Лючия согласно кивнула головой и попыталась улыбнуться.

— Я знаю только, что не смогу больше быть тебе… женой, — запинаясь, произнесла она. — А сестрой или дочерью, наверное, смогу.

— Вот и хорошо, — согласился Паоло, — давай просто жить вместе. Можешь не спать со мной. Какое-то время, а там посмотрим…

Оба рассмеялись, желая разрядить гнетущую ситуацию.

— Ну иди ложись, — Паоло протянул руку. Давай спать.

Она недоверчиво посмотрела на него, опасаясь возобновления любовных намерений.

— Не бойся, я не трону тебя, — усмехнулся Паоло, поняв ее опасения. — Все будет так, как ты хочешь, неужели я не понимаю тебя?

Лючия спокойно легла в постель. Она нежно, по-дочернему поцеловала мужа, думая о том, как ей везет на благородных мужчин, настоящих рыцарей. Морис, милый горец Луиджи, муж Паоло… А достойна ли она сама такого отношения? Скорее всего, нет, вздохнула она, погружаясь в сон…

Прошло больше месяца со времени приезда Лючии с гор. Казалось, она просто вернулась к своей привычной жизни. Работа в мастерской, бассейн, теннисные корты. Визиты на вернисажи, светские вечеринки. Хлопоты по дому. Со стороны можно было подумать, что в ее жизни ничего не изменилось. Отношения с Паоло были сдержанными, но спокойными. Дежурные поцелуи утром и вечером, совместные завтраки, посещение вечеринок или прием гостей у себя. Спали они, правда, в разных комнатах. Иногда Лючия ловила на себе его вопрошающий взгляд, на который отвечала легкой, ничего не значащей улыбкой.

О Морисе она практически не думала. Он просто был внутри нее. Он заменил в ней голос здравого смысла. Но вместо обычного своего брюзгливого оппонента теперь в ней жил мудрый, тонкий, иногда ироничный, но всегда хорошо понимающий друг. Однако часто ее охватывала такая тоска, от которой она не находила себе места. И только азарт работы не покинул ее. И за это она была благодарна судьбе.

Тем не менее она чувствовала, что находится на грани нервного срыва. Паоло стал все больше раздражать ее. Она едва терпела его привычку после еды зубочисткой ковырять в зубах. Ее раздражало то, что прежде забавляло, например его толстый живот и вялые покатые плечи. Раньше она подшучивала над ним, пытаясь кормить его малоуглеводистой пищей, призывая делать по утрам зарядку или ходить с ней в бассейн, а сейчас еле сдерживалась, чтобы не закричать на него, не пристыдить за нежелание держать себя в форме. Однажды она взорвалась, когда, встав ночью, увидела его на кухне уплетающим бутерброды.

— Ты что, так делаешь тайком от меня каждую ночь? — раздраженно спросила она.

— Ну, не каждую, — смутился Паоло, — но иногда бывает. Не могу я есть одни твои овощи, — он пробовал сопротивляться.

— Я каждый вечер готовлю тебе твою любимую пасту, самую лучшую, из твердых сортов пшеницы, — голос Лючии был холоден, она еле сдерживалась, чтобы не кричать. — Неужели тебе самому не противно, что ты поправляешься, как на дрожжах и уже похож на… сурка, набившего щеки зерном?

— Не нравится, скатертью дорожка! — Паоло внезапно взорвался. — Иди к своему красавцу блондину. Что не идешь? Или он тебя не зовет? А ты все ждешь и поэтому превращаешь в ад жизнь своих близких. Все тебе не так! Хватит! Я больше не могу! Это выше моих сил!

Он оттолкнул жену, хлопнул дверью и быстро ушел в свою спальню. А Лючия бессильно опустилась на стул и расплакалась. Это был катарсис, внутреннее расслабление после длительного напряжения. Она плакала от жалости, но не к себе, а к Паоло, плакала оттого, что она действительно мучила человека, от которого не видела ничего, кроме добра, понимая в то же время, что ничего не может поделать с собой.

И вдруг пришло неожиданное решение: она должна уйти из этого дома. Она не имеет права калечить жизнь доброго человека. Она понимала, что заслужила все, что он высказал ей в минуту гнева. Внезапно Лючия встала на колени и начала исступленно молиться. Она молилась за Паоло, за то, чтобы ему было легче пережить то, что она навлекла на него. Она просила Деву Марию снять с нее тяжесть беспросветной любви, которая подтачивала ее изнутри.

Нет, завтра же она уйдет из их общего дома. В Риме, на улице Риенцо, у нее была небольшая квартирка, доставшаяся ей от бабушки. Завтра она переедет туда, оставив Паоло добрую записку.

Измучившись от слез и очистившись молитвой, Лючия вышла из кухни и, увидев свет в холле, поняла, что Паоло не спит, а сидит, наверное, ожидая ее.

— Извини, я не сдержался, — глухо произнес Паоло. Он сидел перед телевизором и курил сигарету.

— Ты сказал правду, — горько усмехнулась Лючия, поднимаясь по лестнице в свою комнату.


