— А вода холодная! — крикнула Бирута.

Пока Марта скинула туфли, расстегнула халат, подруга успела вернуться.

— Тебя не дождешься, — растираясь полотенцем, сказала она.

— Да я сейчас, погоди!

— Нет, побегу. Отец сердиться будет, в огороде работы полно. — Бирута подхватила платье и, помахав на прощанье рукой, бросилась к дому.

Марта уронила халат на песок рядом с полотенцем, подобрала узлом волосы, но в воду идти не спешила, разморенная жарой. Опустилась в тень у старого карбаса, подперла голову руками, задумалась. Все складывалось неважно: отец продолжал вести себя круто и неумолимо — Артур это чувствовал и ершился. Резко изменила к ней отношение мать Артура. Порой Марта ловила на себе неприветливые взгляды Зенты, и… вообще теперь ей все чаще казалось, что все вокруг настроены к ним враждебно и неискренне. Нет, она нисколько не сомневалась в своей самостоятельности, но неприятности, по всей видимости, только начинались. Девушка так ушла в свои думы, что не обратила внимания, как сзади кто-то подошел. Обернулась лишь тогда, когда почувствовала на себе чей-то пытливый взгляд — перед ней стоял Рихард. Пряча под неловкой улыбкой смущение, он восхищенно смотрел на Марту. Она поспешно поднялась.

— Адская жарища, — осипшим голосом сказал Лосберг.

— Купайтесь, — улыбнулась девушка.

— Только вместе с вами.

— Нет, я передумала. Вода слишком холодная.

— Странно. Казалось бы, по законам логики…

— Вероятно, здесь свои законы. И своя логика. — Она набросила ка плечи халат. — А я считала, что вы уехали. В поселке говорили, будто вы продаете дачу.

— Отец болен, отъезд откладывается, — помолчал, хмуро добавил: — И потом, откровенно говоря, лично я вообще не собираюсь уезжать.

— Да, я тоже не представляю себе, как можно жить вдали от родины. Но как вы отпустите отца одного? У вас, наверное, есть для этого серьезные причины?

— Да, серьезные, — коротко ответил Рихард и переменил тему: — Я заходил к Артуру. Мне сказали, он в Риге. Хотите, поедем к нему? Поищем. А не найдем — тоже не беда. Погуляем.

Марта отрицательно качнула головой:

— Спасибо.

— Боитесь, Артур приревнует? — улыбнулся Лосберг, отшвыривая носком туфли обглоданный морем сучок. — Ну и напрасно. Вы же знаете, как я к нему отношусь. Я перед ним в большом долгу.

— В долгу-то, к сожалению, он, — грустно, как бы про себя заметила Марта.

— Да слыхал. Мне очень хотелось бы ему помочь, но не знаю как. Такой самолюбивый парень…

— Нет, он гордый и очень честный.

— Ему нелегко будет жить, — убежденно сказал Рихард, подходя к машине. — Все-таки садитесь. Прокатимся, поговорим, подумаем, нельзя ли ему как-то помочь, — Видя, что она колеблется, решительно взял за локоть. — Садитесь! Хотя бы до дому вас довезу.

— Ну разве что…


Артур с Лаймоном вернулись под вечер. Усталые брели по берегу. Легкий ветерок отдельными незлобивыми порывами налетал на зеркальную гладь моря. Огромное, основательно потускневшее солнце, опускаясь в его пучину, окрасило горизонт синевой и багрянцем.

— Кажется, кого-то встречают, — пристально посмотрев вперед, проговорил с улыбкой Лаймон.

Артур покраснел, опустил глаза — он еще давно, еще с моря заметил поджидавшую на берегу Марту. Не добежав десятка метров, девушка замедлила шаг, явно смущаясь присутствия Лаймона, степенно проговорила:

— С приездом!

— Спасибо, — за обоих ответил Лаймон и, искоса взглянув на счастливую физиономию друга, поспешно ретировался.

— Артур! — положив руки ему на плечи, Марта поцеловала парня в щеку.

— И не боишься? — полный смятения и счастья, спросил он.

— Не-е.

— А если отцу скажут?

— Пусть. — Она еще раз поцеловала Артура.

— Тут явно что-то произошло, — лукаво улыбнулся он. — Ну-ка, выкладывай!

— Нет, сначала расскажи, как съездил. Уладил с училищем?

— Да как будто в порядке. Обещают оформить отпуск на год.

— Тогда — вот! — она, словно фокусник, выдернула из рукава бумагу.

— Что это?

— Да вексель же твой! Рихард выкупил у моего отца. Велел передать тебе.

— Рихард? С какой стати?

— Ну… вероятно, он как-то хочет отблагодарить. Все-таки ты спас ему жизнь.

Артур пристально посмотрел на Марту:

— А при чем здесь ты? Ты что, говорила с ним обо мне? Просила?

— Я так и знала, — обескураженно проговорила она. — Вместо того, чтобы радоваться…

— Чему?

Девушка не нашлась, что ответить.

— Странно как-то… Я должен сейчас же поговорить с Рихардом.


