– А тебе никогда не приходило на ум, Мирослава, что порой держава предаёт своих сыновей и дочерей? И тогда им чужбина может заменить родную сторону… – Ратмир откинулся спиной к бревенчатой стене горницы, и устало смежил веки.

– Сама держава?! Или некоторые из её недостойных представителей? – уверенно возразила ему женщина.

Ратмир тут же открыл глаза и изумлённо посмотрел на собеседницу: – Да с кем же ты так разговаривала, Мирослава?! Я никогда не замечал за тобой таких мыслей.

– Это потому, что я никогда не могла представить себе, что человек, которого я полюбила, есть враг моей отчизны, – с сильнейшей досадой произнесла Мирослава и расстроено покачала головой: – Эх, Ратмир, Ратмир, как ты мог?! Ведь твоя родина здесь! Ты ведь и крест-то вон православный носишь! Значит, правду мне сказали, что твоя богопротивная вера позволяет тебе и твоим единоверцам выгоды ради двурушничать и лицемерить.

– Не делай поспешных выводов, – холодно усмехнулся тот и, легко поднявшись с лавки, направился к выходу. Подхватив с лавки свой кафтан, он оглянулся: – Прощай, Мирослава! Пусть у тебя всё будет хорошо. От всего сердца желаю тебе этого…

– Прощай, Ратмирушка, – огорченно прошептала женщина, со слезами на глазах наблюдая за тем, как с лёгким скрипом закрылась дверь вслед за ушедшим скоморохом…

Ратмир вышел на крыльцо терема, держа в правой руке кафтан, и направился к своей лошади, привязанной у небольшой изгороди. Рядом с лошадью стоял помощник конюха Фёдор и тщательно протирал её бока щёткой.

– Я тут, барин, без твоего разрешения дал ей овса и воды, – улыбнулся он Ратмиру, но, увидев его выражение лица, тут же озабочено спросил: – Всё в порядке, барин?

– Да, Фёдор, всё хорошо, – бесстрастно ответил Ратмир и, приторочив кафтан к седлу, легко взобрался на лошадь. Он с озабоченным видом осмотрелся по сторонам и, подстегнув лошадь, поспешил к воротам.

Фёдор проводил его долгим, внимательным взглядом.


Покинув подворье боярыни Кольчуговой, Ратмир направился в Девичий монастырь. Торопливо поднявшись в покои матушки Евникии, он с облегчением увидел сидевшего на лавке за столом певчего Никитку. Тот радостно что-то рассказывал послушнице Марфе, сидевшей у изголовья игуменьи. Последняя лежала в постели, опершись спиной на хорошо взбитые подушки и тоже слабо улыбалась, слушая его байки. Все они дружно обрадовались, завидев на пороге озабоченного Ратмира.

– Что-то не так, Ратмир? – пытливо глянула на него игуменья.

– Да, хватает всякого, – махнул рукой скоморох и пояснил: – Получается так, что из всех, кто видел, как были убиты послушницы, остался живым только он, – Ратмир показал глазами на певчего и добавил: – И мне сейчас очень нужно побывать с Никиткой у него в доме. Но так, чтобы никто не знал об этом.

– Можете взять мою каждодневную повозку, – сразу предложила игуменья. – Она проста и её никто не досматривает на въезде в нашу обитель.

– А ещё можно вам обоим надеть на себя монашескую одежду, – несмело предложила Марфа, кинув исподлобья на Ратмира явно заинтересованный взгляд.

– Превосходная мысль! – воскликнул тот и вопросительно посмотрел на игуменью: – Матушка Евникия, где можно взять монашеское облачение?

– Что за богопротивные мысли пришли тебе в голову, Марфушка?! – Возмутилась, было, матушка Евникия, но, кинув взгляд, на безмятежно восседающего на лавке за столом певчего Никитку, покачала головой. – Иди, Марфа, в мою кладовую и в синем сундуке выбери им подходящие одеяния. Новые не бери, только ношенные. А то ещё изорвут где или попачкают…

Спустя полчаса из ворот Девичьего монастыря выехала скромная повозка, которой управлял доверенный возница матушки Евникии. В самой повозке сидели две крупные, рослые монахини и вели между собой негромкую беседу.

– Давно хотел спросить у тебя, Никитка, да всё никак не получалось, – произнёс Ратмир, поправляя на голове черный головной убор.

– О чём ты хотел спросить? – с любопытством посмотрел на него Никитка, чью нижнюю часть лица с бородой скрывала чёрная же повязка.

– Как у тебя хватило … как ты решился убить тех послушниц? Разве они тебе сделали что-то плохое? Мне говорили, что это были очень хорошие послушницы, которые помогали немощным, больным…

– Я же говорил, что голос мне был. Он и приказал их убить. Сказал, что это демоны приняли обличие наших послушниц…

– Они же просили их не убивать, наверное. Как же ты их не пожалел?

– А тот голос предупредил, что демоны будут умолять их не убивать, – опустил глаза Никитка.

– Так ты не понял, что этот голос…что он сделал из тебя душегуба.

– Нет, наоборот, он сказал, чтобы я никого не слушал и что мне это зачтётся при входе в рай, – улыбнулся Никитка.

Ратмир пристально посмотрел на него и промолчал.

Вскоре они доехали до усадьбы родителей певчего Никитки, с которыми он проживал всю свою жизнь.

– Почему двор пустой? – удивился Ратмир, оглядываясь вокруг.

