— Секретничаешь? — криво усмехнулся Марцис. — Большим начальником заделался, теперь на старых друзей можно и наплевать?

— Ты что, — изумился Артур. — С цепи сорвался? Или не добрал вчера?

— Добрал, не добрал — мое личное дело. А вот когда из меня дурака делают… Снасть ему, видите ли, проверить надо. Я такую снасть, — он пнул сапогом сеть, — еще у деда своего видел. Скажи прямо, какого черта с нами увязался?

Артур несколько раз крепко затянулся, невозмутимо спросил:

— А чего это ты занервничал, мешаю?

— Я же сказал — не люблю, когда из меня идиота делают. Собственными руками, мозолями своими… пашу, как проклятый, и не могу позволить взять себе пару рыбин? Что это за порядки?

— Пару? Если бы пару… — Артур видел, что к их разговору прислушиваются остальные.

— Будете, значит, каждый кусок у нас во рту считать? — распалялся толстяк.

— Ты что? — помрачнел Артур. — Неужели не понимаешь, что сегодня значит наша рыба? Людям жрать нечего.

— А иди ты!.. Людям… Мне когда-нибудь кто-нибудь помогал? Думаешь, они обо мне вспомнят, твои люди? Ульманис обещал рай, немецкого порядка на своей шкуре хлебнули… А теперь? Когда же жить по-человечески?

— Да ты, я вижу, философ… Сам додумался или братец подсказал?

— Хеньку не трогай. Ты купил мне лодку? Горючее ты мне дал? То-то. Командовать все горазды.

— Лодка хорошая. Интересно, на какие шиши куплена. Не слыхал я раньше, чтобы у тебя в Риге родня была. Да еще такая состоятельная.

— Эх, дружище, собачья у тебя должность. Уж не только в рот заглядываешь — по чужим карманам начинаешь шарить. Не там ищешь — свою рыбу мы сдаем.


Илга сидела в доме Бируты за обеденным столом, проверяла ученические тетради. Хозяйка уже лежала в постели, но не спала, листала книгу. За окном шумел осенний ветер, доносился все нарастающий рокот прибоя. Илга подняла голову, тревожно вслушалась.

— Мне страшно, — сказала она, глядя в окно, за которым уже темнела ночь.

— Чего? — оторвалась от книги Бирута.

— Ну, как же… Сидим себе в тепле, а они там… — Учительница зябко повела плечами. — Я для него никто. Между нами ничего нет и никогда ничего не будет, А я с ума схожу — как он там, в этом море?

— Привыкнешь, — спокойно сказала Бирута. — Когда мой отец уходил за рыбой, и мама еще жива была…

— Что, неужели не волновалась?

— Конечно, волновалась. Только уж так жизнь устроена — кого-то ждешь, за кого-то волнуешься.

— Ты сильная, — со вздохом сказала Илга.

Бирута улыбнулась, грустно посмотрела на подружку:

— Нет, малыш, просто я больше твоего ждала. — И совсем тихо добавила: — Да не дождалась.


А в это время среди бескрайней темной круговерти волн плясал крохотный огонек. Огромные валы вырастали то слева, то справа, норовя обрушиться на утлое суденышко с его выбивающимся из сил экипажем. Они вздымали лодку на самый гребень и тут же низвергали в пучину, валили с боку на бок, зарывали носом в воду. Филипсон яростно крутил маховик, мотор то заводился, то снова глох. Хенька — он был за рулевого — пытался держать лодку против волны, но ее кренило с борта на борт.

— Давай руль, — с трудом подобрался к нему Артур.

— Что, комиссар? — зло ощерился Генрих. — Боишься, не туда завезу?

— Думаю, ты и сам туда не торопишься. Отдай руль.

Очкарик оскорбленно поджал губы:

— На своей лодке будешь командовать… А здесь…

Он не договорил — волна захлестнула их, едва не сбив с ног. Ошалев, Хенька выпустил штурвал, испуганно ухватился за борт. Банга перехватил руль, последним усилием выровнял лодку.

— Что, — взбешенно обернулся он к захлебывающемуся очкарику, — рыбацкой ухи захотелось? Ну, хлебай.

Марцис и Филипсон, бросив возиться с безнадежно заглохшим мотором, поспешно вычерпывали из полузатопленной моторки воду.

— На, стреляй! — крикнул Артур Марцису, передавая ему ракетницу с зарядами.

Прогремел выстрел, еще один, еще… В небо уходили красные сигналы бедствия.

— Давайте на весла! — приказал Артур. — Держите против волны.

Но он не успел договорить: лодка накренилась, зачерпнула воду и, окончательно потеряв плавучесть, перевернулась. Отчаянно закричал Хенька, крепко выругался Марцис, что-то невнятно промычал Филипсон. Артур хорошо понимал, что сейчас их жизнь зависит только от самообладания и выдержки.

— Спокойно! — что есть мочи крикнул он. — Держитесь за лодку.

Собственно, кричал он исключительно для Хеньки — Марцис и Филипсон сами отлично знали, что надо делать. С Хенькой дело обстояло сложнее — не умея плавать, ополоумев от ужаса и холода, он, казалось, совсем потерял рассудок. Отталкивая от себя лодку, рвался куда-то в темноту, захлебывался и стонал. Банга крепко держал его за ворот куртки.

— Не могу! — истерично кричал Генрих, выплевывая воду. — Все… К черту…

— Держись! — грубо толкнул его Артур. — Не бойся, я тебя не брошу.

