Он вздохнул и опять посмотрел на Ратмира:

– Я думаю, что теперь тебе незачем торопиться в Италию.

Ратмир поднял голову и пожал плечами. Улыбка разочарования появилась на его бледном, осунувшемся лице: – Как видишь, брат, здесь я сплоховал…

– Да, ладно! С кем не бывает! – отечески похлопал его по плечу Кестутис и стал их торопить: – Всё-всё, братья, пора уходить! А то здесь уже и так, вон какая кутерьма начинается…

Они торопливо спустились вниз и постарались незаметно обойти толпу зевак, вовсю разглядывавших и обсуждавших распластанное на земле тело дьяка Лаврентия. Руки и ноги последнего были неестественно вывернуты, а в расколотом черепе блестел окровавленный мозг.

Мужчины выехали из ворот Девичьего монастыря, чуть поодаль их сопровождали люди Кестутиса.

– Куда ты сейчас, брат? – обратился Антонио к Ратмиру.

– Возвращаюсь к своим скоморохам, – как-то безучастно ответил Ратмир и добавил: – Только мне их сначала отыскать надо. Если дьяк сказал, что Мирославу он отпустил, то она-то как раз и может сказать – где они сейчас..

– Отлично! – бодро кивнул Антонио. – Тогда держим связь старым способом. Ещё тебе нужно заехать на купленное нами подворье и проверить подкоп. Там уже немного осталось. Скоро ты сможешь начать исполнять одну из своих главных миссий здесь. Учитель будет очень рад.

Ратмир согласно кивнул и вздохнул.

– А ты, брат Кестутис, выбирай уже, наконец: или идёшь ко мне в посольство или же продолжаешь жить ватагой, но держишь с нами связь? – повернулся Антонио к Кестутису.

– Я, брат Антонио, пожалуй, ещё немного погуляю с ребятами, а ближе к зиме определюсь. Очень уж мне вольная жизнь по душе пришлась! – улыбнулся тот и добавил: – Но я всегда наготове, как только понадоблюсь. Как меня найти – я уже вам обоим рассказал… Ну, всё, бывайте! А то у нас тут свои дела, – Кестутис дал сигнал рукой своим товарищам по ватаге и, пришпорив коня, удалился вместе с ними в направлении леса…

– Очень надеюсь, что это был для тебя хороший урок, Ратмир, – перешёл на итальянский язык Антонио.

– Да… это был для меня хороший урок… – без эмоций повторил за ним Ратмир, морщась, словно от зубной боли.

– И впредь ты станешь хорошенько проверять любую даму, прежде чем позволишь себе так влюбиться в неё, – озабоченно посмотрел на него Антонио.

– Не думаю, что после всего этого я смогу себе позволить полюбить ещё кого-нибудь, – также равнодушно отозвался Ратмир. – Использовать женщин по их прямому назначению – это да. А полюбить – навряд ли…

– Я тебя очень хорошо понимаю сейчас, брат, – начал, было, Антонио.

– Откуда, откуда ты можешь это понять?! – перебил Ратмир и горько усмехнулся. – Разве у тебя когда-нибудь было что-то подобное?

– Я тоже человек. Просто о многом тебе не рассказываю, – холодно ответил Антонио.

– Не обижайся, брат. Прости, если обидел, – опять, как от зубной боли поморщился Ратмир. – Мне здесь сворачивать…

Они попрощались и Ратмир, пришпорив лошадь, поскакал в сторону подворья Мирославы Кольчуговой.


Глава 19


Уже на подъезде к подворью Ратмир заметил что-то неладное. Ворота были распахнуты и из них то и дело выбегали холопы с какими-то вещами. Другие наоборот вбегали. Все суетились и покрикивали друг на друга.

– Что там происходит? – Ратмир остановил какого-то подростка, бежавшего в сторону холопских лачуг с самоварными щипцами и большой подушкой в руках.

– Да, боярыня наша уезжает. Вот и приказала каждому взять то, что ему приглянется. А то приедет новый хозяин и всё себе заберёт.

– Боярыня уезжает?! Куда?! Насовсем?! – воскликнул Ратмир, устремив взгляд на стоявшие во дворе три крытые повозки.

– Да не сказала куда. Видать, насовсем, раз всё раздаёт, – на бегу крикнул мальчишка и побежал дальше.

Ратмир подстегнул свою лошадь и, спрыгнув у крыльца, перепрыгивая через две ступеньки, кинулся в терем. Внутри царила суматоха: мужики и бабы рвали друг у друга из рук дорогие полотна материи, предметы утвари. Голосистые подростки и детвора помладше дрались между собой из-за чашек и стеклянных бокалов, серебряных ложек…

– Где боярыня? Где Мирослава Авдеевна? – кинулся к ним Ратмир.

– Да там она уже – в повозке, – отмахнулась от него толстая баба с кикой на голове, жадно разглядывая доставшуюся ей резную малахитовую шкатулку. – Вот-вот тронутся уже…

Ратмир кинулся обратно во двор. Он рывком открыл дверцу первой повозки – на него, горько плача, глянула ключница Степанида, укладывавшая в дорожный сундук какие-то шубы.

Тогда он, молча, кинулся ко второй и тут же пробежал мимо неё, увидев внутри какую-то старуху.

В третьей находились две женщины неопределённого возраста в красивых кокошниках и тоже всхлипывая, укладывали какие-то вещи.

– А где боярыня ваша? Где Мирослава Авдеевна? – спросил он у них. – Я пробежался по всем повозкам и не нашёл её.