– А маменька с папенькой уехали к папенькиному брату до тех пор, пока ты не найдёшь преступников. И дворовых они отпустили на тот же срок, кроме Василия. Он оставлен за хозяйством присматривать, да меня обихаживать, – весело заявил Никитка, скидывая с себя монашескую одежду. – Так что ты хотел увидеть, Ратмир в моей опочивальне?

Они поднялись в его комнату и Ратмир начал внимательно изучать всё вокруг. Никитка стоял рядом и спокойно наблюдал за его действиями.

– Оставайся здесь, Никитка, я сейчас схожу вниз, посмотрю там, потом поднимусь за тобой, – Ратмир, придерживая рукой полы длиной чёрной рясы, стал спускаться вниз. Он прошёл по двору и завернул за угол. Скоморох почти дошёл до другого конца дома, когда вдруг услышал чей-то крик. Он тут же поспешил обратно, внимательно оглядываясь по сторонам. Внезапно ему показалось, что в начале дороги ведшей в Девичий монастырь появилась группа одетых в чёрное всадников. «Опричники!» – внезапно понял он и более чем удивился их появлению. Насколько ему было известно, опричники не часто появлялись в районе Девичьего монастыря, находившегося под личной охраной Великого государя.

Ратмир направился в сторону входа в дом, но, проходя мимо повозки, краем глаза заметил, что дверцы повозки были открыты и лошади возбуждённо прядали ушами. Он подошёл к повозке и увидел лежавшего рядом с колесом в крови возницу с перерезанным горлом.

Ратмир сразу напрягся и, внимательно прислушиваясь, направился в дом. Стараясь не скрипеть деревянными полами, он прошёл в горницу и замер на месте – посередине комнаты стоял Никитка и тряпицей обтирал окровавленный нож.

– Это ты сейчас зарезал возницу? – негромко спросил он, не спуская глаз с певчего.

– Ну, да, – улыбнулся радостно Никитка и добавил: – Он меня попросил это сделать. И я зарезал очередного демона.

– Ты опять слышал голос?

– Да, вот совсем недавно. Когда был у себя в опочивальне…

– Опять в опочивальне, – нахмурился Ратмир, стягивая с себя монашье облачение. Он, было, двинулся к лестнице, но в этот же момент певчий Никитка неожиданно сделал выпад рукой в его сторону и Ратмир едва увернулся от окровавленного ножа, просвистевшего в паре сантиметров от его шеи.

– Что же ты делаешь, Никитка?! – воскликнул он, изумлённо глядя на надвигавшегося на него Никитку с ножом наизготовку.

– Он мне сказал, что ты будешь прикидываться моим другом, – весело рассмеялся певчий. Но тут же нахмурился и прошептал: – Стой, где стоишь. Я должен убить тебя, нечистый!

Ратмир посмотрел в безумные глаза спятившего певчего и понял, что должен остановить его, пока этот несчастный не погубил ещё кого-нибудь.

– А скажи мне, Никитка, – пятясь назад и внимательно следя за ножом в руке певчего, спросил скоморох: – Не говорил ли ты кому-нибудь в монастыре, что мы с тобой собирались сейчас приехать в твой дом?

– Не-а, никому…только, когда мы выходили из горницы матушки Евникии я заметил, что отче Павел в углу в сенях чего-то копошился. Спросил меня – куда мы направляемся…

– И ты ему сказал правду?

– Так это же отец Павел. Ему можно… – улыбнулся певчий и тут же, вновь сдвинув брови, сумрачно посмотрел на скомороха и набычился.

– Прости, Никитка, ты мне не оставляешь выбора, – негромко произнёс Ратмир и, мягко подпрыгнув вверх, нанёс ногой сильный удар в голову Никитки. Тот, молча, рухнул на пол. Ратмир подошёл, забрал у него нож и засунул его под печку, стоявшую в углу горницы. Внезапно он услышал какой-то шорох и обернулся. В раскрытое окно скоморох увидел мелькнувшие среди высоких подсолнухов чёрные фигуры в масках. Ратмир кинулся к Никитке и стал его хлопать по щекам: – Вставай, Никитка! Вставай быстрее!

Но тот лежал бесчувственный словно бревно. Тогда Ратмир подтащил его к большому сундуку, стоявшему в углу горницы. Быстро открыв сундук, с трудом закинул туда Никитку. Затем почти бесшумно поднялся по лестнице вверх и подошёл к окну. Оттуда открывался хороший вид на окружающие постройки и деревья. Ратмир разглядел более десятка мужских фигур в чёрном, бесшумно скользивших между деревьями. Внезапно он увидел отца Павла, который подбежал к одному из опричников в тёмной маске и отчаянно жестикулируя, стал что-то ему шептать. Тот властно отодвинул его в сторону и, махнув рукой остальным, направился к входной двери горницы.

– Ратми-ир, ты где? – внезапно снизу послышался голос растерянного Никитки. Скоморох аж вздрогнул от неожиданности и, понимая, что силы неравны, всё равно кинулся к лестнице спасать Никитку.

– Сиди там, Никитка! И закрой крышку сундука скорее! – крикнул он ему, находясь на верхних ступеньках лестницы. Увидев, что тот подчинился, кинулся обратно к окну и выбрался на крышу. Прошёл, пригибаясь по скату и, оглядевшись по сторонам, стал спускаться вниз. В какой-то момент прогнившая доска под тяжесть его тела треснула, и он свалился вниз, и моментально вскочил на ноги. В этот же момент несколько острых копий упёрлись ему в грудь и живот.