Я мысленно уговаривала себя, что люди не виноваты. Бедность не порок. Они не выбирают, где и кем им родиться. Что Иисус говорил, что все равны перед Богом, все мы рабы Божьи. Но накатывала тошнота, и сердце замирало от брезгливости, когда вонь нечистот проникала через окошко в карету. Мне хотелось закрыть глаза и забыть увиденное как страшный сон, отгородиться оббитыми бархатом стенками экипажа, не видеть, не слышать, не знать о том, что есть такие места. Я считала себя современной и великодушной женщиной, но, видимо, я все-таки недостаточно.

* * *

— У меня есть небольшая просьба, мистер Фритч, — обратилась я к главному архитектору. Строительство подходило к концу. Через две недели планировалось открытие больницы, и мы уже полчаса спорили по поводу того, должно или не должно упоминаться мое имя в списке спонсоров, который будут оглашать на празднике.

— Я весь во внимании, миледи, — улыбнулся Карл. Питер стоял поблизости и с улыбкой наблюдал за нами.

— Я хотела бы увековечить память дорогого мне человека, — я немного смутилась. — Вы не могли бы… Мне хотелось бы, чтобы на бронзовой доске, которую вы собираетесь прибить на фасаде здания, было выбито его имя.

— Конечно, миледи! Я сделаю это с удовольствием! — пылко произнес Карл, с облегчением выдохнув. — Вы столько помогали, а я не могу вас ничем отблагодарить… Только скажите имя.

— Роберт Уайт, — отрешенно произнесла я. Питер серьезно уставился мне в лицо, но ничего не смог прочитать — свои тайны я прятала хорошо.

— Это имя будет на мемориальной доске, я обещаю, — заверил Карл и добавил просительно: — Может, все-таки приедете в субботу на открытие? Я обещаю, вас никто не узнает…

— Нет, мистер Фритч, — улыбнулась я легкомысленно, — боюсь, у меня нет времени. В субботу утром я иду на чай к графине Монро, потом еду на пикник к крестнику. Весь день расписан по минутам. Мое время очень дорого стоит.

И, обернувшись к Питеру, спросила:

— Вы не проводите меня?

Обратно мы ехали молча. Питер буравил меня испытующим взглядом, я же отрешенно смотрела в окно.

— Мне позволено будет спросить, кто такой Роберт Уайт? — наконец поинтересовался он.

— Нет, — холодно ответила я, по-прежнему не отрывая взгляда от мелькающих за окошком домов.

— Тогда позвольте задать вам еще один вопрос, — настойчиво пытался достучаться до меня Питер. Я, не глядя, кивнула головой.

— Вы хорошо развлеклись?

Сначала я не поняла, о чем он спрашивает, и даже собиралась удивленно приподнять брови, а потом вспомнила наш первый разговор год назад в моей гостиной о скуке.

— Да, — тихо произнесла, — я развлеклась. Спасибо.

— Все это было ради этого Роберта Уайта? — допытывался Питер. — Вы организовали сбор средств среди высшего света, вы всем сердцем переживали за строительство, вы нарисовали десять чудесных акварелей для детского отделения больницы, чтобы белые оштукатуренные стены выглядели веселее, вы продали свои драгоценности…

— Нет, я не следил за вами, — видя, что я хмурюсь, поспешил он объясниться. — Но я же офицер полиции, у меня есть свои источники информации.

— Боже мой, — рассмеялась я, — мистер Дюбуа, что вы себе вообразили? Я — самая легкомысленная особа в Лондоне, я просто развлекалась. Тем более что я давно не рисовала, захотелось потренироваться…

— А мебель?

— Старье, которое валялось на чердаке. Там теперь стало просторнее.

— Что бы вы ни говорили о себе, — резюмировал Питер, — вы — самая замечательная женщина, которую я знаю.

— Сейчас вы кардинально поменяете мнение обо мне, — усмехнулась я и произнесла таинственно: — Я хочу вам предложить нечто шокирующее.

Я пристально оценивающе рассматривала мужчину, сидящего напротив. Высок, силен, красив, причем красив именно той мужественной красотой, которую я любила. Умен, влиятелен (пусть и в определенных кругах, но все-таки). Чистоплотен, хорошо одевается, пусть недорого, но опрятно. Я мысленно перечисляла его достоинства и удивлялась, почему я раньше этого не сделала.

— Не хотите ли вы стать моим официальным любовником? — наконец спросила его и улыбнулась, увидев вытаращенные глаза. Питер закашлялся.

— Ничего особенного делать не придется, — видя, что мужчина впал в ступор, поспешила объясниться: — Иногда сопровождать на балы, ходить по магазинам, кататься в экипаже в парке. Отгонять навязчивых кавалеров.

— И это все? — осторожно поинтересовался он.

— Да, — твердо, со значением посмотрела в его глаза, — на этом все.

— Кстати, — добавила, — извините, но я не спросила самое главное. Вы женаты?

— Нет, — задумчиво, еще не отойдя от шока, пробормотал мужчина.

— О вас, герцогиня, ходит множество разных слухов, — через некоторое время заговорил Питер, — совершенно противоречивых и нелепых. Теперь я понимаю, откуда они.

