Ратмир лежал на спине, подложив под голову левую руку. Не шевелясь, он, молча, следил за ней. В какой-то момент в его глазах мелькнула растерянность.

Вот она повернулась к нему спиной: – Помогите же мне расшнуровать корсет.

– Вы уверены, леди Шарлотта, что хотите этого? – чуть охрипшим голосом спросил он.

– Не задавайте неуместных вопросов, Ратмир. Лучше помогите мне! – воскликнула та.

Ратмир присел на медвежьей полости и стал торопливо расшнуровывать корсет её платья. Он заметил, что его спутницу бьёт мелкая дрожь и горячей ладонью успокаивающе погладил её обнажённое, округлое плечо. От его прикосновения леди Оуэн, опустив голову, застонала и, не выдержав, обернулась к нему:

– Я не понимаю, что со мною происходит… Вы, точно, владеете каким-то магнетизмом… – задыхаясь от возбуждения, зашептала она, страстно обнимая его широкие плечи и прикасаясь горячими губами к крепкой мускулистой шее. – На меня словно безумие какое-то нашло с момента нашей первой встречи… Я никогда не думала, что буду способна на такое…Я всегда знала, что никогда не изменю мужу… ведь я его так… люблю…

Её страстное желание наконец-то передалось и Ратмиру. Он, чувствуя, как вздымается его плоть, просто молча, опрокинул леди Шарлотту на спину на медвежью полость и, одним движением стянул с неё платье. Под белой шелковой рубахой Ратмир увидел очертания прекрасного молодого женского тела, так жаждавшего его любви. Тонкие обнажённые руки женщины сами тянулись к нему, призывая мужчину в свои страстные объятия. Полураскрытые губы жаждали его поцелуя…

Ратмир в один миг скинул с себя всю одежду и предстал перед своей спутницей во всей своей мужской красоте. Она смотрела на него умоляющим взглядом, и что-то тихо шептала, изнемогая от безумного желания отдаться ему…

Из уголка низкого окошечка, в маленький подтаявший ледяной глазок на слюдяной пластине за ними наблюдал чей-то прищуренный глаз…


За стенами избы по-прежнему слышались завывания вьюги. Подброшенные ещё раз в камин берёзовые поленья весело трещали, выстреливая вокруг себя тысячами светящихся искр.

– Опишите мне ещё раз тех негодяев, что напали на вас, леди Шарлотта, – неожиданно произнёс Ратмир спустя некоторое время. Он нагой лежал на животе на медвежьей шкуре, сложив перед собой руки и опершись на них подбородком. Почти не мигая, Ратмир заворожено следил за пляшущими в камине искорками огня. Громко потрескивали, обугливаясь в разноцветных языках пламени, берёзовые поленья. Тут же, на медвежьей полости, в белой, шёлковой рубахе лежала леди Оуэн. Голова её и плечи покоились на широкой спине Ратмира. Распущенные волосы вились бронзовыми кудряшками вокруг разрумянившегося лица красавицы. Она лежала, прикрыв глаза и раскинув руки в разные стороны. Правой ладонью леди Оуэн поглаживала своего спутника по крепкой, стройной ноге. На лице её играла легкая полуулыбка…

– Ах, как ты не вовремя вспомнил о разбойниках, Ратмир! – с чуть недовольной интонацией в голосе томно произнесла леди Оуэн. – Я же уже в тот раз тебе всё рассказала. Разве ты всё забыл?

– Нет, я помню всё, что вы рассказали мне, сударыня, – не поднимая головы, отозвался Ратмир. – Но этого недостаточно. Если вы хотите, чтобы я нашёл дорогие вашему сердцу вещи, то должен больше знать о том, что произошло в тот роковой час. Может быть, что-то ещё вы запамятовали рассказать мне в прошлый раз…

Молодая женщина приоткрыла глаза, ловко перевернулась на живот и, прижавшись упругой грудью к крепкой спине своего собеседника, прошептала ему на ухо:

– Мне это сейчас неинтересно. Что нового я могу вспомнить, когда ты рядом? Что они выбросили меня из кареты? Что кинулись грабить мои вещи и поубивали сопровождавших меня слуг?

– На вас, леди Шарлотта, в тот день было много драгоценностей?

– Как обычно. Только кольца они успели снять с меня. Всё торопились…

– А вещи, что вы перечислили тогда, – они очень дороги были вам? Про сумку я помню. А остальные?

– Без остальных я смогу обойтись. А вот сумка мне очень важна. Мы с сестрой были очень близки, – леди Шарлотта провела тонкими пальцами по смугловатой щеке Ратмира и, не скрывая своего вновь нарастающего желания, возбуждённо прошептала: – Кто-то из них крикнул, чтобы все вещи покидали в один мешок и что она сама потом разберётся… И что-то там ещё… У меня мысли путаются… Повернись ко мне, ангел мой… я опять теряю голову…обними меня крепче… ещё крепче… возьми же меня вновь…


Глава 14


В большой комнате итальянского посольства было бы уже темно, если бы не десятки горевших свечей, которые тихо и, стараясь быть незаметным, разжигал молодой, темноволосый слуга. Вот он зажёг последнюю свечу, аккуратно поправил её и поклонился сидевшему в углу комнаты в удобном, оббитом малиновым бархатом, кресле Антонио. Тот приветливо кивнул:

– Ты свободен, Джузеппе.

