Вера Колочкова - Дом для Одиссея

И только к вечеру, угомонив свое многодетное хозяйство, Варвара усадила ее напротив себя в кресло и весело приказала:

– Так, Лизавета, колись немедленно. Вот хоть глаз вырви, а вижу – что-то не то с тобой. Рассказывай!

– Ой, да с чего ты взяла? Все со мной в порядке. Полна сил и счастлива.

– Ага. Я же вижу, у тебя отродясь таких загнанных глаз не было, Лизавета! Что, твой юный гений обижает, да?

– Лёня? Нет, не обижает, Варь. Что ты! Тут дело в другом. Даже не знаю, как это и проговорить вслух…

– Ой, не узнаю тебя, Лизавета! Ты что? С каких это пор такая нежная стала? Не знает она, как проговорить. Как есть, так и проговори! Считай, что ты на приеме у своего адвоката.

Варвара весело рассмеялась, произнеся последние слова. Свою профессиональную карьеру она так и не начала, выйдя замуж за скромненького и умненького Николеньку, о чем ни разу в жизни не пожалела. Хотя своей сибирской кузиной и успешностью ее на адвокатском поприще страшно гордилась, да и Николенька Лизу уважал – они довольно часто друг с другом по телефону советовались по поводу всяких заковыристо-юридических прецедентов. Лиза, тихо вздохнув и поняв, что от зоркого глаза кузины ей с неожиданно появившейся в жизни проблемой все равно не скрыться, рассказала Варваре во всех подробностях и о последнем трудном разговоре с мужем, и об увиденной в старом хрущобном дворе картине, и об обидах-переживаниях по этому нехорошему поводу.

– У-у-у… – только и протянула в конце рассказа кузина. – Да, попала ты… Ну, что могу сказать? Надо рожать, раз своего пианиста так любишь! Другого выхода теперь и нету!

– Да как, как рожать-то? Ты же знаешь, я не могу!

– Ой, не смеши меня, а? Ты в каком веке живешь? Сейчас все можно, к твоему сведению! Столько способов изобрели – стоит только захотеть. Ты ведь хочешь, да?

– Ну, не знаю. Но раз надо… Если для Лёни… А что за способы?

– Господи, да обыкновенные! Суррогатная мать, например! Она тебе из внедренной яйцеклетки ребеночка выносит и родит! Денег только для этого надо много, так у тебя с этим как раз проблемы никакой нет!

– А где я возьму эту самую суррогатную мать? Они ж в магазине не продаются! Это дело такое, личностно-человеческое, тонкое.

– Ну да. Тут я согласна, конечно. Первой встречной тетке такое не доверишь.

– Вот видишь, Варь. Значит, не так уж все просто в этом вопросе, как ты говоришь! Значит, тему закрыть придется.

– Тогда и тебе с потерей любимого пианиста смириться придется! Он же у тебя такой весь, слегка не в себе. Люди искусства – они вообще все такие! Если уж чего втемяшат в свою талантливую голову – потом держись. Всего себя изгрызут до полной неврастении. И своих близких заодно. Так что выбирай…

– Ты так думаешь, да? – тоскливо подняла Лиза на кузину глаза. – Значит, у меня только такой выход?

– Да. Получается, так.

Варвара задумалась глубоко, наморщив свой красивый высокий лоб. Потом медленно отпила глоток виски из стакана, похрустела на зубах маленьким кусочком льда, попавшим в рот вместе с глотком отвратительного, по мнению Лизы, напитка. Сама она предпочитала всем этим буржуазным алкогольным изыскам обыкновенное сухое красное вино. Все равно какое – молдавское, крымское, французское. И вообще любила, когда голова была ясной, трезвой и звонкой, и чтоб мысль в ней была такой же. И потому совсем уж удивленно уставилась на Варвару, когда она произнесла вдруг такое! Лизе казалось, что такое можно озвучить, только будучи очень сильно подшофе:

– Лиза, так я же смогу тебе родить! А что? Чего только для сеструхи не сделаешь! И на подвиг пойдешь!

