Из-под шляпки выбивались ее серебристые локоны, и герцог подумал, что они кажутся ему хотя и необычными, но очень красивыми.

Видя, что Магнолия от неожиданности потеряла дар речи, герцог спросил:

— Могу ли я, как ваш супруг, узнать, куда вы собрались?

Она долго медлила с ответом, но наконец дрожащим голосом, словно слова застревали у нее в горле, прошептала:

— Н-наружу.

— Ну, это очевидно, — ответил герцог. — И, как я предполагаю, на улице вас кто-то ждет?

— Н-нет…

— То есть там никого нет?

— Нет… конечно… нет…

— Правильно ли я понял, — спросил герцог намеренно спокойным и мягким голосом, — что вы хотели выйти на улицу ночью и в одиночестве? И куда же собирались вы направиться?

Она вновь замялась, а потом, словно сомневаясь, стоит ли с ним разговаривать вообще, произнесла:

— Я., я не… знаю.

Герцог посмотрел на нее, подозревая, что она лжет.

В глазах ее, в которых отражался огонь свечей, застыл ужас; да и сама Магнолия ни разу не шелохнулась с тех пор, как герцог заговорил с ней.

Бросив случайный взгляд вниз, он увидел небольшой саквояж — Магнолия, должно быть, поставила его на пол, когда пыталась отодвинуть засов.

На вид саквояж был очень дорогим, и герцог подумал, что именно в нем она хранит драгоценности.

Как можно спокойнее, чтобы не напугать ее еще сильнее, он произнес:

— Давайте присядем, и вы объясните мне, что происходит и почему вы хотите покинуть наш дом.

Магнолия сделала рукой такой жест, словно хотела решительно отказаться, но потом, словно у нее не осталось сил ни на что, кроме повиновения, она слегка кивнула. Герцог сделал шаг вперед и поднял ее саквояж.

Не оборачиваясь, он направился в библиотеку. Магнолия шла за ним; она двигалась почти бесшумно, но герцог чувствовал, что она идет следом.

Герцог поставил саквояж на стол и повернулся. Увидев, что Магнолия в нерешительности остановилась в дверях, он спокойно и даже непринужденно произнес:

— Здесь довольно прохладно. Мне кажется, стоит разжечь огонь.

С этими словами он взял растопку с каминной полки, зажег ее от свечи на столе и, опустившись на колени, поднес к дровам.

Когда огонь разгорелся, герцог поднялся и увидел, что Магнолия по-прежнему стоит на пороге.

— Проходите и садитесь, — дружелюбно сказал он.

Она безмолвно подчинилась, а герцог тем временем зажег еще четыре свечи — по две с каждой стороны камина.

Когда Магнолия опустилась в кресло, герцог закрыл поплотнее дверь и уселся напротив своей супруги, по другую сторону камина.

В свете пламени ее лицо показалось герцогу чрезвычайно бледным. Глядя в огонь, она нервно сжимала и разжимала руки, лежавшие у нее на коленях.

Герцог знал, что тем самым Магнолия пытается скрыть от него, что они дрожат.

Воцарилось молчание. Герцог обдумывал, с чего начать разговор и как убедить Магнолию сказать правду.

Через некоторое время, убедившись, что Магнолия будет молчать, пока он сам не заговорит, герцог произнес:

— Вы только что сказали мне, что не имели ни малейшего понятия о том, куда направитесь. Если это правда, то что вы собирались делать одна в совершенно чужой вам стране?

— Я… мне казалось, что я смогу г-где-нибудь спрятаться… чтобы никто не смог… отыскать меня.

— Полагаю, под словом «никто» вы подразумевали меня?

— И… маму.

Она произнесла это так тихо, что он едва расслышал ее.

— Вы — замужняя женщина, и ваша мать не несет за вас никакой ответственности, — ответил герцог. — Вся ответственность ложится теперь на меня, и вам должно быть известно, какой сенсацией станет ваше исчезновение на следующий же день после свадьбы.

— Я… думала… вы будете рады.

Говоря это, Магнолия не отрывала взгляд от огня.

— Нет, я не был бы рад. Я был бы очень встревожен, взволнован и огорчен.

На щеках Магнолии вспыхнул слабый румянец. Герцог чувствовал, что она не верит ему, но тем не менее продолжал:

— Вы, конечно, понимаете, какой опасности подвергали себя?

Герцогу очень не хотелось подробно объяснять ей, что если у нее в саквояже действительно лежат драгоценности, то и его, и дорогой горностаевый плащ украли бы у нее раньше, чем она успела бы дойти до конца Парк-Лейна.

— Я… я хочу… уйти!

Эти слова, произнесенные чуть громче и отчетливее, сорвались с ее губ на одном дыхании.

— Но почему? — спросил герцог.

— Потому, что я… не хочу быть… вашей женой… а вы… вы ненавидите меня!

Герцог был удивлен, а Магнолия, не дождавшись ответа, взглянула на него, и он вновь прочел в ее глазах ужас.

— Я чувствовала это… в церкви, в саду и в поезде, — продолжала она. — Словно вы… говорили это вслух.

