Моника прошлась по роскошному люксу и распахнула дверь на маленький балкон с видом на гавань. В номер ворвался соленый ветер; она вдохнула, закрыв глаза и нежась на солнце.

– Волшебно, – произнес Тревор.

– Вон она. – Моника улыбнулась, пробежала взглядом по пришвартованным суденышкам, покачивающимся на волнах, и отыскала большую белую яхту.

Тревор с гордым видом стал рядом. «Белокурая бестия». Подарок Монике на сорокалетие, полученный ею больше десяти лет назад. Яхту строили в соответствии с пожеланиями Тревора, он ездил на верфь каждую неделю и следил, чтобы все его требования соблюдались в точности – вплоть до последней белой кожаной подушки. Кораблестроители сходили с ума от придирок, но Тревору было все равно. Он платит деньги, готовит подарок жене – и хочет, чтобы подарок получился идеальным.

Тревор хорошо помнил лицо Моники, когда та увидела «Бестию» впервые. Яхту спустили на воду в Лаймингтоне, и глаза жены светились от удивления и счастья. Она с ликованием разбила о борт бутылку шампанского, и оба они радовались как никогда.

Но там, где раньше царил смех, теперь поселился мрак. Глаза Моники до сих пор искали хотя бы мимолетную тень того, кого больше никогда не увидят. И Тревор ничем не мог помочь своей любимой жене, не мог прекратить ее мучения. От собственного бессилия его разрывало на части. Он лишь вновь и вновь старался отвлечь ее от горьких мыслей – в тщетной надежде на то, что однажды она перестанет надеяться.

Сам Тревор перестал уже давно.

Однако эти выходные должны стать переломными. Его неожиданная идея открыть отель в Лондоне была очень удачной – Моника с радостью за нее ухватилась. Теперь ей будет чем занять голову, и может, она перестанет наконец предаваться тяжелым раздумьям, прекратит свои беспокойные поиски? Остается лишь молиться, чтобы Лука и Клэр согласились. Тревору нравился их подход к делу, он целиком мог на них положиться и других организаторов для этого проекта искать не хотел. Несмотря на свое грубоватое добродушие, Тревор мало к кому испытывал доверие. Парфитты теперь никого не подпускали к себе слишком близко.

Тревор с Моникой стали мастерами притворства. Все вокруг считали, что они живут полной жизнью – свободно, легко, ни о чем не тревожась. На первый взгляд их существованию действительно можно было позавидовать. Невзирая ни на что, финансовое положение Тревора становилось все лучше и лучше, и они ни в чем себя не ограничивали.

Но Тревор не мог купить Монике то единственное, что она по-настоящему хотела. Это ужасно его мучило. Он сделал бы что угодно, лишь бы вернуть ее улыбку – живую улыбку, от которой лучились глаза. Взгляд жены теперь всегда оставался пустым и бесцветным, не помогали даже антидепрессанты – хотя с ними ей было немного легче пережить день. Их выписывают сейчас сплошь и рядом, порой кажется – на ровном месте.

В немом отчаянии Тревор смотрел, как Моника подошла к сумочке и в тысячный раз вынула из нее свой телефон. Проверила, нет ли сообщений; подняла повыше, глянула, есть ли связь – в Пеннфлите покрытие было нестабильным, поэтому мобильный иногда не ловил сигнал. Сегодня, по-видимому, все в порядке – она удовлетворенно кивнула и сунула телефон назад в сумку.

Сообщений не было. И никогда не будет. Тревор это понимал, но Моника не оставляла надежд.

Она вернулась к окну и выглянула на улицу. Морской бриз взъерошил платиновые волосы. Выглядит такой молодой, такой уязвимой… Тревор ощутил привычный тяжелый ком в горле – ком, не дающий ему забыть о собственной беспомощности.

– Хочешь, прогуляемся перед ужином? – Тревор с трудом сглотнул.

– Да, давай пройдемся к гавани. – Моника улыбнулась и кивнула. – Подышим морским воздухом, нагуляем аппетит.

Порой Тревору казалось, что ему было бы легче, не веди она себя так мужественно.

Глава восьмая

Больше всего Клэр любила ранний вечер. Между пятью и шестью часами, когда в окна заглядывали косые лучи низкого солнца, отель погружался в полусонное ожидание. В кухне вовсю кипела готовка, бармен наполнял ведерки льдом и выкладывал в вазочки оливки, а гости удалялись в номера – немного вздремнуть, или посмотреть новости, или наложить макияж на отмеченную солнечными поцелуями кожу, или неспешно предаться ленивой отпускной любви.

Клэр использовала это время, чтобы проверить, все ли в порядке: убраны ли газеты, не завяли ли цветы, приведены ли в надлежащий вид санузлы. Разумеется, такая работа входила в обязанность подчиненных, но лишний контроль не повредит. Клэр любила удостовериться, что в ее отеле все на высшем уровне. Бармен Митч часто приносил хозяйке на пробу какой-нибудь новоизобретенный коктейль, и при определенном везении ей удавалось выкроить десять минут для себя: посидеть на террасе, насладиться ароматами, струящимися из кухни.

В четверть седьмого передышка заканчивалась. В отель начинали заглядывать прохожие в надежде получить свободный столик, появлялись местные завсегдатаи – пропустить стаканчик; в баре собирались гости, пришедшие на ужин.

