Помолчала, пытаясь поймать его взгляд, но он упорно смотрел в сторону.

— Если хочешь знать, у меня со Стефаном ничего нет. И никогда не было.

— Не хочу, — Роберт резко обернулся ко мне. — Ваша ложь, герцогиня, уже даже не интересна. А вообще — мне плевать.

Мужчина выпрямился и снисходительно посмотрел на меня сверху вниз.

— Ты останешься до одиннадцати?

— Да, — произнесла я задумчиво, — наверное. А что? Планируется что-то особенное?

— Да, — ответил жестко Роберт, — особенное.

— Хорошо, — кивнула я, — тогда останусь обязательно.

Я шла к Лилии и мысленно разговаривала сама с собой. Значит, до сих пор упивается своей ненавистью. Значит, еще рано. Но процесс уже запущен, развод в любом случае дело решенное. Возможно, когда я останусь одна, когда пройдет время, утихнет его злость, можно будет попробовать подойти еще раз? Гордости больше не было. Какая гордость, если сердце рвется на части, стоит только посмотреть в его глаза?

Лилию я не нашла там, где оставила. Наверное, она пошла в дамскую комнату или вышла в зимний сад. Я взяла в руки бокал и устроилась возле колонны, рассеянно следя за танцующими парами. Мелькнула леди Кимберли, одетая словно королева. В атласном платье с горностаем, сияющая бриллиантами и радостной улыбкой. Что происходит?

Музыка стихла. Пары остались стоять посреди зала, недоуменно поглядывая друг на друга. Я заинтересовано перевела взгляд на банкира, подошедшего к Роберту, который по-прежнему стоял с бокалом и медленно потягивал виски.

— Я прошу вашего внимания! — разнесся по залу зычный голос сэра Кимберли. — Когда я приглашал гостей, то не раскрывал, в честь чего устроен этот прием. А теперь пришла пора открыть тайну. Дамы и господа! Позвольте поделиться с вами прекрасной новостью! Мистер Вайтер попросил руки моей старшей дочери Эммы. И я дал согласие.

Сначала я слушала речь банкира рассеяно, не особо вникая в смысл. Но после этих слов в моей голове словно взорвалась бомба. Я резко выпрямилась и подалась вперед так, что шампанское расплескалось по руке. Впилась глазами в фигуры Роберта и милой симпатичной девушки, стоящей рядом с ним. Эмма…

— Мы объявляем о помолвке мисс Эммы Кимберли и нашего знаменитого гостя — мистера Роба Вайтера. А теперь можете поздравлять, — рассмеялся, заканчивая свою речь, сэр Кимберли.

В ушах стоял похоронный звон. Я медленно, едва сдерживая дрожь в руках, поставила бокал прямо в вазон с цветами и попятилась назад, утыкаясь спиной в колонну. Горло сдавило спазмом. Я, не отрываясь, смотрела на Роберта, и он таки обернулся ко мне. Что он увидел? Что было в моих глазах такого, что он вздрогнул и упрямо сжал губы? В его же глазах горел вызов. Злой, наглый, неприкрытый. Но я не хотела сейчас ничего анализировать. Потому что чувствовала: если проведу в этом зале еще хоть секунду, то упаду прямо на паркет перед всеми гостями и больше не смогу подняться.

Понимая, что теряю последнюю связь с реальностью, я бросилась прочь из зала. Мне повезло — за колонной была дверь. Держась за горло, спотыкаясь, натыкаясь на углы, я выбежала в темный коридор. «Спрятаться. Исчезнуть. Раствориться». Я, как раненый зверь, искала темную нору, чтобы забиться и сдохнуть. «Только бы никого не встретить», — билось в голове.

Ноги все-таки подкосились. Я зацепилась за ковровую дорожку и упала, больно ударившись локтями и плечом о стену. Сил подняться не было. Я лежала на полу в бальном шелковом платье, скрючившись, закусив кулак во рту, и боялась только одного — что кто-то будет проходить и увидит здесь меня, полностью раздавленную и уничтоженную. Сейчас я не могла держать маску. Она сползла и обнажила мое настоящее, раздирающее внутренности горе.

— Софи, боже мой! — голос Лилии вывел меня из полуобморочного состояния. Слава богу, она нашла меня первой!

— Что произошло? Дорогая, что с тобой? — шептала она лихорадочно, пытаясь меня поднять.

— Спрячь меня, — хрипло вырвалось из больного горла, — прошу тебя… Спрячь.

Вдалеке послышался шум. Я умоляюще посмотрела на Лилию снизу вверх, безвольно сидя на полу. Сил пошевелиться не было.

— Пойдем, быстро, — Лилия схватила меня за руку, дернула вверх и изо всех сил потащила вправо. Я кое-как следовала за подругой, шатаясь как пьяная. Мы миновали нишу, задрапированную портьерами, и тяжело ввалились в какую-то дверь. Похоже, чуланчик уборщицы. Ведра, метелки, тряпки… Успели только закрыть за собой дверь, как в коридоре послышались шаги. Кто-то быстро пробежал мимо. Я обессиленно прислонилась к прохладной стене. Меня колотило, кожа покрылась липким холодным потом. Лилия вытащила кружевной платок и вытерла мне лоб.

— Софи, ты вся дрожишь, — прошептала она. — Милая, успокойся.

— Сейчас, — пробормотала я, — сейчас пройдет.