Нащупал в кармане оставшиеся ракеты — они были в резиновом мешочке — протянул Марцису.

— Стреляй.

— Что толку?

— Стреляй, тебе говорят!

Только на миг осветилось суровое небо Балтики. Но это был счастливый миг — за ним сразу последовал радостный крик Филипсона.

— Корабль! Давай еще ракету.

— Последняя, — со страхом и недоверием отозвался Марцис.

— Ракету! — зло прохрипел Филипсон.

— Какой корабль? Что ты выдумываешь? — поспешно перезаряжая ракетницу, недоверчиво бубнил Марцис.

— Я видел огонь — вон там.

— А, может, это маяк?

— Какая разница? Стреляй!

Последняя ракета ушла в небо. С надеждой вглядывались в тьму рыбаки, но корабля не увидели. Только волны, волны и волны. Артур в отчаянии стиснул зубы — силы покидали его. Держаться самому, да еще держать обезумевшего от страха отяжелевшего очкарика становилось невмоготу. Рыбаки теряли последние силы. И когда, казалось, гибель была неминуема, где-то неподалеку раздались гудки парохода. Невидимый еще в темноте корабль подбадривал, давал понять, что их призыв о помощи услышан и принят. А вскоре из тумана показалось и само судно. Его спасительный борт придвигался все ближе и ближе. Именно в тот момент, когда оставалось продержаться последние минуты, Хенька безжизненно обмяк и стал погружаться в воду, увлекая за собой Артура. Еще немного и вода сомкнулась бы над их головами. Заметив это, Филипсон оттолкнулся от лодки, набрал в легкие побольше воздуха и из последних сил бросился на подмогу.

К утру море почти успокоилось. В нахлобученных на гребни волн белых барашках, оно напоминало сейчас матросскую тельняшку. Мерно переваливаясь с борта на борт, по нему шло шведское грузовое судно, ветер трепал голубой флаг с желтым крестом. Спасенные рыбаки — уже переодетые в теплые шерстяные свитера — сидели в просторной капитанской каюте и пили дымящийся грог. Им прислуживал рослый веснушчатый матрос с добродушной улыбкой на лице. Напротив за столом расположились капитан и старший помощник. Было необыкновенно покойно и уютно. Марцис сделал большой глоток, обжегся, блаженно прищурился:

— Все пил, — причмокивая от удовольствия, сказал он, но грог с маслом — это вещь.

Старший помощник перевел капитану слова толстяка и тот снисходительно усмехнулся.

— Все хорошо, что хорошо кончается, — с сильным акцентом сказал старпом по-латышски, кивнул своему матросу и добавил несколько слов по-шведски — тот немедленно наполнил стаканы. — Капитан имеет честь сообщить вам, что под шведским флагом вы можете чувствовать себя как дома.

— Чувствуй как дома, но не забывай, что в гостях, — сострил Марцис, подставляя пустой стакан веснушчатому. — Дома-то мы, наверное, еще не скоро будем.

— Почему? — выразительно оглядел рыбаков старший помощник. — Вечером будем на месте, там о вас сообщат в Стокгольм, в советское представительство. Ближайшим судном сможете вернуться в Советский Союз… — швед выдержал паузу и добавил: — Если захотите, конечно.

Капитан, прислушивающийся к разговору, сказал еще что-то по-шведски, и старпом с улыбкой перевел:

— Капитан говорит, что такие мужественные моряки могли бы украсить команду любого судна под любым флагом.

— Нас вполне устраивает свой флаг, — ответил Артур.

— Вас? — иронично прищурился швед. — Вы всегда отвечаете от имени всей команды?

— Я убежден, что мои товарищи разделяют мое мнение.

— Мнение простое, — добродушно подтвердил Филипсон, — поскорей бы домой.

Швед вопросительно взглянул на Марциса. Тот глотнул из стакана и сказал:

— Лично мне надо побыстрее домой. Жена у меня, знаете… Лучше не опаздывать. Тем более, она рожать задумала.

Пальцы Хеньки нервно вертели пустой стакан. Он не принимал участия в разговоре, и Артур украдкой бросал на него испытующие взгляды. В наступившей паузе Хенька взял со стола бутылку виски, налил себе почти стакан — шведы бесстрастно наблюдали за ним — залпом выпил, хмуро посмотрел на старшего помощника:

— У меня просьба… Я могу отсюда, с корабля, послать личную телеграмму?

— Куда?

— В Лондон.

Это прозвучало настолько неожиданно, что рыбаки словно окаменели, только Марцис процедил сквозь зубы.

— Ну, Хенька… Ну, братишка…

Нервно дернулся было Филипсон, но Артур твердо положил ему руку на плечо. Швед вынул из кармана блокнот, достал ручку и официальным тоном произнес:

— Я готов принять вашу телеграмму.

— Куда идет ваша «Анна-Мария»?

— Швеция, Гетеборг. Говорите адрес.

— Лондон, — решительно повторил Хенька, — Кинсберроу-стрит, 112, миссис Страутниек.

— Как, простите, фамилия? — переспросил швед.

— Страутниек… — по слогам повторил Генрих, — это моя мать, — и продолжал диктовать: — Прибуду Гетеборг Швеция, двадцать восьмого октября, пароходом «Анна-Мария». Если можете, приезжайте. Целую, Генрих.