Проводив слугу взглядом, Антонио повернул голову в сторону, где во втором таком же кресле с хрустальным кубком в руке, сидела задумчивая графиня Терницкая:

– Думаю, что он вот-вот явится. Обычно мы с ним встречаемся в это время. Значит, говоришь, что царь Иоанн всё-таки дал отставку своему митрополиту Филиппу? – продолжил он на итальянском языке.

– Да. Я, как только получила это сообщение, тут же приехала к тебе, – графиня Терницкая поднесла кубок к красиво изогнутым губам и сделала маленький глоток.

– Честно говоря, я думал, что он сделает это раньше. Ведь по нашим сведениям разногласия между ними начались давно. Странно, что царь Иоанн так долго терпел. Обычно он быстро убирает тех, кто стоит у него на пути. И странно, что до сих пор нет сведений от моих осведомителей в самом дворце…

В этот момент в дверь тихо постучали.

– Входи, Джузеппе, – воскликнул Антонио и нетерпеливо забарабанил кончиками пальцев по бархатному подлокотнику кресла. Молодой слуга вошёл в комнату, держа перед собой небольшой серебряный поднос, на котором желтел маленький конверт: – Послание для Вашей светлости.

Антонио схватил конверт, вскрыл его и впился глазами в латинские буквы. Затем усмехнулся и, отправив жестом слугу из комнаты, вновь посмотрел на свою собеседницу:

– А вот и подтверждение от моего человека. Ну, что же, посмотрим, кого царь Иоанн изберёт на этот раз своим митрополитом. Думаю, что нашему Папе это тоже будет интересно. Митрополит Филипп не очень жаловал нашу курию. Будем надеяться, что следующий будет более сговорчивым, – Антонио чуть прищурил свои красивые, чёрные глаза и, поднявшись из кресла, подошёл к окну. Он посмотрел в него и покачал головой: – Как быстро стемнело. Сколько уже живу в этой стране, всё никак не могу привыкнуть к таким зимам. Так скучаю по нашей любимой солнечной Италии!

Затем он повернулся лицом к своей собеседнице и нахмурился: – Ну и где же наш дорогой крестник? Опять заставляет себя ждать.

– Всю ночь была такая вьюга. Возможно, что сейчас на улицах всё замело, – пожала плечами графиня Терницкая.

– Только не нужно его опять выгораживать, Агнешка! – недовольно воскликнул Антонио и подошёл к столу, где на большом, красивом серебряном подносе стояли бутыли разных цветов и размеров и чистые, переливающиеся разноцветными огоньками в свете свечей хрустальные кубки. Выбрав один из кубков, он налил немного янтарной жидкости из тёмной бутыли и отпив глоток, нахмурился: – Ты же каким-то образом добралась до меня, да и посыльные вон спокойно доскакали… И вообще, Ратмир в последнее время сильно изменился и мне это очень не нравится.

– В чём же он изменился, Антонио? – внимательно посмотрела на него графиня Терницкая. – Я, к сожалению, не имею возможности чаще встречаться с ним. И, наверное, чего-то не знаю.

– Он очень изменился после того, как погибла та Ольга. Вернее, после того как он узнал, что она просто использовала его в интересах своего настоящего любовника – дьяка Лаврентия, – злорадно усмехнулся Антонио.

– Похоже, что он по-настоящему до сих пор влюблён в эту молоденькую авантюристку. Я хорошо помню её, когда на балах в посольствах она горделиво вышагивала под ручку с герцогом Бохусленом. Бедный герцог… его ведь, кажется, так и не нашли… – задумчиво посмотрела на Антонио его собеседница и усмехнувшись добавила: – Угораздило же нашего неприступного Ратмира влюбиться в эту Ольгу.

– Да не в Ольгу эту он был влюблён! – фыркнул Антонио. – Ты же сама заметила ещё в прошлом году, что Ольга очень похожа на Виолу – первую любовь нашего дорогого крестника. Вернее, была похожа… Так что наш Ратмир просто до сих пор не может забыть свою Виолу.

– Бедный Ратмир! Мне временами его так жалко.

– Жалко?! За что? – изумился Антонио.

– Ну, ему пришлось столько пережить, – пожала плечами собеседница.

– Ты меня удивляешь, Агнешка! Чего же такого ему пришлось пережить чего не пережили ты и я? Раннюю смерть матери? Так мы с тобой своих матерей, вообще не помним. Голод и нищету? А нас с тобой разве Учитель не вытащил из зловонных трущоб? Тебе, вообще, была уготована участь продажной девки… – раскрасневшийся от возмущения Антонио сверкнул чёрными глазами. – И, вообще, в последнее время я от него слышал странные вещи. Ни с того, ни с сего, он вдруг стал беспокоиться о благе этого государства.

– Он здесь родился, – негромко заметила графиня Терницкая. – Возможно, почувствовал свои корни.

– Я не потерплю предательства наших интересов! – воскликнул Антонио.

– А кто говорит о предательстве? – вскинула хорошенькую головку графиня Терницкая. – Одно другому не мешает.

– О-о, а вот здесь, моя дорогая Агнешка, ты очень даже сильно ошибаешься! Невозможно усердно служить двум господам. Рано или поздно придётся выбирать кого-то одного из них, – опять сверкнул глазами раздосадованный словами собеседницы Антонио. – И я не имею права допустить предательства по отношению к моему государству, нашим интересам и моему Учителю.

– И что же ты сделаешь с Ратмиром, если он вдруг выберет интересы этого государства? – выжидательно посмотрела на Антонио графиня Терницкая.