Джайлс взял большой кусок тоста, щедро намазал его кленовым сиропом и улегся на кровать головой к ногам Кэт.

Кэт осторожно налила себе чашку чая. Взяла тост и аккуратно откусила, стараясь не крошить. Попросить ли Джайлса достать из сумки ее очки? Они выглядели немного старомодно, и Кэт обычно старалась не носить их, когда кто-то мог ее увидеть. В них она похожа на Ронни Баркера[8]. К тому же без них Джайлс казался ей еще прекраснее — одни белокурые волосы и светло-голубые джинсы. Очень привлекательно. И поднос было вполне видно. С такого расстояния она могла различить кремовые чашки, даже чуть ли не надписи по верхнему краю. Но важнее всего то, что Селина может зайти в любой момент и застать ее полуголой и без очков.

— Чем бы ты хотела заняться сегодня? — беспечно спросил Джайлс.

— Ничем, хочу просто побыть с тобой.

Кэт улыбнулась ему. По крайней мере, это была правда. По-настоящему новое ощущение — почувствовать, что он принадлежит только ей. И не нужно делить его со всем университетом, как во время семестра, или с миром международных банков, как обычно во время каникул.

— Я подумал, что мы можем покататься по городу, осмотреть достопримечательности. Полный тур по Лондону, как в игре «Монополия», — Пэл-Мэл, Флит-стрит. Обед в ресторане «Ангел», в Айлингтоне.

— А там дешево?

Джайлс засмеялся, словно она сказала что-то смешное, а Кэт почувствовала себя немножко дурой.

— Нет, теперь уже нет. Хотя Пентонвиль-роуд наверняка по-прежнему отвратительна. Не думаю, что в наше время безопасно следовать маршрутам «Монополии».

— Да, но это практически все, что я видела в Лондоне, — сказала Кэт, отламывая половинку тоста.

— Отлично! — просиял Джайлс. Глаза его излучали евангельское сияние. Когда он покажет ей Лондон, она будет умолять остаться. — Это будет твой настоящий первый день в Лондоне.

— За всю жизнь, — добавила Кэт, вспоминая панику предыдущего дня.

— За всю жизнь.

Ненадолго воцарилось молчание. Кэт нервно покусывала тост и пыталась представить, насколько плохо она выглядит с размазанной по всему лицу вчерашней подводкой.

— Пожалуйста, давай уедем, пока Селина не проснулась!


Джайлс ехал так, как всегда мечтала ездить сама Кэт. В то время как она училась водить в местном спальном районе со множеством маленьких окольных путей и удачно расположенными парковками, Джайлс, казалось, закончил двухнедельные курсы скоростного вождения такси в Нью-Йорке.

— Селина говорит, что я вожу как таксист, — сказал он с гордостью, обгоняя черное такси по внутренней полосе дороги, огибающей Трафальгарскую площадь.

Водитель яростно погрозил ему, и Джайлс ответил со всем превосходством науки ругаться, изученной в колледже. Он поворачивал, внимательно глядя в зеркало заднего вида.

— Это Мраморная арка? — спросила Кэт, удивляясь, как много японцев собралось в одном месте.

— Нет, это Адмиралтейская арка, — Джайлс, сигналя по минимуму, мчался мимо конного парада охраны. — Адмиралтейство, Генеральный штаб, здание Кабинета, Министерство иностранных дел, Казначейство Ее Величества.

У Кэт начала болеть шея. Откуда взялись все эти люди? Зачем они снимают на камеру светофор? Больше всего она боялась показаться туристом, хотя это было совершенно невозможно — ведь они мчались в спортивной машине на скорости шестьдесят миль в час к Букингемскому дворцу. Его, по крайней мере, Кэт узнала: он был нарисован на домашнем кухонном полотенце с изображением королевской свадьбы.

— Пожалуйста, давай остановимся, — наконец произнесла девушка. Она не могла больше видеть неоклассическую архитектуру. — И съедим где-нибудь по мороженому, — добавила она, чтобы поддержать тягу Джайлса к приятным посиделкам. На такой скорости они могут объехать центр Лондона до пяти часов и до самого конца недели не будут выезжать из Кента и пригородов.

Джайлс нашел стоянку около реки, рядом с палаткой мороженщика. Они сидели в машине, греясь на солнышке, ели мороженое «Магнум» и любовались плывущими по Темзе лодками. Перед выходом Кэт намазалась защитным кремом и теперь радовалась, что не забыла сделать хоть это. Кожа ее горела, и под глазами, конечно, появятся новые веснушки. Она не могла припомнить, чтоб дома бывало так жарко.

— Из всех мест, где мне доводилось жить, больше всего я люблю Лондон, — сказал Джайлс. — В Гамбурге здорово, но мы были там недолго. Кстати, ты справишься с мороженым? Я могу съесть с него шоколад, — добавил он с нежданной заботой.

— Нет, я справлюсь, — поспешно ответила Кэт.

Вряд ли ей еще доведется есть шоколад до возвращения домой. Она облизала пальцы, вымазанные тающим мороженым.

— Я не знала, что ты жил в Гамбурге. Это там ты выучил немецкий? Тебе так нравятся все эти путешествия?

— Ну, это было обычным делом. Ты же знаешь, папа всегда много переезжал. Мы чуть ли не каждые два года меняли школу, пока не выросли настолько, чтоб жить в пансионе в Англии. Мы научились хорошо к этому приспосабливаться. Все дети дипломатов такие.

