Лиам перевернулся на спину и подпер голову локтем, чтобы видеть мое лицо.

– Как ее звали?

– Ровина. Больше я ничего о ней не знаю. Хотя нет, знаю еще, что она была родом из Коннота.

– Из Коннота? Когда начались гонения на католиков, мои дяди переехали жить в Коннот, это на западе Ирландии. У моего отца тогда еще была его лавка в Белфасте, поэтому мы остались там. Отец, конечно, тоже мог бы переехать, но в тех краях одни только рыбацкие деревушки. Мои дяди – рыбаки, а отец… В общем, рыбалка – это не для него. Он предпочитает делать рыбу из золота и серебра, с гравировкой и чернением.

– А ты? Какой жизни ты для себя хочешь?

Он внимательно посмотрел на меня своими бездонными глазами, выражение которых по-прежнему было мне непонятно.

– Я?

Я пожала плечами.

– Не знаю. Может… Мой дядя Дэниел хотел взять меня к себе. В то время его дочке было всего два годика. Наверное, я могла бы стать выгодной служанкой – мне ничего не надо, кроме крыши над головой и еды. Он предлагал мне переехать к нему, но папа отказался, ему трудно было отпустить меня.

– А тебе самой хотелось тогда уехать?

– Если бы я сказала «да», я бы оскорбила любовь, которую питаю к своему отцу.

– Не думаю, Кейтлин.

– Я очень любила малышку Франсес, у нее такие красивые волнистые волосики – цвета пшеницы в июле.

Лиам осторожно взял прядь моих волос и стал задумчиво накручивать ее на указательный палец.

– А тебе хотелось бы… иметь детей?

У меня перехватило дыхание. Сердце словно перестало биться в груди, и я почувствовала, как кровь отливает от лица.

– Детей?

– Ну да. Это такие маленькие человечки, они плачут и кричат, когда проголодаются. И на ночь, укладывая малышей спать, мать должна целовать их в лоб!

По животу полоснула боль. Пустота, которую невозможно ничем восполнить… Ребенок… Я посмотрела на Лиама, и мне подумалось, что он ощущает нечто подобное. Но может ли мужчина, даже если ему довелось стать отцом, понять это?

– Если Господь позволит мне создать семью…

Я умолкла, не найдя в себе сил закончить фразу. Лиам немного помолчал, погруженный в свои мысли. Когда он отпустил мою прядь, она мягко упала мне на грудь.

– Остается еще один вопрос, на который ты так и не ответила.

– Какой же? О женихе?

Я засмеялась, но смех прозвучал натянуто.

– Если можно обручиться в восьмилетнем возрасте, то да, я оставила в Ирландии тоскующего жениха! Его звали Кристофер Стивенс, и ему было девять. Симпатичный паренек, католик и большой шалун. Думаю, он давно меня забыл.

– Забыл тебя? А это возможно? Нужно быть слепым или придурком!

Лиам протянул руку, смахнул приземлившегося мне на юбку жука и при этом словно бы случайно задел мою руку. Мы оба какое-то время молчали и от этого чувствовали себя неловко. Я поерзала на траве, чтобы размять затекшие ноги, и кашлянула.

– Красивая лошадь. – Я указала на животное, которое паслось в нескольких шагах от нас.

– Она для Джона.

– Для Джона?

– Для Джона Макиайна Макдональда. Он – сын славного Аласдара Макиайна, глава клана и лэрд Гленко.

Внезапно Лиам помрачнел.

– Ты, конечно, знаешь, что произошло в этой долине, Кейтлин?

– Доводилось слышать. Когда мы приехали в Эдинбург – в октябре 1692, – в городе только об этом и говорили.

– В октябре… – пробормотал он, глядя перед собой невидящими глазами. – Как раз в это время Аласдар Ог, младший сын Макиайна, решил вернуться в долину. Прощение короля Джон получил в августе.

– А зачем ему было получать прощение короля? Разве он не был жертвой?

– Он должен был присягнуть на верность Гийому. Как и его отец до него.

– Но если его отец поставил свою подпись под клятвой верности, за что же тогда его наказали?

– Дело в том, что срок действия документа истек, а Кэмпбеллы и еще несколько sassannachs, которые ненавидели Макиайна, этим воспользовались. Кто-то объявил документ недействительным и безнаказанно предал забвению. Но у нас были охранные грамоты, подписанные губернатором Хиллом. Предполагалось, что они будут защищать нас, пока Макиайн не получит возможность объяснить королю, почему вовремя не подписал клятву.

– И вы не показали их солдатам?

– Мы доверяли им, Кейтлин. Мы не сочли нужным показывать им охранные грамоты. Когда два отряда из Аргайлского полка под командованием Роберта Кэмпбелла из Гленлайона и Томаса Драммонда пришли в долину, нам сказали, что им не нашлось места в Форт-Уильяме и волей короля мы обязаны их приютить до получения ими дальнейших распоряжений. Но это был только предлог. Солдат было сто двадцать человек, и мы предоставили им кров и пищу. Мы делились с ними нашим лучшим виски и укладывали их спать возле наших очагов. А они нарушили священную традицию гэльского гостеприимства!

Он замолчал и посмотрел на меня. Лицо его было спокойно и непроницаемо. Потом взгляд его устремился вдаль, и он бесцветным голосом продолжил рассказ:

– Эти мерзавцы нас предали. Они жили у нас две недели, и все это время пользовались нашим гостеприимством, а сами только и думали о том, чтобы истребить нас, как собак. Они хотели вырезать всех до последнего – мужчин, женщин и детей.