На это герцогу нечего было возразить; он просто онемел от изумления и тщетно пытался подобрать нужные слова, пока Магнолия, торопясь, договаривала:

— Отпустите меня… пожалуйста… дайте мне уйти… и найти место… где бы я смогла… спокойно жить… Вы можете… забрать мои деньги… все деньги… но если я вам не нужна… я не могу… оставаться здесь… отпустите меня!

Голос Магнолии звучал так требовательно и в то же время так жалобно, что герцог сказал:

— Вы достаточно умны и должны понять, что все не так просто. Если я чем-нибудь вас сегодня расстроил, то примите мои извинения.

— Мне показалось… что мамины затеи рассердили вас, — прошептала Магнолия. — Но ни папа, ни я… не имели ни малейшего понятия… о том, что она… задумала.

— Я рассердился лишь потому, — признался герцог, — что рассчитывал на тихую простую церемонию для нас, наших родственников и друзей. Собственно, поэтому я и настоял на том, чтобы венчание происходило в Англии.

— Я… понимаю, — произнесла Магнолия, глотая слезы, — но маме казалось… что все это… очень… скучно, потому что прессе нечего будет… написать, а она… она хотела, чтобы все знали, что я вышла замуж за… герцога.

Интонация, с которой она произнесла последнее слово, заставила герцога поинтересоваться:

— А вы что же, не хотели выходить замуж за герцога?

— Нет… конечно же, нет! — воскликнула Магнолия. — Я не хотела выходить замуж ни за кого… кроме…

Она на мгновение замялась, и герцог спросил:

— Кроме кого?

Ему показалось, что она не ответит, но через мгновение, отвернувшись, Магнолия сказала почти шепотом:

— Кроме того… кто полюбит меня… но раз… никто не может… меня полюбить… я вообще не хочу… выходить замуж.

— Я вас не понимаю, — сказал герцог.

Магнолия слабо взмахнула рукой, но пальцы у нее дрожали, и она снова с силой прижала ладони к коленям.

— Пожалуйста, объясните, что вы имеете в виду, — попросил герцог. Он говорил с ласковой настойчивостью, как будто уговаривал ребенка, и тут же подумал, что в Магнолии действительно есть что-то детское.

Она и в самом деле выглядела очень юной, сидя на краешке кресла, прямая, как стрела. Ее тонкий профиль отчетливо вырисовывался на фоне мраморной каминной полки.

— Когда я окончила школу, — прошептала Магнолия, — я поняла, что мама… собирается… выдать меня за кого-нибудь… очень знатного… а папа объяснил, что никто из… обычных людей… из тех, кто ему нравится… не захочет даже и думать… о свадьбе… потому, что я так… богата.

Это слово она произнесла с трудом и, лишь сделав над собой усилие, сумела закончить:

— Он… убедил меня, что если я не… выйду за вас, то обязательно найдется… кто-нибудь другой, кто может оказаться… и хуже.

Когда она смолкла, в воздухе повисла тишина. Только спустя минуту герцог произнес:

— Я не думал об этом, но мне кажется, я понимаю, что имел в виду ваш отец. Но…

Он хотел продолжить: «…но, наверное, есть где-нибудь на свете человек, который захочет жениться на вас не ради ваших денег» — и в этот момент подумал, что мистер Вандевилт был совершенно прав. Джентльмен, если только его не вынуждают к этому обстоятельства, ни за что не согласится взять в жены девушку, которая настолько богата.

Словно прочитав его мысли, Магнолия проговорила:

— Ну а теперь, когда вы все поняли… пожалуйста, отпустите меня. Я… найду место… где буду в безопасности… и никто не узнает, где я… и смогу жить… своей собственной жизнью.

Герцог ничего не ответил, и она продолжала:

— Мне кажется… если я найду место… где есть много книг… например, музей или библиотеку, то мне даже будет… чем занять себя.

Умоляюще глядя на него, она почти выкрикнула:

— Отпустите меня… пожалуйста… пожалуйста… позвольте мне уйти!

Герцогу никогда в жизни не приходилось сталкиваться со столь сложной задачей, но он понимал, что должен уладить дело с максимальной тактичностью.

Помолчав некоторое время, он спросил:

— А вы подумали, как будете содержать себя?

— Да… конечно, — ответила Магнолия. — Не настолько же я… глупа. Я взяла с собой небольшую сумму… конечно, не деньги, но мои драгоценности стоят довольно дорого.

— Вы собираетесь их продать?

— Да. Я понимаю, что… не получу за них полную стоимость… но этого хватит… на жизнь.

— Мне кажется, вы не понимаете, — сказал герцог, — что женщину, которая живет одна, ждет множество недоразумений и, может быть, даже оскорблений.

Магнолия с удивлением посмотрела на герцога и спросила:

— А если я… не стану заводить знакомств… и вообще… буду жить… очень уединенно?

— Дело не в этом, — объяснил герцог, — я боюсь, что вас, без спутника и приличного багажа, не примут ни в одной гостинице. И весьма маловероятно, что какой-нибудь домовладелец сдаст квартиру молодой женщине, не имеющей удостоверения личности.

Он понимал, что об этом Магнолия не подумала, а может быть, просто не знала. Минуту спустя она спросила: