Его аргументация не убедила Лайона.

– Но ведь в случае с Нили мы имеем дело не просто с бывшей звездой, мы имеем дело с душевнобольной женщиной, которая может в любой момент сорваться. Анна говорит, что она растолстела сверх всякой меры, и ей ведь уже не восемнадцать.

– Ей тридцать три года. И я согласен со всем, что ты говоришь. Однако она еще и чертовски талантлива. У меня есть несколько магнитофонных лент, которые она записала там, у себя. Сейчас уже лечат амбулаторно, а прошлые субботу и воскресенье она провела со мной и моей женой. Она толстая, как свинья, но как она поет!

Лайон пожал плечами.

Но ведь пройдет целый год, прежде чем она похудеет, а от такого напряжения она может сорваться. Такое Уже бывало.

– Она не будет худеть, в этом-то все и дело. Пусть остается жирной. Она поет – вот что главное.

– И что мы будем делать с толстой певицей?

– Будем организовывать ей концерты. Знаешь, сколько денег можно заработать, гастролируя с однодневными концертами по всей стране? Лина Хорн, Гарланд, Либерейс – они все гребут бешеные деньги. Да публика валом повалит, хотя бы из одного любопытства, только чтобы посмотреть на Нили. За год только на одних ее концертах мы заработаем достаточно, чтобы выплатить наши долги за компанию. Другие наши клиенты тоже будут приносить прибыль. И если мы обеспечим ее деятельность в течение одного года, звезды повалят к нам с протянутой рукой.

– Раз хочешь все это закрутить, валяй, – ответил Лайон. – Но это – твое дело. А я займусь делами компании, пока ты будешь запускать на орбиту нового идола американской публики.

– Тут все обстоит сложнее, – медленно проговорил Джордж. – Она от меня не в восторге. И моя жена влияет на Нили не лучшим образом. – Он промолчал. – Моя жена пьет, вот в чем загвоздка. Зато Нили нравишься ты, и она очень многим обязана Анне…

– Минутку, – перебил Лайон. – Анна здорово вкалывает. Нам в нашей жизни меньше всего нужна сейчас Нили О’Хара.

– Единственное, о чем я прошу тебя, это уговорить ее подписать с нами контракт. Всю грязную работу я беру на себя, обеспечу и рекламу, и продажу билетов, буду ездить с нею на гастроли. От тебя требуется лишь сделать ей самое первое предложение. Сейчас она готова убраться из психушки в любой момент. Мы снимем ей номер в отеле. Денег у нее нет, поэтому оплачивать его будет компания. Да и вообще, мы будем платить за все, включая организованные дела и репетиции. Приставим к ней служанку – у меня уже есть на примете одна, массажистка из Дании, здоровенная, как бык, – и будем вести учет всех затрат, даже самых мелких. А когда она приступит к работе, будем вычитать их у нее из гонораров, пока не вернем все до последнего цента. Если станет возмущаться – что ж, это вполне законные удержания из заработка.

– Это огромный риск.

– Мы мало что теряем, а те несколько тысяч, что потратим на рекламу, стоят того. И потом, если ее выступления будут иметь большой успех, она сможет отдать долг Анне. Ты ведь знаешь, что твоя жена оплачивала ее лечение. Нили должна ей почти двадцать тысяч долларов. Лайон покачал головой.

– Не нравится мне все это. Но если ты все-таки хочешь провернуть это дело, я согласен. При том непременном условии, что всем будешь заправлять ты. Я делаю первоначальное предложение, и сразу же после этого ты все берешь в свои руки.

Джордж кивнул.

– Вот увидишь. Я запущу наш маленький спутник на орбиту ошеломительного успеха, а вместе с ним туда взлетим и мы.

* * *

Анна вошла в квартиру и включила кондиционер. Она пожалела, что у служанки сегодня выходной. На улице стояла знойная влажная духота, жара достигла рекордной отметки. Почувствовав себя плохо, она бросилась в ванную комнату, обмотала лоб холодным полотенцем. Криво улыбнувшись, она подумала: «У всех тошнота подступает по утрам, а вот у меня почему-то по вечерам». Она считала, что забеременела. Задержка длилась уже десять дней. Конечно, наверняка она не знала. В феврале задержка была на две недели, они с Лайоном даже отпраздновали это, а наутро она проснулась от знакомых болей в низу живота. На этот раз она ничего не сказала Лайону. И вот вчера, в половине шестого, у нее началась эта тошнота. «О господи, ну, пожалуйста, пусть это будет правдой, – молила она. – Все так замечательно – и к тому же еще ребенок! Это будет девочка – девочка, как две капли воды похожая на Лайона».

Она чувствовала себя такой счастливой, что даже испугалась. Человек не имеет права быть настолько счастливым. Единственное, что немного беспокоило ее, – это мысль о налоговой декларации, из которой Лайон узнает правду о совершенной ею сделке. Но бизнес идет успешно, а к тому времени у нее уже родится ребенок. Генри уверен, что Лайон простит ей этот обман. Однако, когда имеешь дело с Лайоном, ничего нельзя сказать заранее.

Они вместе ездили навещать Нили, и загадочная улыбка Лайона с трудом скрывала его шоковое состояние, когда им навстречу, переваливаясь, вышла Нили. Избыточный вес сделал ее неузнаваемой: глаза совершенно скрылись за толстыми щеками, шея исчезла, но вся она лучилась оптимизмом прежней Нили. Становилось не по себе при виде детской порывистости, сквозящей в этой слоновьей массе жира.

Нили немедленно подписала договор с их компанией. Она наморщила нос, когда Лайон отказался признать какие-либо свои заслуги, заявив, что всю операцию гениально осуществил Джордж. Ей не нравился Джордж, но поскольку Лайон был полноправным партнером, а Анна – ее лучшей подругой, она подписала договор с превеликим удовольствием. На следующей неделе ее поселили в небольшом отеле для постоянных жильцов неподалеку от центра города вместе с датчанкой Кристиной – служанкой и охранницей одновременно. Кристина была не жирной, а просто громадной: выглядела она так, словно вполне могла переплыть Ла-Манш. И она дала обещание, что приведет Нили в превосходную форму.

– Нили не нужно худеть, – сказала ей Анна. – Единственное, что она должна делать, – это сосредоточиться на пении.

Кристину предупредили также, чтобы она была начеку относительно лекарств и спиртного, и за двести долларов в неделю та клятвенно заверила их, что будет следить и ухаживать за своей подопечной круглосуточно.

Анна вышла из ванной. Включив свет в гостиной, она налила себе рюмку коньяку, надеясь, что он укрепит ее желудок. Нили работала упорно, самозабвенно, репетируя по четыре часа в день, и Джордж уже запустил машину рекламы на полные обороты. Первый концерт было намечено провести в Торонто, достаточно далеко от здешних критиков, с тем, чтобы плохие отзывы не дошли до Нью-Йорка. Решили, что у Нили должен быть шанс приостановить свои выступления.

Анна тоскливо осмотрелась. Квартира-то красивая, но если она беременна, им придется переехать, и ее освободят от договорных обязательств с «Гиллианом» по пункту «причины естественного характера». Она будет рада освободиться. У нее появится время подыскать и обставить новую квартиру. Как все устроить в детской? От нахлынувшего возбуждения у нее закружилась голова. О господи, пусть же все это сбудется!

Спустя две недели ее надежды подтвердились. Поначалу Лайон воспринял новость со смешанным чувством: он был в восторге, однако это должно было внести в их образ жизни весьма радикальные изменения. Анне придется оставить работу в конце июня – ребенок должен был родиться в середине января, и ее талия уже увеличилась на дюйм.

Но когда она убедила его, что ее уход пройдет совершенно безболезненно, все его сомнения улетучились, и он вместе с нею отдался радостному ожиданию.

В середине июня они полетели в Торонто на концерт Нили. Анна сидела в полутемном зале, замерев от страха. От этого выступления зависело столь многое. Джордж и Лайон думали о своих деньгах, но она понимала, какой тяжелый удар получит Нили, если концерт провалится. За кулисами Нили казалась отдохнувшей и спокойной. Она смеялась, говорила, что ничего не поставлено на карту, что терять ей нечего и что она в любой момент может вернуться в свою родную психушку делать пепельницы. Джордж от волнения похрустывал пальцами, а глаза Лайона сузились от напряжения.

Свет погас, и оркестр в полном составе грянул мелодию, ассоциирующуюся у всех с Нили, – песню из ее фильма, которая когда-то была хитом. Тяжелый занавес раскрылся, и на сцене появилась Нили. Она была в простом черном платье до колен. Ноги у нее были по-прежнему стройными, а черный цвет скрадывал чрезмерную полноту. Однако было слышно, как в зале кто-то издал громкий возглас изумления, очевидно бессознательно воскресив в памяти имидж, созданный ею в первых кинокартинах. Нили услышала и широко улыбнулась.

– Я и впрямь толстая, – добродушно сказала она в микрофон. – Но некоторые оперные певицы еще толще. Только от меня вы не дождетесь никаких оперных арий. Я здесь для того, чтобы вместе с песнями отдать вам свое сердце, а оно у меня тоже большое и толстое, так что, если вы не возражаете, я буду сегодня много петь.

От бешеных аплодисментов заложило уши. Нили достигла своей цели еще до того, как начала петь. Голос ее был чистым и неподдельно искренним, он западал в самую душу. Зрители словно попали под воздействие массового гипноза. Яростными отчаянными аплодисментами они как бы приглашали Нили вновь занять подобающее место в своих сердцах. Такой оглушительной овации Анне еще не приходилось слышать.

То же самое повторилось в Монреале. Нили побила все рекорды кассовых сборов в закрытых помещениях. В Детройте объявления об аншлаге висели уже за несколько недель до ее приезда. К этому времени нью-йоркские газеты наперебой сообщали о ее триумфальном возвращении, но Джордж намеренно затягивал гастроли. Он ездил с ней до сентября, а Лайон тем временем руководил компанией в Нью-Йорке. Анна уже официально расторгла соглашение с «Гиллианом» и все свободное время посвящала теперь тому, чтобы обставить их новую большую квартиру, которую она недавно подыскала. Беременность стала заметной, но движение зарождающейся в ней новой жизни сделало ее лишь еще более счастливой. Фирма «Гиллиан» хотела предоставить ей временный отпуск, однако Анна настояла на полном расчете. И хотя всеми своими мыслями она была в будущем, она испытала некоторое удовлетворение, когда фирма пришла к решению, использовать каждую неделю новую девушку. Заменить Анну кем-либо просто было невозможно.