоветовавшись с тобой!

Господи, дай терпение! «Не посоветовавшись!» — он что, на имбецила похож?

Она его молчание расценила по-своему и какие-то выводы сделала, недоступные пониманию Стрельцова, услышавшего следующее ее заявление в режиме делового совещания:

— Я вылетаю первым же рейсом. Мария останется здесь до приезда деда. Как прилечу, позвоню, встретимся, обговорим все, — и, чтобы не услышать его повторный отказ, нажала кнопку отбоя.

Стрельцов, в который уже раз за день, швырнул многострадальную трубку на стол, смачно выругавшись.

Остается порадоваться тому факту, что они давно в разводе.

Да, он не принимал каждодневного постоянного участия в воспитании Машки. Но жизнь сложилась как сложилась, что ж поделаешь! Он не убегал от этих проблем осмысленно, он просто не задумывался об этой стороне жизни в тот период времени.