— Это черт знает что такое, — рассерженно бормотала я, возвращаясь в спальню за халатом. Мои окна выходили на восток, поэтому происходящее во дворе я видеть не могла.

Кое-как умывшись и заколов волосы, потопала вниз. А там весь двор был заставлен подводами, гружеными мешками, щебнем, досками. Везде с озабоченными лицами сновали незнакомые люди, что-то измеряя, смешивая, перетаскивая с одного места на другое.

— Что здесь происходит?! — громко спросила я, остановившись на ступенях. Никто на меня даже не обернулся. Неподалеку стояли, переговариваясь, наши немногочисленные слуги и ошарашенно наблюдали за этим бедламом.

Вдруг среди рабочих я заметила знакомую фигуру. В такой же, как и у остальных, грязной серой одежде помогал устанавливать странную металлическую конструкцию вдоль покосившейся башни Роберт.

— Роберт! — заорала я возмущенно. Он обернулся и, увидев меня, радостно улыбнулся. Мальчишеской, озорной улыбкой.

— Я думал, ты еще спишь, — произнес, подходя ближе.

— От вас такой грохот, что проснется даже мертвец, — хмуро заявила я. — А теперь будь добр, объясни мне, что здесь происходит.

Я уперла руки в бока и упрямо выпятила подбородок.

Роберт осторожно, чтобы не измазать, взял меня за локоть и отвел в сторону.

— Если ты не хочешь, чтобы на Алана и Фредерика, когда они будут гулять в парке, упала стена западной башни, ты разрешить мне продолжать ремонт.

— Какой Алан? Какой Фредерик? — я ничего не понимала. То ли я еще спала, то ли он издевался.

— Наши дети, близнецы, которых ты мне родишь в следующем году, — ответил Роберт.

— У нас в роду никогда не было близнецов!

— Значит, кроме близнецов, все остальное тебя устраивает? — заулыбался он.

Я зарычала от злости.

— Стой-стой, Софи! — рассмеялся Роберт. — У меня в роду были близнецы. В семье Уайтов постоянно рождались двойняшки и тройняшки.

— Интересно, — я подозрительно уставилась в его смеющиеся глаза, — почему же ты был единственным ребенком у своих родителей?

— Со мной вышла осечка, — и, заметив мое саркастически скривившееся лицо, серьезно добавил: — Но у нас с тобой этой осечки не будет. Обещаю.

Я молча стояла и хлопала глазами. Растерянная и ошеломленная. Роберт легонько чмокнул меня в губы и осторожно подтолкнул в спину.

— Иди, досыпай. Я скажу своим, чтобы не сильно шумели.

Я вошла в замок, немного походила кругами по гостиной, перекладывая подушечки и салфетки с места на место, посмотрела на улыбающуюся Мэри, потерла переносицу и пошла наверх. Досыпать. Хотя вряд ли это удастся.

После двух часов пополудни рабочие ушли, оставив стройматериалы, лестницы и жуткий беспорядок возле башни. Сказали, вернутся завтра. Роберт появился ближе к вечеру. Чистый, переодетый и серьезный. Мы с мамой сидели с рукодельем в гостиной. Точнее, сидела мама, а я нервно бегала из угла в угол, то выглядывая в окно, то хватая с подноса очередной пирожок. И только когда увидела въезжающий в ворота автомобиль, уселась с невозмутимым видом в кресло и взяла пяльцы.

— Леди Нордвик, — поклонился Роберт маме, — Софи. Я могу пригласить тебя на прогулку к морю?

И, видя мое дикое нетерпение, добавил:

— Там и поговорим.

* * *

Мы медленно шли вдоль обрыва. Внизу шумело море, волны разбивались о скалы, от влажного сырого воздуха прядки волос, выбившиеся из прически, закрутились в колечки. Сердце колотилось, любопытство и досада съедали заживо, но горло сдавили неуверенность и робость, не давая вымолвить и слова. Роберт был совершенно не похож на себя прежнего. Где растерянность? Где хмурый озабоченный вид? Он словно помолодел. Словно вместе с сомнениями сбросил с себя десяток лет в придачу.

— Это был последний раз, когда ты убежала от меня, — наконец произнес он.

— Но я написала… — мой ответ прозвучал почти жалобно.

— Конечно. Если бы не написала, я все равно нашел бы тебя через некоторое время и наказал, — в голосе Роберта послышался смех.

— Как? — нахохлилась я сердито.

— А вот так! — произнес он внезапно охрипшим голосом и развернул меня к себе, крепко сжимая плечи. Я инстинктивно отшатнулась, но он даже не обратил внимания на мое сопротивление. Губы прижались к губам, горячо, требовательно, обжигая и пьяня. Он целовал так яростно, словно имел на это полное неоспоримое право. Потом оторвался и окинул мое заалевшее лицо собственническим взглядом.