– Варь, ты что говоришь! С ума сошла? Вроде и выпила чуть-чуть.

– А что? В чем проблема-то? Зачем нам вообще эту суррогатную мать искать? Раз надо – помогу! Мы с тобой и договор подпишем, ты мне денег потом заплатишь – все, как полагается! Главное – мы же в разных городах живем… Я к тебе приеду – меня здесь никто с пузом не увидит! А потом уеду, и ребеночек у тебя останется. Твой, родненький, из твоей да Лёниной клеточки. И я буду знать, что малыш, которого я носила, в надежные руки пристроен и всем и всегда обеспечен будет. А что с тобой случись – тоже вот она я! Тоже мамка. И ты можешь не дрожать всю беременность, что я в последний момент откажусь тебе его отдавать.

Лиза с ужасом слушала кузину, открыв от изумления рот. Ничего себе, как все просто. Это что же получается? Она может приехать домой и объявить Лёне, что появление ребенка в их семье – не такая уж и проблема? Вот это да… А ей такое и в голову никогда бы не пришло. Хотя, может, потому и не пришло, что не хотело приходить.

– Варь, а ты не шутишь? Ты это серьезно?

– А то! Только давай договоримся на берегу – денег мне заплатишь немерено! Для меня это тоже подвиг! Понимаешь, у Николеньки долг один есть, который он отдать никак не может, и это его гнетет очень…

– Я и так дам, без всякой суррогатности! Ты бы мне давно сказала.

– Нет, Лизавета. Я так не возьму. А за благое дело – пожалуй. Еще и героиней себя чувствовать буду… Ну что, по рукам?

– По рукам, – растерянно пролепетала Лиза и улыбнулась нерешительно. Внутри происходил полнейший переполох от странного этого, почти сюрреалистического, разговора. Казалось все время, что стоит только посильнее встряхнуть головой – и она проснется.

– Вот и хорошо, – совсем по-деловому хлопнула Варвара по подлокотникам кресла красивыми руками. – Только ты там у себя сладь все по-быстрому, ладно? Ну, анализы всякие клинические, дела медицинские… А как все готово будет – сразу меня кликнешь. Только учти – с детьми приеду. Вовку на Николеньку оставлю, а младших мне девать некуда, с собой возьму. Да у тебя дом большой – на всех места хватит. Будем брак твой спасать: рожать будем твоему пианисту ненаглядному ребеночка, чтоб по чужим дворам за чужими детьми не бегал и смысл свой жизненный нашел побыстрее. Какой он у тебя, оказывается, черт бы его побрал…

– Хорошо, Варь. Я как домой приеду, сразу с ним поговорю.

– Ой, да чего с ним разговоры разговаривать! Взяла за ухо – и по врачам! Ты хотел, мол, милый, ребеночка? Так получай! Расти себе на здоровье, осмысливай свою жизнь дальше!

– Варь, а ты сама-то ее осмыслила? Троих, вон, родила.

– А как же! Дети, Лизавета, это и есть наш бабский смысл. Только это потом приходит, попозже. Знаешь, как я досадовала всегда, когда узнавала об очередном беременном залете? Это потом уже радость небесная да благодатная на тебя спускается, как ангел с неба.

– Слушай, а если ко мне не придет эта радость? Вот ты родишь мне, а радость не придет?

– Придет, Лиза. Обязательно. Вот возьмешь своего ребеночка на руки, сердце вздрогнет, и поймешь…

– А если не вздрогнет?

– Не боись. Обязательно вздрогнет.

– А если нет?!

– Да ну тебя, адвокатесса хренова! Зануда ты старая! Не морочь себе голову! Ты чего, ненормальная баба, что ли? У всех вздрагивает, у тебя одной не вздрогнет! Некоторые, вон, даже чужих усыновляют и любят потом больше родных! А ты дурацкие вопросы задаешь…

– Ну да. Усыновляют, даже больных и убогих. Это я знаю. Как раз по такому делу сюда и приехала. Только так и не понимаю до конца, зачем это надо.