Погода в эти выходные ожидалась великолепная, поэтому сегодня «Приют у моря» заполнялся еще быстрее, чем обычно. В ресторане все столики были заказаны, и Клэр пришлось разочаровать отказом нескольких отдыхающих.

В баре сидели друзья Ника. Все, как на подбор, чуть старше тридцати, уверенные в себе, успешные – но без позерства. Компания завидных женихов. Клэр не сомневалась – они сдержат свое обещание не шуметь и при этом здорово проведут время. Сегодня они ужинали не в «Приюте» – это удовольствие им предстоит завтра, во время мальчишника. Нынешний вечер ребята проведут в выбранном по рекомендации Луки пабе, чуть выше по реке.

Клэр принесла им тарелку с бесплатным угощением: гренки с сыром стилтон и пряной приправой чатни, розмариновые оладьи с козьим сыром и крабовые котлетки под жгучим лаймовым майонезом; крошечные канапе источали сильный, аппетитный аромат.

– Здравствуйте. – Один из мужчин поднялся ей навстречу. – Я – Гас. Шафер. Мы общались с вами по телефону.

Он быстро представил остальных членов компании, устроив импровизированную короткую перекличку. Томы-Уиллы-Джеймсы радостно покивали в ответ.

– Не беспокойтесь. – Гас заметил, что хозяйка гостиницы не отрывает взгляда от выстроившейся перед ними батареи «мохито». – У нас все под контролем. Просто снимаем напряжение.

Вьющиеся каштановые волосы и веснушки придавали Гасу задорный юный вид. Наверное, при покупке спиртного ему каждый раз приходится доказывать, что он уже совершеннолетний. Интересно, Ник рассказывал другу о своих отношениях с Клэр?

– Вы имеете полное право развлекаться, – заявила она с бодрой улыбкой. – Только… без рвоты и нудизма. Желательно.

– Никакой нудной рвоты, – торжественно заверил Гас. – Дождемся жениха и испаримся. Он душ принимает.

– Последняя неделя свободы, – вклинился кто-то из Томов-Уиллов. – Бедолага!

– Ничего подобного, – с упреком сказал Гас. – Софи – просто куколка. Они с Ником будут идеальной парой.

Все рассмеялись.

Все, кроме Клэр. Она неожиданно представила картину: маленькая церковь в Мимсбери, у алтаря стоит Ник, рядом с ним – Гас. Собравшиеся смотрят, как прекрасная невеста медленно идет по проходу. Ник оборачивается ей навстречу, и в глазах у него светится обожание…

Клэр поспешно опустила тарелку с канапе на стол.

– Угощение за счет отеля, – с трудом произнесла она и отошла.

Ее торопливый уход наверняка покажется друзьям Ника странным. Но слушать дальше – выше ее сил. Клэр чуть ли не бегом кинулась к уборной возле обеденного зала и заперлась в кабинке. Опустила крышку унитаза, села и обхватила гудящую голову руками.


Недели, последовавшие за признанием миссис Барнс, оказались для Клэр ужасным испытанием. Притворство давалось ей с неимоверным трудом. Сама же Изабель вела себя как ни в чем не бывало.

Время от времени Ник удивлялся, почему Клэр выглядит такой задумчивой и усталой.

– Это из-за папы? – допытывался он. – Завалил тебя работой? У отца от всех большие ожидания, но, если тебе тяжело, только намекни. Он же не догадывается.

Клэр не знала, что ответить. Работать в «Мельхиор Барнс» ей нравилось. И она там совсем не перенапрягалась. Однако проще было свалить все на непривычную нагрузку, чем сказать правду, хотя несколько раз она чуть не проговорилась. Но скоро Рождество. Клэр напоминала себе об этом снова и снова. Последнее Рождество Изабель. Его нельзя портить.

Она постоянно мысленно молила о чуде, об отсрочке. Чуда, конечно, не произошло, и не успела Клэр опомниться, как наступило Рождество. Она проснулась с болью в горле, туманом в голове и тяжестью на сердце, но заставила себя выбраться из кровати. Ради родителей. Последнее время они поглядывали на дочь с беспокойством, и Клэр не хотелось их расстраивать, тем более что после обеда она собиралась в «Мельницу».

Мама с папой в халатах сидели на кухне, ели бутерброды с ветчиной и пили «Нескафе». Как же не похожа эта незамысловатая трапеза на то пиршество, которое наверняка происходит сейчас в доме Ника: копченый лосось и яичница-болтунья, рождественские гимны в исполнении хора кембриджского Королевского колледжа, заварной кофе и стол, сервированный к завтраку по всем правилам. Однако впервые за время знакомства с Барнсами Клэр захотелось остаться дома и никуда не идти. С родителями она чувствовала себя спокойно, – несмотря на все свои недостатки, они ни за что не втянули бы ее в такую сложную ситуацию. Если бы мама и папа узнали о соглашении дочери с Изабель, они пришли бы в ужас. Не поняли бы. Родители никогда не притворялись, не умели. Может, это и означает нехватку воображения, зато от них знаешь, чего ожидать. Всегда.

Клэр невероятно тронул их подарок – щедрый чек на ремонт комнаты.

– Самим нам заниматься этим бессмысленно, – пояснила мама. – Нам невдомек, чего бы тебе хотелось. Но будет здорово, если ты переделаешь свою комнату, как тебе нравится. Мы ведь ничего особенно не меняли в доме.