Я ужаснулась. В Эдинбурге я не особенно прислушивалась к разговорам о резне в Гленко. Жизнь моя в то время и без того была полна тревог. Я тяжело переживала смерть старшего брата Майкла, погибшего за короля Стюарта. Он пал в битве на реке Бойн в 1690, сражаясь в рядах ирландских якобитов. Потом, через год, Мэтью лишился руки в битве при Огриме. Наша семья внесла большой вклад в дело Стюартов, но Яков II так и не взошел на трон Ирландии, Шотландии и Англии. Католики потерпели поражение и подверглись преследованиям. И мы решили уехать, пока была такая возможность.

Мне о многом хотелось расспросить Лиама – о жене Анне, о сыне… Однако я подумала, что лучше дождаться, когда он сам расскажет об этом. Из родни у него остались только сестра и брат. Забываются ли трагедии, подобные той, что ему довелось пережить, со временем? Я знала, что нет. Мне захотелось прикоснуться к нему, утешить, но я не стала этого делать. Наверняка та, другая женщина искусно врачует его душу…

Он провел рукой по лицу. Она чуть задержалась на лбу, потом снова опустилась на траву. И Лиам заговорил более спокойно:

– Все, кто выжил в этом побоище, лишились дорогих им людей. Кто-то потерял отца, сына или брата, а кто-то – мать, сестру, племянницу… супругу. Они убили тридцать восемь человек из клана, главой которого был и остается Макиайн. Вырезать нас всех до единого им помешала плохая погода. В тот вечер в долине бушевала метель. Те, кто смог, убежали в горы. Солдаты врывались в наши дома с мушкетами в руках. Женщины и дети были в ночной одежде. Многие – босиком. Их поднимали с постелей и выгоняли на улицу почти раздетых. Нам пришлось пройти долгий путь в горах, прежде чем мы нашли пещеру и там остановились. Некоторым мы ничем не смогли помочь, и они умерли в пути…

Лиам замолчал, и я поняла, что он раздумывает, стоит ли продолжать.

– У меня были жена и сын, Кейтлин.

Я ласково погладила его по руке, лежавшей возле моей ноги. Он схватил мою руку и сжал ее, потом провел по ладошке кончиками пальцев. Наши взгляды встретились. В его глазах читались боль и ярость.

– Они умерли от холода. Я не смог их защитить. Моему сыну Коллу тогда было четыре. И он умер у меня на руках.

– Лиам, мне очень жаль…

Он закрыл глаза и вздохнул. Он впустил меня в один из темных уголков своей души, поделился со мной самыми болезненными воспоминаниями. Но я все равно не нашла в себе сил разделить с ним свои печали. Это было бы слишком больно.

– Свое оружие мы спрятали, – сказал он с саркастической усмешкой. – Присягнув на верность королю, мы тем самым лишались права иметь оружие, за исключением того, что нужно для охоты. Поэтому все наши мушкеты, клейморы[35] и лохабераксты[36] мы спрятали в кучах торфа среди холмов и засыпали снегом. Но даже если бы у нас и было оружие, оно бы нам вряд ли помогло. Они просто будили мужчину и тут же всаживали ему пулю в голову.

Он выдержал паузу, и наши пальцы переплелись. Мне вдруг захотелось, чтобы он никогда их не отпускал.

– Мне довелось видеть много насилия. Здесь, в Хайленде, оно стало частью нашей повседневной жизни. Я видел кровавые сражения и бойни, в которых погибло намного больше людей, чем в ту ночь в долине. Но то была война. Не важно, была ли то стычка двух кланов или бой хайлендеров против sassannachs… Но мужчины сражались с мужчинами и защищали высокую цель или просто то, что было им дорого, ценой своей жизни. То, что произошло в Гленко, не имело никакого отношения к войне. Это был акт мести, которому нет оправдания. Кэмпбеллы свели счеты с Макдональдами, прикрывшись именем короля. Они воспользовались тем, что Макиайн опоздал, чтобы удовлетворить свою жажду крови. Кэмпбеллы хотели стереть Гленко с лица Хайленда, с лица Шотландии. Ха! Жалкие подонки! Мы и до сих пор живы!

– Но зачем вас заставили подписывать эту клятву верности? Ведь вы – шотландцы, а значит, подданные короля.

Он горько усмехнулся.

– Но какого короля? Якова или Гийома? Протестант Гийом хотел убедиться, что мы на его стороне. После мучительного поражения sassannachs в битве при Килликранки он попытался объединить якобитские кланы под знаменами дома Нассау. Граф Бредалбэйн…

Лиам поморщился и, снова выругавшись, продолжил:

– Так вот, этот бастард Кэмпбелл собрал возле руин замка Ахалладер глав кланов, которые поддерживали Стюартов. Хитрый лис попытался стравить их друг с другом. Своим змеиным языком он нашептывал обещания, которые все равно не смог бы сдержать, но благодаря которым сумел купить лояльность кланов, те самые «Особые статьи». К несчастью для Бредалбэйна, его слава интригана и махинатора бежала впереди него. Ничего у него не вышло. Никто не захотел довериться этому скользкому типу. И вот Королевский совет издает указ, обязывающий всех глав кланов принести клятву верности короне sassannachs. Таким образом он рассчитывал подавить восстания якобитов в зародыше.