Спала она очень плохо, всю ночь ей снился Морис, у которого почему-то было лицо Луиджи. Она встретила его на вокзале с его родным братом, оказавшимся Паоло. От этого жутковатого переплетения персонажей, Лючия проснулась. На часах было пять утра. Она почувствовала, что больше не уснет. Вставать было еще рано, она взяла какой-то исторический роман, давно лежавший на прикроватной тумбочке, наугад открыла его и прочитала:

«Они увиделись через год, случайно встретившись на улице. Для них это было неожиданностью, но ворон, сидевший на дереве и простерший над ними свои крыла, каркнул три раза, оповещая посвященных, что испытательный круг судьбы замкнулся…»

Эта фраза окончательно разбудила ее. Лючия стала с интересом читать дальше, но после многообещающего начала события стали разворачиваться банально, а язык потерял свою мистическую точность и упругость, заворожившие ее в самом начале. Она вернулась к началу фразы и несколько раз прочла ее. «Испытательный круг судьбы… замкнулся…» Лючия отложила книгу, откинулась на подушку и закрыла глаза.

«Опять знак судьбы или ее насмешка? — спрашивала она себя. — Если зациклиться на одной и той же мысли, везде будут мерещиться знаки. Хватит, довольно, — беззвучно крикнула она, — еще не хватало впасть в депрессию и не выходить из нее». Лючия резко отбросила одеяло, встала и решительно подошла к балкону. У нее возник стереотип ощущения: сейчас она увидит узкое ущелье, ведущее вдаль, к синим горам. Но наваждение сразу рассеялось: перед ней был палисадник у дома с большим платаном и магнолиями, а за забором начиналась улица, ведущая к вилле Боргезе. Ближний пригород Рима, очень престижный район.

«Я схожу с ума», — со страхом подумала Лючия и решила сегодня же пойти к психоаналитику. Опытный врач, поговорив с ней пару часов, сказал: — У вас синдром навязчивой любви, который может привести либо к глубокой депрессии, либо, — он помялся, — к самоубийству. Выход: либо новая любовь, либо длительное лечение, в том числе и медикаментозное. Хорошо бы полностью сменить обстановку, работу, окружение. Лучше куда-нибудь уехать, желательно подальше… Умом вы все понимаете, но на подсознательном уровне чрезвычайно велика сексуальная и психическая зависимость от одного мужчины. Некоторые специалисты называют это «настоящей любовью».

Вернувшись от врача домой, Лючия собрала вещи в две спортивные сумки: летнюю одежду, женские аксессуары и несколько книг. В конце концов за остальными вещами можно приехать позже. Погрузив сумки в свой маленький «форд купер», она вернулась в дом и оставила на столике в холле записку:

«Паоло, я пока поживу у себя на улице Риенцо. Прости, мне надо разобраться, прежде всего с самой собой».

Несколько дней она жила в автоматическом режиме: ходила на работу, взялась за новый проект, участвовала в двух конференциях по застройке нового спального района на виа Салариа. Она обратила внимание, что коллеги иногда бросают на нее недоуменные взгляды.

— У тебя что-то случилось? — спросила однажды Кьяра, ее хорошая подруга.

— Почему ты так решила? — насторожилась Лючия. — Во мне что-то изменилось?

— Не то слово! — Кьяра оглянулась по сторонам, не слышит ли кто. — Тебя словно подменили. Ты ходишь мрачная, совершенно отрешенная. Иногда не слышишь, когда к тебе обращаются. Мы все теряемся в догадках: то ли у тебя кто-то умер, то ли ты рассталась с Паоло.

Лючии и в голову не приходило, насколько неадекватно она выглядит в глазах хорошо знающих ее людей. Она молчала, но Кьяра продолжала теребить ее.

— Так в чем дело? Неужели ты не можешь рассказать даже мне, твоей самой близкой подруге? Лично я думаю, что ты влюбилась, но почему такой трагизм?

Лючия поняла, что самым разумным будет рассказать Кьяре все, что произошло, тем более что она сама нуждалась в поддержке, особенно женской. Взяв с Кьяры клятву, что та никому ничего не расскажет (не обольщаясь, впрочем, относительно надежности этой клятвы), женщины после работы отправились в кафе. Там за бутылочкой колли ди Больцано (вино из региона Трентино, что в Доломитовых Альпах) и отменной лазаньей перед Кьярой развернулась история любви и печали ее подруги. Лючия, правда, утаила от Кьяры, что вчера она поинтересовалась в аптеке, могут ли ей продать двадцать упаковок снотворного.

— Что же ты теперь будешь делать? — сочувственно спросила подруга.

— Буду просто жить, как жила прежде, — вздохнула Лючия, — только одна, без Паоло. А что еще остается?

— Неужели нельзя остаться с Паоло? — с досадой проговорила Кьяра. — Он души в тебе не чает, ведь ты за ним, как за каменной стеной…

Лючия медленно покачала головой, давая понять, что на эту тему говорить бесполезно.

— Но почему? — недоумевала подруга. — Насколько я знаю, ты ведь и вышла замуж не столько за него, сколько за его деньги.

— Ну во-первых, ты плохо знаешь, — горячо возразила Лючия. — Он мне нравился, в нем было какое-то обаяние, а во-вторых, сейчас все изменилось. Да и сама я изменилась. И потом, у нас нет детей, а мне почти 26 лет и я хочу стать наконец матерью.

— Усыновите ребенка, — посоветовала Кьяра. — Миллионы людей делают так, и совсем необязательно расставаться.