— Как ничья?

— Понимаете, в Риге сейчас много пустых квартир, — вставил Манфред. — Война есть война, — повторил он.

— Правильно, — бодро поддержал Крейзис и повернулся к Марте. — Кстати, там, на кухне, вы найдете солдатский паек на случай первого привала.

Рихард смущенно спросил:

— Ты похозяйничаешь, Марта?

Она молча пошла к двери, на ходу обернулась, сказала негромко:

— Только не шумите — Эдгар спит.

В передней остановилась, скользнув взглядом по вешалке, на которой висели мужское пальто и шляпа. Трость с монограммой валялась рядом, на полу. Марта нагнулась, по-хозяйски аккуратно вставила ее в подставку.

Кухня блестела эмалью, начищенной медной утварью. Марта раскрыла большой картонный ящик, стала вынимать из него продукты. Консервы, сало, копченая колбаса… На душе было до невозможности тоскливо. Эта странная, еще не остывшая от чужого тепла квартира, двусмысленные намеки мужчин, вечная неопределенность, недоговоренность…

А в гостиной мужчины снова наполнили бокалы.

— За ваш «Гром и Крест»! — Манфред чокнулся с Крейзисом и обернулся к Рихарду. — Ты знаешь, как пригодились нам его парни?

Освальд растроганно приложил руку к груди.

— Вот уж не ожидал тебя, завзятого адвоката, встретить в роли следователя СД.

— Все по библии: время собирать камни, время разбрасывать камни. Есть время защищать… И есть время обвинять! — высокопарно ответил Крейзис. — Никогда не прощу тем, из-за кого я полгода в погребе прятался, как крыса.

— Мне не пришлось сидеть в погребе, но пострадал я не меньше, — сказал Рихард. — Между прочим, Манфред, почему я должен возвращаться сюда не в качестве владельца своей собственной фабрики, отнятой у меня большевиками? Почему вы не очень торопитесь вернуть ее мне?

— Ты не доволен должностью, которую тебе предложили? — Манфред хотел уйти от прямого ответа.

— При чем здесь это?

Вошла Марта с блюдом аккуратно нарезанных закусок, поставила на стол.

— Ну как, — повернулся к ней Манфред, — осваиваетесь?

Она попыталась улыбнуться:

— Не знаю. Как-то не по себе. Чужой дом, чужая посуда… А хозяева, может быть, где-то бродят…

— Уже не бродят, — снова туманно ответил Крейзис.

— Что вы имеете в виду?

— Да вот то… Каждому свое.

— Освальд шутит. — Манфред выразительно посмотрел на Крейзиса. — Просто эти люди погибли под бомбежкой. Что поделаешь — война. — Он наполнил бокалы, обворожительно улыбнулся. — Я хочу поднять бокал за хозяйку этого дома, за ее здоровье…

— В таком случае, за упокой бывшей хозяйки, — сухо поправила его Марта.

— Нет, — упрямо наклонил голову Манфред. Я пью за новую хозяйку нового дома! Помнится, вы обращались ко мне с просьбой помочь вернуться на родину. Разве я не выполнил своего обещания и не заслуживаю хотя бы улыбки?

Она посмотрела ему прямо в глаза, не пригубив, поставила свой бокал и, не оборачиваясь, вышла из комнаты.

В детской Марта взяла ребенка из кроватки, со страхом огляделась: игрушки, замершая деревянная лошадка-качалка, неподвижный, ярко раскрашенный мяч… Будто смерть остановила движение. Только со стены прямо на нее смотрели смеющийся, полный радости малыш и счастливая женщина. Марта вздрогнула, прижала Эдгара к груди, словно защищая от невидимой угрозы.


Аболтиньш стоял посреди улицы и возмущался:

— Нет, вы только подумайте! При новом порядке, оказывается, тоже нет порядка. Поставить старостой в поселке — кого? Озолса! Уж вы нас извините.

Зигис, Бруно, Волдис и еще несколько айзеаргов хмуро слушали монолог трактирщика.

— Взять хотя бы эту историю с лодками. Чуть в огонь не кидался, спасти хотел. А для кого, спрашивается? И нас чуть не погубил, и сам… чудом от Сибири спасся. Разве не глупо? Ничего, время покажет, кто чего стоит.


Возвращение Марты в родные места выглядело внушительно. По шоссе катил большой черный автомобиль, впереди и сзади — по мотоциклу с автоматчиками в колясках. Впрочем, эскорт сопровождал машину не только и даже не столько ради нее. Рядом с Мартой и Рихардом на заднем сиденье ехал Манфред Зингрубер — погоны свидетельствовали, что он исправно повышался в чине.

Манфред — как всегда, вылощенный, отутюженный — благодушно поглядывал по сторонам, удовлетворенно щурился.

— Знаешь, Рихард, я в прошлый раз как-то не разглядел твои пенаты. В самом деле — прелестные места!

— В прошлый приезд тебя занимали не столько декорации, сколько действующие лица.

— Да, люди — моя слабость. Разные, как морские камешки — оттенки, характеры, темпераменты, привычки… Вы со мной не согласны, господин Озолс?

Якоб — он сидел рядом с шофером — от неожиданности втянул голову в плечи, испуганно ответил:

— Почему же? Согласен.

