Соня Мармен - Долина Слез

– Но ведь это было до того, как…

– Кейтлин, он вернется! И ты должна его дождаться, – отрезал Колин.

Он бросил на меня последний печальный взгляд и вышел. Я же утонула в слезах, которые снова потекли по моим щекам.

– Господи, сжалься надо мной! – взмолилась я.

Боль в животе усилилась, и я уже не могла ни разогнуться, ни встать со стула. Сначала я решила, что эти спазмы – следствие тревоги и огорчения, но живот болел слишком уж сильно. К горлу вдруг подкатила тошнота. Я едва успела добежать до шкафа и схватить лоханку, как меня вырвало.

В онемевших руках и ногах я почувствовала странное покалывание. Я направилась было к входной двери, когда очередная судорога заставила меня остановиться на полпути. Боль мало-помалу прошла, я вышла и, пошатываясь, добрела до речки. Я зачерпнула рукой немного воды и плеснула в мокрое от пота лицо. Боль стала схваткообразной и пронзала меня, словно меч.

Я не понимала, что со мной происходит. Сознание мое затуманилось, очертания предметов вокруг вдруг утратили четкость. Я споткнулась о камень, наступила себе на край подола, запуталась в юбке и упала головой прямо в воду. Она оказалась ледяной, и это помогло мне прийти в себя. Я сделала несколько глотков и перевернулась на спину. Новая волна тошноты принудила меня стиснуть зубы, однако подавить позывы к рвоте я не смогла, и меня вырвало остатками моего завтрака.

Сидя на траве, я прислушивалась к затухающим спазмам в животе и пыталась привести мысли в порядок. Наверняка я отравилась чем-то съестным – откуда еще могли взяться столь сильная боль и рвота? Но что могло вызвать это странное онемение в членах, это помутнение рассудка? Должна же быть и этому своя причина! Однако я чувствовала себя так скверно, что просто не могла рассуждать здраво.

Пошатываясь, я добрела до дома. Во рту у меня стоял противный привкус рвоты. Сара ждала меня в комнате. Окинув меня пристальным взглядом, она вскрикнула от удивления, потом подбежала, чтобы помочь мне снять мокрую одежду.

– Ради всего святого! Кейтлин, что с тобой случилось? – спросила она.

– Я… мне плохо, Сара.

– Ты бледная как мел! И почему ты мокрая?

– Упала в речку.

– В речку? – повторила она в полном замешательстве.

– Мне вдруг стало плохо… Наверное, съела что-то не то… Лучше я лягу, и все пройдет.

– Что же ты ела?

– Солонину и овсяные лепешки. Меган дала мне…

Я вдруг вспомнила, что у лепешек был горьковатый привкус и что сама Меган к ним не притронулась. Но нет, вряд ли она на такое способна… Она ведь сказала, что не разбирается в лечебных травах! И все же происходящее заставило меня усомниться в ее честности. А еще этот странный огонек в ее красивых зеленых глазах, который я приметила, когда мы только собирались идти… Слабость возобладала надо мной, и я забылась тяжелым сном.

На третий день утром меня разбудил глухой стук воды о крытую соломой кровлю. Дождь лил как из ведра, и даже мое постельное белье отсырело настолько, что меня начало знобить. Несмотря на эту неприятность, я чувствовала себя намного лучше. У меня проснулся аппетит, и мне ужасно хотелось есть. Я села на кровати и потянулась.

Сара, которая как раз месила тесто, сразу подняла голову. Аромат свежей выпечки витал по комнате, а в корзине уже красовались две золотистые булки.

– Вижу, тебе лучше, – весело сказала она.

– Есть мне точно хочется, а это наверняка хороший признак, – отозвалась я и улыбнулась.

Она искоса взглянула на меня.

– Рада это слышать! Слезай скорее с кровати и поешь! Ой, чуть не забыла, Меган заходила сегодня утром.

– Меган? И что она хотела?

– Зашла спросить, достаточно ли ты поправилась, чтобы пойти с ней опять на прогулку.

– Да неужели? Это в такую-то погоду? – спросила я, поднимая в изумлении брови.

– Тогда погода была прекрасная.

– Ясно, – сказала я равнодушно.

Это же надо иметь такую наглость! Меган наверняка заскочила проверить, достаточно ли своих травок она скормила сопернице, чтобы извести ее. Я два дня и две ночи пролежала в постели, терзаясь жуткими приступами рвоты. Что ж, снадобьям Меган в действенности не откажешь!

Я встала, умылась и взяла с лавки постиранную и аккуратно сложенную одежду. Сара сформовала из теста еще одну булку и отрезала мне ломоть хлеба. Я накрыла его куском домашнего сыра. Еще я съела остатки омлета и закончила свою обильную трапезу земляникой со свежими сливками.

Сара отказалась, когда я предложила ей помочь по дому, под тем предлогом, что мне нужно набираться сил. Она посоветовала прогуляться – уж больно бледной и нездоровой я выглядела. Тучи быстро рассеялись, и снова выглянуло солнышко. Я уже начала привыкать к грозам, которые заканчивались здесь так же стремительно, как и начинались.

Долина купалась в мягком свете чистейшего изумрудного оттенка. Обрывки туч сгрудились у далеких горных вершин. Принесенная грозой влага быстро испарялась, и над крышами хижин висел легкий туман.