— Бедняжка, — вздохнула Кэт, вспоминая свою школу.

С пяти до восемнадцати лет ее дразнили «девочкой-морковкой». Все годы в средней школе она училась с теми же людьми, с которыми, в начальной, мазюкала картинки перепачканными в краске пальцами.

— Я полагаю, мама именно потому и занялась дизайном, что каждые два года нам приходилось обживать новый дом, — задумчиво продолжал Джайлс.

— Да, белый ведь совершенно интернациональный цвет, — предположила Кэт.

Она размышляла, как его матери удалось воспитать двух детей и сохранить стиль украшения дома. Может, она надевала им на руки и на ноги пластиковые пакеты? Кэт проглотила драгоценный кусок шоколада.

Джайлс, казалось, был озадачен.

— А чем она занималась до замужества? — спросила Кэт.

Рот ее был набит мороженым.

— Она была журналисткой на телевидении, но бросила работу, когда встретила папу. Кажется, это было в Париже, в тот год, ммм… после… окончания колледжа.

Джайлс выглядел смущенным. Он принялся вертеть ручки настройки радио. Кэт прикидывала, сколько песен «Лайтхаус Фэмили»[9], записанных на кассету, придется прослушать, прежде чем можно будет вежливо сделать радио погромче. Расспрашивать Джайлса о его семье — всегда словно гвозди из стены вытаскивать. Но раз уж она у них дома, кажется, совершенно прилично интересоваться деталями.

— Слушай, Джайлс, мне все равно, есть у твоей матери высшее образование или нет. У моих родителей нет. Майк первым в нашей семье его получил. Ты почти никогда не рассказываешь о своих родителях. А моих видел тысячу раз.

Джайлс смущенно вздохнул.

— То, что ты говоришь насчет образования, вряд ли до конца верно. Особенно если учесть, чем занималась твоя мать в прошлом году.

Кэт перестала сосать мороженое и с недоверием посмотрела на Джайлса.

— И чем же она занималась в прошлом году? Ну, водила меня по книжным магазинам, где продаются учебники. Джайлс, ты же видел, как она отплясывала ковбойский танец в большой компании? Ты знаешь, я до сих пор холодею, когда вспоминаю, как она взяла нас с собой на ту вечеринку. Я думала, что умру от стыда. А ты чуть не сбежал в Лондон. Тебе казалось, что ты попал в семейку Уолтон[10]. Знаешь, если уж ты смог это пережить…

Джайлс засмеялся и ударил по рулю, случайно задев гудок.

— О боже, нет, сколько раз я говорил тебе, что я в восторге от того вечера! Твоя мама в ковбойских сапогах была великолепна. У нее самые изумительные в мире ножки. А с нуля выучить латынь и сдать по ней экзамен на аттестат полной средней школы? Я уж не говорю обо всем остальном.

— Да, но я бы предпочла, чтоб она посещала местное оперное общество и варила варенье на продажу, как было раньше. И предоставила бы позорить семью тем, кто в этом специалист.

— Да, но это…

— Джайлс, когда у других матерей кризис среднего возраста, они начинают сильно краситься и брать одежду у дочерей. А моя носится с идеей образования для взрослых и берет мои конспекты.

Джайлс вздохнул. Он совсем не заметил яростных жестов велосипедиста, которого обогнал три мили назад.

— Ну, а моя мама занимается фэн-шуй. Понимаешь? Переучивается. Знаешь, родители тоже имеют право развиваться.

Кэт фыркнула. «Развитие» — слово, не подходящее для причудливых перемен в стиле жизни ее матери. Как бы там ни было, разве не существует неписаного правила, что мать должна оставаться той же мамой, на которую можно положиться, пока дети благополучно не заведут собственных семей?

— Что еще я могу тебе рассказать? Она американка, из Нью-Йорка, ты знаешь, — продолжал Джайлс, — ее родители были вполне состоятельными юристами. Поэтому у нее есть собственные деньги, на которые она покупает себе то да се. Любит путешествовать, ты же знаешь. — Джайлс помахал рукой, словно говоря «ну, и так далее в таком духе». На самом деле, довольно скучно.

— Вряд ли, — отозвалась Кэт, недоумевая, что подразумевалось под словами «то да се».

Мимо проплыла полицейская моторная лодка, а за ней — катер какой-то съемочной группы.

— Ты не сказал Селине, что я пропустила остановку? Пожалуйста, не говори, — наконец выпалила Кэт совершенно внезапно. Ей вдруг представилось, с каким трудом сдерживала бы Селина смех. — Она будет думать, что я тупая. Я хочу сказать, сейчас она думает, что я невоспитанная, это и так достаточно плохо, но, может, не сомневается, что я знаю, что делаю. А, узнав, что было вчера, она просто будет смеяться надо мной, а я ненавижу, когда надо мной смеются. Особенно если я не виновата.

Она замолчала и взглянула на Джайлса. Он хохотал так, что добрая половина мороженого упала ему на рубашку.

— Джайлс, ты мерзкий, если сказал ей! Тебе придется купить мне пару больших солнечных очков! Очень больших! Чтобы мне не пришлось смотреть ей в глаза, когда мы вернемся домой. О, боже, а я-то думала, это мои несчастные уличные джинсы ее позабавили…