– Как зачем? Чтобы любить. Потребность такая у людей есть, понимаешь? Любить. Ну так что, будешь меня делать суррогатной матерью или нет? Что-то я не понимаю.

– Буду, наверное. Подумаю еще.

– Нет уж, дорогая, ты мне точно скажи. Чего тут думать? Мне же тоже как-то надо определиться со своим поведением!

– В смысле? – удивленно уставилась на Варвару Лиза.

– Ну, если будем рожать, тогда с завтрашнего дня бросаю курить и от алкоголя напрочь отказываюсь. Чтоб организм подготовить к здоровому вынашиванию. А если не будем, то уж извините – маленьких этих удовольствий меня никто лишать не вправе. Так что давай решай.

– Ну, в общем… Наверное, да, – обреченно произнесла Лиза, глядя мимо кузины в темное ночное окно.

– Вот и хорошо, – погладила ее по плечу Варенька. – С тобой, видимо, так и надо в некоторых случаях поступать. Давить железным напором, а то никогда ни на что и не решишься – все думать да причины всякие разные сочинять для себя будешь. Значит, прямо с завтрашнего дня я перехожу на оздоровление своего любимого организма. А сегодня давай выпьем в последний раз за успех нашего мероприятия.

На следующий день состоялось, наконец, последнее, определяющее судебное заседание, на котором решилась судьба несчастного Дениски Колюченкова, усыновляемого в американскую семью Рейчел и Дейла Мак-Кинли. Уже по одним только голосовым интонациям женщины-судьи Лиза поняла, что решение будет хорошим. Для нее. И для Дениски Колюченкова. И для Рейчел с Дейлом. Ну наконец-то…

Она давно уже, за всю свою адвокатскую практику, научилась определять в бесстрастном, казалось бы, голосе судей, зачитывающих долгую мотивировочную часть решения, те самые, едва заметные, нужные нотки и редко ошибалась. Это было сродни интуиции, а может, совпадением просто. И тем не менее… Вот судья прочитала-протарабанила, казалось бы, совершенно равнодушно: «…Из материала дела усматривается, что Колюченков Денис Юрьевич был брошен матерью в роддоме, откуда был доставлен на лечение в детскую больницу, где находился больше года в отделении патологии новорожденных. Мать судьбой ребенка не интересовалась, судом была признана безвестно отсутствующей. Все родственники от опекунства отказались письменно…» Слышались уже в голосе судьи нужные нотки! Возмущенные, жалостливые, сочувствующие. Едва-едва заметные. Как бы ты, тетенька-судья с красиво уложенными седыми волосами, ни старалась изобразить положенную по статусу бесстрастность да объективность, все уже понятно. Тут ни убавишь ни прибавишь. И закон в отношении ошибки чиновников ты, моя дорогая, истолковала правильно. Ох уж это пресловутое толкование закона – как хошь, так и толкуй. Но эта умница-судья все-таки так, как надо, сделала. По обыкновенной человеческой справедливости: «…Неисполнение должностными лицами учреждения социальной защиты обязанности в семидневный срок сообщить в органы опеки и попечительства сведения о том, что ребенок может быть передан на воспитание в семью, является лишь основанием для привлечения должностных лиц к ответственности, а не основанием для отказа в усыновлении…» Молодец! Молодец, женщина! Ты умница, судья моя дорогая! И вполне достойна этого вычурного к себе обращения – «…ваша честь». Рейчел-то как в воду глядела, жалуясь на произвол русских чиновников. А вот, наконец, долгожданная резолютивная часть решения, отменяющая все прежние судебные постановления и удовлетворяющая заявления граждан США супругов Мак-Кинли об установлении усыновления. И вот, наконец, последняя фраза: «…Записать Дейла и Рейчел Мак-Кинли в книге записи рождений в качестве родителей усыновленного ими ребенка – Дениса Колюченкова…»