— Я никогда не сомневалась в вашем уме, мистер Дюбуа. Так вы согласны? — постаралась улыбнуться как можно невиннее. — Если да, то давайте обсудим условия нашего сотрудничества. Знаете, так трудно сейчас найти действительно сообразительного и здравомыслящего партнера…

Питер откинулся на подушки кареты и искренне, с удовольствием рассмеялся. Я спокойно смотрела на веселящегося мужчину.

— Вы не боитесь раскрывать передо мной свои карты, леди Мелвилль? А если я проболтаюсь? — наконец спросил он, все еще посмеиваясь.

— Поверьте, мистер Дюбуа, — скупо улыбнулась я, — если даже вы будете с пеной у рта рассказывать всем, что наши отношения сугубо платонические, никто вам не поверит. Вы же знаете свет. Им подавай скандал, сенсацию, скабрезные подробности…

Мы уже подъезжали к моему дому, нужно было торопиться.

— Если вам нужно время подумать, я подожду, — великодушно заявила я, насмешливо глядя в его пронзительные глаза.

— Мне не нужно времени, — твердо ответил Питер, — я согласен. Но как официальный партнер… (Мужчина усмехнулся.) Заметьте, я сказал партнер, не любовник, я хотел бы обговорить условия нашего сотрудничества. Вы перечислили мне, что я должен делать, но я тоже хочу кое-что получить от этой сделки.

— Получите обязательно, — я уважительно склонила голову: а парень не промах!

— Завтра наш первый совместный выход в свет, мистер Дюбуа, — и лукаво добавила: — Вы пригласили меня в Ковент-Гарден на «Сон в летнюю ночь». Разве забыли?

— Что-то припоминаю, — подыграл мне Питер.

— У нас отдельная ложа, там и поговорим, а заодно продемонстрируем всему свету наши нежные чувства.

— Вы опасная женщина, — пробормотал мужчина, — в вас очень легко влюбиться.

— Не вздумайте, — серьезно предупредила его. — Я слышала, у вас уже была трагичная любовь в молодости, не повторяйте прошлых ошибок.

И, заметив удивленный взгляд Питера, ответила на невысказанный вопрос:

— Не только у вас есть информаторы, господин офицер.

— Тогда до завтра.

Он коротко кивнул и покинул мою карету. Ворота открылись, я ехала по длинной подъездной аллее к замку, а в голове стучало: «Для тебя, Роберт… Я закрыла долг». И в то же время я понимала, что никакими больницами, никакими деньгами или слезами мне не расплатиться. Я никогда не смогу рассчитаться за смерть прекрасного молодого юноши и свое вынужденное предательство.

* * *

Лилия моего нового «любовника» восприняла скептически. Даже сплетники и то были благосклоннее. «Старый муж, что с него взять? — шептались в кулуарах. — Герцог старше ее на сорок лет. Бедная девочка!».

А Лилия заявила, что обидно, когда такой красавец пропадает зазря.

— Ты же не собираешься с ним спать? — спросила она на прогулке.

— Не собираюсь, — легко ответила правду.

— Зря. Может, уже пора снять с себя епитимию? — вздохнула она. — Не все такие, как герцог. Иногда это приносит и наслаждение.

Я насмешливо приподняла брови.

— Да-да, — настойчиво повторила Лилия, — твой герцог надолго испортил тебе все удовольствие от постели, но нельзя всех равнять по одному мужчине. Попробуй с этим офицером, он производит впечатление умного и страстного.

Я, шутя, отмахнулась. Что скрывать, Питер мне очень нравился. Мне нравились его честность, бескомпромиссность, преданность долгу и Англии. Его мужественное лицо и почти юношеское смущение от моих шокирующих выходок. Возможно (иногда мне в голову приходили и такие мысли), со временем я смогла бы в него влюбиться. Не так пылко и безрассудно, как в Роберта, но сердце чувствовало — Питер мне подходит во всех отношениях.

Увы, нашей гипотетической страстной любви не суждено было случиться. Питер с детства был безнадежно влюблен в свою троюродную кузину Луизу Гордон. Та вышла замуж за богатого торговца, старше ее на пятнадцать лет (знакомая история). Питер рассказывал, что он начинал работать в Скотланд-Ярде совсем юным констеблем, с самых низких должностей. Зарабатывал мало. Родители девушки не одобрили брак с ним и отвергли его ухаживания. Сейчас у Луизы трое детей, и даже если она и несчастлива в браке, то поздно что-то менять. Вспомнив свою историю, я прониклась к нему сочувствием.

* * *

Пока я упивалась безрассудством и страстью к саморазрушению, Адель вышла замуж за обедневшего итальянского графа Лоретто Бароччи. Приданое в двадцать тысяч фунтов хорошо им помогло. Кроме молодого двадцатипятилетнего мужа ей достались полуразрушенная вилла возле Неаполя и толпа многочисленных родственников графа. Странно, но Адели все нравилось. Замужество пошло ей на пользу. Она даже подарила мне племянника в прошлом году. И обещала еще племянницу. Мы переписывались с ней. Правда, не очень часто (она теперь почтенная матрона), но регулярно. Она слезно просила меня простить родителей, ведь держать в сердце злость — значит, разрушать себя изнутри. «Мама плохо себя чувствует. У нее больное сердце. Она постоянно говорит о тебе».