Но тут же согнулась в спазме. Лилия только успела подставить ведро, как меня вывернуло желчью. Я взяла платок, вытерла губы.

— Негодяй! — прошипела она в сторону. — Ублюдок…

— Перестань, — устало прошептала я, откидываясь на стену, — это должно было случиться. Он ни перед чем не остановится, чтобы наказать меня.

— Но его последняя детская злая выходка… — Лилия сжала руки в кулаки. — У меня нет слов!

В коридоре послышались голоса. Роберт?… Мы замерли в страхе и перестали дышать.

— Вы не видели герцогини Мелвилль? — прозвучало прямо перед нашей дверью.

Я напряглась, прижав ладонь ко рту.

— Нет, мистер Вайтер, — наверное, это голос лакея, — здесь никто не проходил.

— Понятно, спасибо, — произнес Роберт, — значит, мы с ней разминулись. Послышались удаляющиеся шаги.

— Выведи меня отсюда, — прошептала я хрипло. — Я сейчас в таком виде, что встретиться с кем-нибудь для меня смерти подобно. Ты знаешь, где здесь выход для слуг?

— Да, — ответила Лилия, — подожди здесь, я дам распоряжение насчет кареты. И найду плащ.

Я чувствовала себя развалиной. Словно по мне проехал поезд. Болело все тело. Огнем горело горло. Рези и спазмы в животе периодически скручивали внутренности. Я боялась громко кашлять, чтобы не привлечь внимание слуг, поэтому только хрипела обессиленно, согнувшись почти пополам.

Прошло минут десять, показавшихся мне вечностью, и в коморку скользнула Лилия. Через руку у нее был перекинут темный тяжелый плащ.

— Это не мой, — уставилась я на него.

— Конечно, не твой! — шикнула Лилия. — Твой яркий и заметный. А этот, как видишь, черный и большой. Я нашла его на вешалке. В самый раз. Потом пришлю слуг, чтобы вернули и забрали твой.

Лилия укутала меня, низко опустила капюшон и выглянула в коридор.

— Никого, — прошептала, — пойдем. Быстро!

Побег удался. Мы вышли через кухню и подсобные помещения. Я почти ничего не запомнила, все усилия были направлены на то, чтобы правильно переставлять ноги и не рухнуть еще раз. Помню только холод, который забирался внутрь, когда оказались на улице. Помню карету, громыхающую по мостовой, и ласковый шепот Лилии: «Все будет хорошо, Софи. Все будет хорошо».

* * *

Нет, ничего хорошего не будет. Помолвка Роберта стала тем самым могильным камнем для моей любви, последним гвоздем, забитым в крышку гроба. Это конец. Я была полностью уничтожена и раздавлена. Мечты, планы, идеи, надежды — в топку. Пора признаться: с Робертом у меня нет будущего и никогда не было. Размышлять, кто в этом виноват — он, я или горькая судьба — смысла нет. Смысл — идти вперед, не оглядываясь, не цепляясь за прошлое. Смысл — жить дальше. Смысл — убраться прочь! «Бежать!» — вспыхнуло молнией в мозгу. Эта сумасшедшая идея начала преследовать меня почти сразу после того знаменательного бала.

Бежать! Из Лондона, из Англии. От друзей и родных. От знакомых, от Лили, от мамы, от Адели. Я не хочу никого видеть. Не хочу жалости и расспросов. А они обязательно последуют, если я останусь здесь или поеду в Италию. Я не вынесу этого. Я должна справиться сама. Должна попытаться склеить себя по кусочкам. Где-то далеко, забившись в нору, в логово, на краю света. Чтобы никто не нашел, не узнал, не догнал. И когда я приду в себя, когда вновь стану обворожительной, спокойной, улыбчивой Софи, которую все знают и любят, а не жалкой развалиной с открытой, кровоточащей раной в сердце, тогда я опять смогу вернуться к друзьям и близким, опять смогу улыбаться и наслаждаться жизнью.

Наивная! Думала, что одна любовная встреча перевернет его мир так, как перевернула мой?! Думала, что то чудо, которое расцвело тогда между нами, вылечит его раненое сердце? Избавит от ненависти, которую он холил и лелеял десять лет? Пусть он меня целовал и ласкал словно возлюбленную, но ненависть оказалась сильнее. Я не собираюсь плакать из-за человека, который выбрал путь злобы. Прочь, грустные мысли! Прочь, разрывающая душу на части тоска!

Лилия не отходила от меня ни на шаг. Первую ночь даже спала рядом, в моей спальне, боясь оставить одну. Мы лежали на широкой кровати, как частенько делали когда-то в школе Солентон и разговаривали. Она рассказала, как узнала про тот чуланчик. Оказывается, до разлада с Бертоном, будучи молодоженами, они весьма часто и увлеченно занимались любовью. И надо же было один раз такому случиться, что им припекло именно на балу у леди Кимберли…

— Бертон затащил меня в ту конуру и мы, как и были, в одежде, стоя… — Лилия хрипло рассмеялась. Я представила эту картину и тоже улыбнулась. А подруга грустно добавила: — Это было замечательно.

— Лили, — я повернулась к ней. В свете одинокого ночника подружка выглядела словно привидение. Темные волосы обрамляли бледное маленькое личико, мой, отданный ей, кружевной пеньюар раскинулся на кровати белоснежной грудой, погребая под собой изящную фигурку, — я слышала, Бертон в последнее время остепенился…