Манфред искоса посмотрел на старика, участливо спросил:

— Вы чем-то огорчены? Я слышал, у вас уже были маленькие неприятности с новыми властями?

— Что за неприятности? — насторожился Рихард.

— Да вот, твой тесть оказался на редкость сентиментальным человеком. Его назначили старостой, а он хотел помочь какому-то земляку избежать заслуженной кары.

— Кому же? — глухо спросил Рихард.

— Артуру. — Озолс подался вперед, вытер тыльной стороной ладони взмокший лоб.

— Какому Артуру? — Рихард сознавал бессмысленность вопроса, но все-таки спросил.

— Банге, кому же еще?..

— Кто такой Банга? — Манфред с любопытством посмотрел на Рихарда.

— Да так. Один знакомый.

Зингрубер хотел еще что-то спросить, но в последний момент передумал — на Рихарде не было лица.

— Еще кого взяли? — Лосберг устало прикрыл глаза.

— Лаймона Калниньша. Помните такого? Высокий, голубоглазый. При Советах комсомолом у них заправлял. Фрициса Спуре…

Озолс закрыл глаза и чуть было не застонал от боли. Память то и дело возвращала его к событиям прошлой ночи. После неудавшейся попытки выручить Артура — кстати, только теперь до него дошло, насколько опасной и беспомощной была эта затея — он даже не смог бы ответить, на что рассчитывал. Скорее всего его поступок можно было бы объяснить нервным перенапряжением или попросту временной невменяемостью — Якоб вернулся домой и, обессиленный, прямо в одежде, повалился на постель, Лежал и тупо смотрел в темноту. Все ему было настолько безразлично, что он даже не услышал громкого стука’ в дверь. Когда же, наконец, включил свет, на пороге стоял Аболтиньш со своими верными дружками.

— Прошу простить, господин староста, — слащаво ухмыляясь, проворковал тот, — как говорится, примите и распишитесь. — Эффектно отошел в сторону, открывая стоящего за ним Фрициса Спуре. — Рабочая красная гвардия вернулась в родной поселок. — Иди! — Трактирщик толкнул прикладом старика.

Проходя мимо Озолса, Спуре на миг встретился с ним измученным умоляющим взглядом. Но староста отвел глаза…

— Ну! — с усмешкой подошел к Фрицису Аболтиньш. — Расскажи господину старосте, как ты воевал. Где твоя русская винтовка?

Старик молчал.

— Говори, сволочь! Где остальные? Кто ушел на лодке? — шагнул к Фрицису Зигис. — Лодку-то для Банги, небось, припасли?

Спуре беззвучно шевельнул сухими губами. Зигис неожиданно, резким взмахом, ударил его по лицу.

— Господа, не надо так, — попытался вступиться Озолс.

Но последовал второй удар, третий, и Фрицис бессильно рухнул на пол. Зигис схватил его за ворот рубахи, рывком поднял:

— Говори, сволочь!

— Прекратите! — вдруг осмелел Озолс. — Вы в моем доме, а не в полицейском участке.

Аболтиньш вынул из кармана пачку папирос, закурил, пыхнул дымом чуть ли не в лицо Озолсу.

— Хорошо, староста. Мы пощадим твои слабые нервы. Только распишись и дай лопату. Чтобы все закончить красиво.

Озолс вздрогнул, будто только теперь осознал страшный смысл всего происходящего.

— Ничего я подписывать не буду, и никаких лопат у меня нет! — истерично взвизгнул он.

Трактирщик смерил его презрительным взглядом, перекинул папиросу из одного угла рта в другой, процедил сквозь зубы:

— Что ж, хотели как лучше. Будешь закапывать собственноручно.

Едва за ними захлопнулась дверь, как во дворе раздался выстрел, Аболтиньш выполнил свою угрозу.

— Тебе нехорошо? — наклонилась Марта к отцу.

— Нет, ничего…

Какое-то время в машине стояла гнетущая тишина. Затем Рихард спросил у Озолса:

— Вы не справлялись насчет моей просьбы?

— Насчет предприятия? — немного оживился старик. — Как же… И даже думаю, что нашел. Помните старую льняную фабрику? Она совсем близко от поселка находится километра три, не больше будет.

— Это та, что в лесу? Каменные бараки?

— Да. Мне кажется, очень удобно. Как вы заказывали. И близко от поселка, и в то же время в сторонке. В лесу. Есть помещения, дорога…

— Вариант, действительно, интересный. Сегодня же покажете, — подал голос Манфред.


— Здоровый ты, как бык — вот, что я тебе скажу. Лаймон намочил тряпку в ведре, положил на лоб Артуру. — Другой бы уж загнулся давно, а у тебя уже жар спадает. Эх, если бы йоду или хоть водки — раны прижечь!

— Брось… — отмахнулся Артур. — На кой черт теперь?

Он лежал в углу подвала, на охапке сена. Свет едва сочился из крохотного оконца под потолком.

— Я все об одном думаю, — рывком приподнялся Артур. — Как мы прохлопали? Не догадались… Немцы немцами, а свое дерьмо первым поплыло.

— Лежи, не крутись! — придержал его Лаймон. — Кровь пойдет, где я тряпок найду?

— Кровь… Кровью за науку платим. И все из-за меня… Если бы…

— Ладно. Если бы да кабы… — Лаймон погладил шершавый цемент стены. — Хранилище-то когда закончили?