Жители занимались своими делами, многие обрабатывали огороды и поля. Продолжалось возведение нового дома. Деревня постепенно строилась и разрасталась. Ей по-прежнему недоставало часовни, ведь в Гленко не было своего священника. Для проведения религиозных ритуалов жители долины были вынуждены прибегать к услугам священнослужителей, переходивших из долины в долину в поисках заблудших овечек, которых надлежало вернуть на путь истины. Случалось, что новорожденных крестили их собственные отцы, а брачные обеты скреплялись одними только клятвами молодых, но как только в селение приходил священник, эти обряды повторяли «перед лицом Господа нашего». Поэтому отсутствие работы этим бродячим служителям культа никогда не угрожало.

Мое внимание привлекли крики мальчика, который бежал за стайкой уток и ловко увертывался от угрожающе щелкающих клювов. Завидев меня, маленький Робин подбежал ближе. Мордашка его покраснела от бега.

– Мадам Кейтлин! Мадам Кейтлин! – закричал он. – Я хочу показать вам кое-что!

Поравнявшись со мной, мальчик с трудом перевел дыхание, схватил меня за юбку и потянул.

– Идемте! Моя собака родила щенков, и я хочу вам их показать!

Он снова перешел на бег, и мне пришлось бежать за ним следом в конюшню. Собака расположилась в пустом стойле, на подстилке из соломы, покрытой старой мужской рубашкой. Пять пушистых комочков толкались у ее бока – малыши успели проголодаться. Робин присел, погладил собаку по голове и взял одного щенка. Он был белый, с единственным черным пятном вокруг левого глаза и отчаянно пищал и извивался в детских ладошках.

– Это – Черный Глаз, мой любимец! – с гордостью объявил Робин. – А это – Белая Звезда. – Он указал на другого щенка, черного с белым пятном на спине, похожим на звездочку.

Один щенок лежал чуть поодаль, и на вид был слабее остальных.

– А это кто? – спросила я, указывая на него пальцем.

– Этот? Это Глупый. Он не умеет пить молоко. Я не знал, как его можно назвать. – Мальчик поморщился и прищурил глаза. – А это – единственная девочка в помете, Маленькая Королева. Она – любимица Мойры.

Робин положил своего любимца к его братикам и сестричке, потом взял последнего, совершенно черного щенка и с улыбкой протянул его мне.

– Это Шамрок![52] Он весь черный, как ваши волосы! И он – для вас!

Я приблизила комочек эбенового оттенка к лицу и зарылась носом в его теплую шерстку. Мокрый носик ткнулся мне в щеку. Робин посмотрел на меня с восторгом.

– Я нарочно выбрал ему ирландское имя. Уезжать из родных мест наверняка очень тяжело, – серьезно произнес мальчик. – Помню, я долго плакал, когда мы переехали в другую деревню, но теперь мы снова вернулись. Конечно, не в наши старые дома, потому что sassannachs их сожгли. Теперь у нас новый дом.

Робин схватил своего любимца, сунул его под рубашку, себе на живот, и расплылся в довольной улыбке.

– Вы когда-нибудь засовывали себе щенка под рубашку? – спросил он с любопытством. – Это щекотно, но в то же время так приятно! Попробуйте, вам понравится! – добавил он, округлив глаза и быстро-быстро кивая.

– Думаю, я уже слишком старая, чтобы засовывать себе щенков под рубашку, – со смехом ответила я. – Мне очень приятно, что ты подумал обо мне, малыш Робин. Щенок очень симпатичный, но я не могу взять его.

Изумление на лице мальчика сменилось разочарованием.

– Почему? Он вам не понравился?

– Конечно, понравился! Очень понравился! Когда я была девочкой, мне очень хотелось иметь собаку. Но, понимаешь ли, я ведь живу тут не по-настоящему! Я в гостях и скоро поеду домой.

– В свою страну, в Ирландию? – спросил удивленный мальчик.

– Нет, не в Ирландию, а в Эдинбург.

Он посмотрел на меня с сомнением. Щенок еще активнее закрутился у него под рубашкой, но мальчик, казалось, вовсе не замечал этого.

– Ваш дом не в Ирландии?

– Теперь уже нет. Мне тоже пришлось переехать из своего дома в другой. Теперь мой отец живет в Эдинбурге.

Робин подумал еще немного, потом пожал плечами.

– Ладно! – воскликнул он, извлекая щенка из-под рубашки. – Если захотите, можете забрать его с собой. Шамроку наверняка понравится в Эдинбурге. Он заведет себе там друзей!

– Может, так и будет, – сказала я и погладила мальчика по голове. – Только пока он еще очень маленький и ему нужна его мама, как и тебе – твоя.

Я завидовала наивности и беззаботности Робина. Таким малышам, как он, вполне позволительно забывать ужасные испытания, которые довелось пережить его семье после резни в долине. Но даже если он и не позабыл эту трагедию, она по меньшей мере не разрушила его душу, в отличие от его брата Калума.

– В Ирландии красиво?

– Я мало ездила по своей родной стране, Робин, – ответила я задумчиво. – Мы жили в большом городе, и у нас не было ни холмов, ни поросших вереском долин, чтобы резвиться и бегать. Нам с братьями приходилось играть на грязных и вонючих улицах. Но даже там мы находили, чем себя занять. Я говорю «мы», имея в виду себя и моего брата Патрика. Чего только мы ни творили вместе!