— Ты будешь моей, Софи. Очень скоро. Так скоро, как только возможно.

— Но… — пискнула я неуверенно.

— Это — не обсуждается! — рыкнул и опять приник к моим губам в глубоком жадном поцелуе, не позволяя даже крошечному сомнению проникнуть в мою голову, крепко прижимаясь бедрами, всем телом, присваивая навеки.

В глазах Роберта в разное время я видела и любовь, и ненависть, и растерянность, и смирение. Но сейчас они горели такой решимостью и непоколебимой уверенностью, что я даже испугалась этого бешеного огня.

Я вспомнила того Роберта двенадцатилетней давности, который уверенно говорил, что человечество покорит космос, что нам по плечу все что угодно, что нам дозволено все, и мы сможем все на свете. Сегодняшний Роберт был таким же — несокрушимым и бесстрашным. Моим героем и победителем. Моей единственной любовью.

Я спрятала пылающее лицо на его груди, вдохнула родной запах, и стало даже немного страшно от безграничного, переполняющего сердце счастья.

— А как же моя мама? — вдруг пришла в голову тревожная мысль. — Ты еще злишься на нее?

— Твоя мама — моя будущая теща, — серьезно ответил Роберт, — и я люблю ее, потому что она подарила мне тебя.

И опять поцелуи, без которых я уже не могу жить. Тянусь за ними к его губам, радостно подставляю свои, обнимаю за спину, просовывая ладошки под сюртук, наслаждаюсь блаженным теплом в ласковом коконе его рук. Как тогда, в Торки, когда я не могла прожить ни минуты, ни секунды без его прикосновений, без его поцелуев, когда непрерывно шептала «еще, еще».

— Я долго думал над твоими словами, — произнес через некоторое время Роберт, и я почему-то сразу поняла, какие слова он имеет в виду, притихла и стала внимательно вслушиваться в негромкий голос.

— Когда ехал на поезде в Нью-Йорк, когда неделю плыл на пароходе, когда спешил сюда, в Камберленд. Ты права, Софи, — Роберт судорожно сжал меня в объятиях и хрипло добавил: — И… прости меня.

Слезы выступили у меня на глазах. Он понял! Он победил их! Я вглядывалась в лицо Роберта и не находила ни единого демона из тех, что терзали его раньше. Ни гнева, ни злости, ни обиды, ни жалости. Только чистую светлую любовь, согревающую сердце.

— У меня есть предложение, — прошептал любимый мне в волосы.

— Какое? — пробормотала я.

— Давай убежим в Гретна-Грин? Здесь на автомобиле несколько часов до границы. Сделаем вид, что тебе восемнадцать, а мне двадцать четыре. И мы, как и собирались, поженились в Шотландии… И не было этих двенадцати лет. Не было ничего. Мы полюбили друг друга в Торки, а потом, как и должны были, сыграли счастливую свадьбу.

— Давай! — обрадовалась я и задала волнующий меня с утра вопрос: — А у тебя в роду действительно были близнецы?

— Конечно, — улыбнулся Роберт. — А если и не было, то будут обязательно. И традиция начнется с нас. И вообще, Софи, если мы собираемся основать династию, то давно уже пора начинать двигаться в этом направлении.

И мы двинулись. Правда, сначала в Гретна-Грин.

Эпилог

В следующем году у нас действительно родились близнецы. Инженер-изобретатель, что с него взять! С именем Фредерик я была полностью согласна (так звали отца Роберта), но Алан… После долгих споров, плавно переходящих в поцелуи, младшего решено было назвать Леон, в честь Леонардо да Винчи.

Я поняла, что добропорядочная скучная жизнь хозяйки замка Нордвик мне по вкусу. Роберт больше не мотается по свету. Иногда ездит читать лекции по механике и геологии в Даремском университете, но чаще сидит у себя в кабинете над чертежами или возится в мастерской с разными металлическими колесиками, пружинками и рычагами. Порой из трубы мастерской валит вонючий дым, иногда лицо мужа покрыто копотью и сажей, но я все равно люблю его целовать, даже чумазого.

А я опять начала рисовать. Особенно мне нравится портрет Роберта, где он за своим столом, взъерошенный и растрепанный, погребенный под кипами бумаг и чертежей, а из-за его плеч выглядывают две светловолосые головки с пылающими азартом глазами. Муж хочет повесить картину в своем кабинете. Но мы повесим ее над камином в столовой. И нечего со мной спорить!


  • 1
  • …
  • 39
  • 40
  • 41
  • 42
  • 43
  • …
  • 72