Возле подъезда дачи Лосбергов Артур с удивлением увидел несколько запыленных, судя по всему, приехавших издалека автомобилей. Входная дверь была открыта, Банга вошел внутрь. Поднимаясь по лестнице на второй этаж, он встретил молчаливых, одетых в черное людей. Наверху, из-за неплотно прикрытой двери, слышались сдавленные рыдания. Артур растерянно огляделся, прислушался. Рыдания смолкли. Теперь оттуда доносилась приглушенная молитва. Нетрудно было догадаться, что в доме несчастье. Он уже повернулся, чтобы уйти, но тут распахнулась дверь кабинета и Банга увидел Рихарда. Молодой Лосберг сидел точно так, как во время последнего разговора с отцом. Только кресло-каталка напротив него было пустым. Остановившимся, безжизненным взглядом Рихард смотрел на гостя.

— У тебя несчастье, — подходя к нему, смущенно пробормотал Артур.

— Отец, — хрипло выдавил Рихард. — Ты поймешь меня. Ты знаешь, что такое потерять отца.

Банга молча сжал ему локоть.

— Как мы бываем жестоки к ним при жизни! — Рихард едва сдерживал рыдания. — Никогда себе не прощу…

Артур стоял рядом, молчал, уважая чужое горе. И вдруг Лосберг заметил в его руке вексель.

— Марта передала тебе?

— Да. Я как раз шел… Хотел сказать, но…

— Говори, — Рихард смотрел на него тяжелым взглядом.

— Не сочти меня неблагодарным, но я так не могу. Я не хочу, чтобы ты оплачивал мои долги.

Нервная судорога пробежала по губам Лосберга. Он взял у рыбака вексель, задумчиво повертел в пальцах.

— О чем ты говоришь? Чего вообще стоит наша жизнь? Суетимся, хлопочем, вечно спешим куда-то, а потом…

Он достал из кармана зажигалку и, щелкнув ею, поднес вексель к огню. — Нет у тебя никаких долгов. — Бумажка вспыхнула, заглушая горьким запахом дыма приторно-сладкие ароматы стоявших повсюду цветов.


— Пусть не теперь — через год, через два… Через пять лет! Мы согласны ждать, сколько скажешь. Только дай нам надежду, хоть какую-нибудь. Хоть самую малую!

Какая жгучая, неистребимая жажда сорвала Марту среди ночи с постели… Сколько она перестрадала, если еще раз решилась докричаться, достучаться до отцовой, наглухо запертой души. В длинной белой рубашке, простоволосая, с измученным от бессонницы и слез лицом, она пришла не убеждать, не уговаривать… Молить, ждать чуда.

— Ты видишь, Артур делает все, чтобы ничем не унизить тебя. Работает, учится. Ради меня готов на все. Чужие люди сочувствуют, помогают ему. Даже Лосберг. Кто ему Лосберг? — Она опустилась перед отцом на колени. — Умоляю тебя… Ради мамы… Вспомни ее, отец!

И будто от ее слов колыхнулось пламя свечи. Погасла в глазах Озолса жесткая, властная сила. Сгорбившись в кресле, с библией на коленях, в сдвинутых по-стариковски на лоб очках, он с нежностью, с бесконечной любовью смотрел на приникшую к его коленям голову дочери. Рука Якоба потянулась к теплому золоту рассыпанных по плечам волос. Потянулась и замерла, повисла в воздухе.

— Ступай спать, Марта, — непримиримо произнес он. — И выкинь глупости из головы. Ты вольна поступать как знаешь. Но я тоже слов на ветер не бросаю.

Девушка встала, не поднимая глаз. Непроницаемой, каменной, как у отца, маской застыло ее лицо.


Ветер гнал с моря рваные, клочковатые тучи. В просветах мелькала луна. В ее призрачных лучах темнела над запрудой громада старой водяной мельницы, едва различимая в густых зарослях кустарника и травы. Монотонно журчала вода. Ее серебряный перезвон глухо доносился наверх, где на дощатом настиле под самой крышей, на ворохе сухого сена, сидели Артур и Марта. Через проем выбитого окна на них струился лунный свет. Они сидели, тесно прижавшись, взявшись за руки, слушали мелодичный говор воды.

— Знала бы ты, как мы, мальчишки, завидовали рыбакам, когда они возвращались с острова Роню. Нам казалось, будто это какая-то сказочная земля. Отец обещал меня взять туда, да так и не успел. А теперь…

— Вы надолго уходите? — спросила Марта.

— Море есть море. Лососю не прикажешь, когда в мережу лезть. Думаю, на неделю.

— Значит, не проводишь меня?

Артур не ответил. Только зло стеганул веточкой по соломе.

— А может, все-таки вместе уедем в Ригу? Тебе же всего год остался…

Он пожал плечами:

— А мать? — Помолчал, прислушиваясь к звону воды. — Ты больше не пробовала говорить с отцом?

Она ответила не сразу.

— Думаю, пока не окончу университет, бесполезно.

— Четыре года, — горько усмехнулся Артур.

— Ну и пусть четыре! — Марта порывисто прижалась к нему, прошептала жарко и трепетно: — Все равно я твоя. — Понимаешь, твоя. На всю жизнь.

Он бережно целовал ее тревожно распахнутые глаза. Серебряным звоном журчала в призрачном сумраке вода, плыли над старой мельницей просвеченные луной тучи. Марта и Артур лежали, обнявшись, в мягком, душистом сене.

— Марта… Любимая… Ты не пожалеешь потом? Не будешь меня проклинать?

Слезы и улыбка, чистая, как весенний луч, осветили ее лицо.

— Молчи-молчи! О чем мне жалеть? Я — твоя жена.


На рассвете, еще затемно, рыбаки собирались выходить в море. Грузили снасти, ровно постукивал на малых оборотах двигатель.