– Так она, барин, во второй повозке сидит. Одна, сказала, в ней поедет. Нас пока сюда отослала, – узнав скомороха, нехотя ответила одна из них.

– Я её не нашёл. Там только старуха какая-то сидит, – растерянно пожал плечами Ратмир.

– Старуха? – подняла брови женщина и нехорошо усмехнулась: – Не признал, стало быть. А это она и есть – наша Мирослава Авдеевна. А ты думал, барин, что после пыток человек краше становится?

Ратмир ошеломлённо посмотрел на неё и медленно пошёл в сторону второй повозки. Он тихо подошёл к раскрытой дверце и побледнел. Внутри, на лавке, прислонившись спиной к оббитой вишнёвым бархатом стенке повозки, сидела седая, бледная как смерть старуха. Голова её была запрокинута назад, запавшие глаза закрыты. Пряди седых волос торчали из-под незнакомого, тёмного платка. На искусанных губах старухи темнели подсыхавшие кровяные корочки. Опухшие кисти рук отливали синевой, а на пальцах белели повязочки со следами начинавшей буреть крови. Услышав шорох, она, не открывая глаз, незнакомым, хриплым голосом спросила: – Что там, Степанидушка, едем уже?

Ратмир, поражённый увиденным, стоял, молча, не в силах пошевелиться.

– Что же ты молчишь, Степанидушка? – опять хрипло спросила старуха и приоткрыла опухшие глаза. Увидев Ратмира она, казалось, нисколько не удивилась, и равнодушно произнесла: – А, это ты… Слава Богу, жив… Ну, раз ты здесь, значит всё обошлось. Кликни мне Степаниду.

Ошарашенный Ратмир на неверных ногах подошёл к первой повозке и позвал ключницу. Та мигом прибежала к хозяйке.

– Иди, Степанидушка, – тихим хриплым голосом, с трудом сглатывая, произнесла Мирослава. – Скажи Кузьме, пусть едет за скоморохами. Он знает, где они хоронятся.

Степанида кинула на Ратмира уничтожающий взгляд и кинулась исполнять указание.

Мирослава глубоко вздохнула и, попробовала поудобнее сесть на лавке. Гримаса боли пробежала по её мертвенно-бледному, очень постаревшему лицу.

– Сможешь ли ты простить меня, Мирославушка? – опустился перед ней на колени скоморох. Взгляд его был полон отчаянья и боли.

– Ишь ты – Мирославушкой назвал, – попыталась усмехнуться женщина, но тут же надрывно закашлялась. Откашлявшись, она кинула на скомороха усталый взгляд: – Ещё вчера я бы всё отдала, чтобы только услышать от тебя такие слова. А так мне не за что прощать тебя, Ратмир. Бог простит…

– Как же не за что?! – воскликнул он, осторожно касаясь своими длинными крепкими пальцами её изуродованных рук. – А за то, что ты вчера оказалась в страшных лапах дьяка Лаврентия?! За то, что я посмел так мерзко оскорбить тебя?!

Мирослава, морщась от боли, убрала руки в сторону и хриплым голосом ответила: – Дьяк Лаврентий – старый служака и для него все средства хороши… А то, что ты сказал мне тогда… Так ты правильно, Ратмир, сказал: старая баба должна понимать, что она старая баба и не лезть куда не надо… Жаль, что поняла я это поздно…

– Прости меня, Мирославушка! – в отчаянии воскликнул скоморох и, положив ей на колени свою голову, обхватил их руками.

Мирослава с трудом подняла дрожащую руку с красно-белыми повязками на пальцах и попыталась погладить его по блестящим, густым волосам: – Вчера я только хотела тебя предупредить, что дьяк решил посадить твоих товарищей в подземелье… И… – она замолчала и прищурившись посмотрела на него. – Ты теперь уже всё знаешь про неё?

– Да, знаю, – поднял голову Ратмир. – Она и дьяк Лаврентий мертвы…

– Вот как, – тихим хриплым голосом произнесла Мирослава и опять поморщилась от боли: – Я видела их вчера утром у него в приказе. Хотела зайти к нему, чтобы он не трогал твоих скоморохов… Он же много раз звал меня к себе, чтобы я докладывала ему про тебя… Но я каждый раз отказывалась… Тогда он пригрозил, что, если я тебе хоть словом обмолвлюсь, то он бросит в тюрьму твоих товарищей… А она там у него из второй комнаты показалась …

– Теперь я знаю, что они были любовниками, – Ратмир опять взял её руки в свои ладони и поднёс к губам: – Это было какое-то наваждение. Словно меня околдовали, и я ничего не видел и не хотел видеть вокруг себя…

– Не кори себя, Ратмир… уже всё позади… – безучастно ответила Мирослава, и гримаса боли вновь пробежала по её измождённому лицу. Она опять убрала руки в сторону и покачала головой: – Не трогай больше – больно. Эта твоя Ольга и в пыточных делах знала толк…

– Сможешь ли ты простить меня, Мирославушка? – повторил свой вопрос Ратмир и с болью в сердце посмотрел в лицо постаревшей Мирославе. – Ты спасла моих друзей… Так хотела помочь мне… Перенесла из-за меня такие пытки… Где я ещё найду такого преданного человека?! Не уезжай, Мирославушка, – тихо попросил он, глядя ей прямо в глаза.

– Нет, Ратмир, – она чуть качнула головой. – Я должна уехать. Мне нужно придти в себя… А пытки… Я бы всё-равно не выдержала их до конца… Такие адские боли уже не в силах была терпеть… Благо, что Степанидушка до дяди моего добежала. Вот он и выручил….

Мирослава опять откинула голову к стенке повозки и прикрыла глаза.