— А потому, что скоро нечем будет. Нас же с дорогими соседями решили объединять? Видать, им своего колхоза мало, теперь наш решили угробить. — Бригадир оглянулся по сторонам — нет ли постороннего уха, — голос понизил: — Слушай, Андрис, а может, у вас там, наверху, вредитель какой замаскировался или враг народа? Как какую-нибудь хреновину утвердить — с нашим удовольствием, как что-нибудь дельное — извини-подвинься.

Недобрая тень набежала на лицо Калныня.

— Ты бы насчет верха не очень. Это из тебя кулак прет. Лишь бы свое брюхо набить да под себя все подгрести.

— Точно, оно ведь не так обидно, когда у всех брюхо пустое, — вперед выступил Хенька, еще не остывший от стычки с плоскомордым. — Мир хижинам, война дворцам! Дворцы разрушили, а хижины, придет время, сами развалятся!

— Ну, хватит, мужики. Вы-то небось уже хватили как следует, а теперь на трезвого кидаетесь, — примирительно ушел от больной темы Калнынь. — А, между прочим, я вам новость привез. — Он полуобернулся в сторону Марты и слегка поклонился ей: — Ваша настойчивость, Марта Якабовна, вознаграждена. Буквально вчера принято решение о строительстве средней школы в поселке.

Марту покоробило от его барственно-снисходительного тона.

— Вы как будто делаете мне личное одолжение. Эту школу нужно было построить двадцать лет назад, — сухо ответила она.

— Да что же это такое на самом деле?! — на правах хозяйки возмутилась, наконец, Илза. — Ободрали гостя, как липку, да еще живьем готовы слопать! А ну-ка, дорогие мои, всех прошу к столу.

Разом выстрелило несколько бутылок шампанского, полилась шипучая пена. С бокалом в руке Калнынь встал и дождался, когда воцарилась полная тишина.

— Дорогие мои земляки, — начал он, — думаю, за все, за что можно было выпить, вы уже выпили. Но есть у меня тост, которого не поднять не могу. Он за тебя, Илза. Ведь сегодня и твой день тоже…

Сидевшая напротив Илза улыбнулась смущенно и обняла Бируту.

— Когда-то я тебя, совсем девчонку, — продолжал Калнынь, — привез сюда с маленьким узелком и огромным глобусом учить наших заброшенных, истерзанных проклятой войной ребятишек, начать здесь новую светлую историю. Помнишь тот глобус, Илза?

— С дыркой от пули, — подсказала Хельга. — Он теперь у нас в школьном музее.

— Неужели сохранили? — растрогался Калнынь. — Молодцы… Так вот, хочу тебе пожелать, чтобы твои, нет, наши дети продолжали эту историю достойно. Знаю, что тебе несладко пришлось. Одной, без мужа, такую дочь вырастить это…

Калнынь запнулся, увидев, как побледнела Илза, проглотив неподатливый комок в горле. Она старалась, но не могла удержать подступивших слез. Не в силах овладеть собой, Илза кинулась прочь из-за стола. За нею вскочила Бирута. Среди гостей прошелестел шепоток, кое-кто с осуждением поглядывал на Калныня — кто тебя, мол, за язык тянул.

Калнынь смущенно откашлялся, вопросительно оглядел сидящих за столом, не понимая, чего он такого несуразного сморозил.

— Это завсегда — где бабы, там сырость, — проворчал Марцис; его тоже задела недотепистость Калныня.

Но кто-то находчивый рявкнул спасительное «Горько!», чтобы не дать погибнуть тосту, и гости оживились, начали чокаться, заговорили. Жених, довольный тем, что наконец вспомнили о деле, потянулся было к невесте, но в этот миг из мощных динамиков вырвалась в сад музыка. Около магнитофона, громоздкостью напоминавшего шкаф, Эдгар поправлял только что прилаженные соединительные провода.

Повскакивала с мест заскучавшая молодежь. Сразу образовался круг, в котором азартно заизвивались, задергались в бурном африканском ритме «Бони М» парни и девушки. Воспользовавшись устроенным им самим шабашем, Эдгар бесцеремонно, прямо из-под носа ошалевшего от неожиданности жениха, уволок невесту в круг танцующих. Живые волны скрыли новую пару. Валдис заметался было, попытался пробиться за невестой следом, но ничего не вышло. Только белое облачко фаты всплывало то тут, то там, как в водовороте. Быть скандалу, если бы не чья-то тяжелая лапища, которая увлекла Валдиса на дальний конец стола — а там теплая мужская компания обещала поддержку и понимание. Жених особенно не сопротивлялся.

А за домом уже палили из ракетниц — верный признак, что рыбацкое веселье набрало силу и входит в зенит. Ярко вспыхивали в темнеющем небе голубые и зеленые кометы, с шипеньем сваливались в сырую от росы траву. В восторге и ужасе от близости выстрелов взвизгивали девчонки.

А Илза все плакала, уткнувшись в старое пальто ка вешалке за дверью. Слышать не хотела справедливых упреков Бируты:

— Это надо — наприглашать столько народу! Чуть не два колхоза приперлись — и все из-за него одного! — старательно пилила она. — Миллионерша! Что, он так не приехал бы? Будто не знаешь, что всем этим мужикам все равно к кому и куда, лишь бы выпивка была дармовая!

— Жди, приехал бы… Что-то не похоже, — всхлипывала Илза. — Марту вместо себя прислал, ничего умнее не придумал.

— Ну чего ты себя заводишь? — без особой уверенности в голосе увещевала Бирута. — Сама знаешь, какие у него сейчас неприятности.

— А у него всегда неприятности. Только у меня сплошные удовольствия. Дочку одна растила да всю жизнь от нее скрывала, что родной отец в соседнем колхозе живой-здоровый, даже не кашляет.

— А кто, кроме тебя, дуры, виноват? Он никогда от Хельги не отрекался. Сама ведь его гнала.

Илза быстро вытерла слезы, поправила прическу, взглянула на Бируту с вызовом, словно видела перед собой не ее, а Артура.

— Не нужны мне его подачки! Обойдусь!

— А раз такая гордая, нечего выть. Настроение только себе и людям портить, — и, вздохнув, Бирута добавила: — Приедет, куда он денется.


Марта стояла одна в тени деревьев. Куталась в большую вязаную шаль и, пряча зависть под снисходительной полуулыбкой, смотрела, как отплясывает молодежь. Как же ей хотелось сбросить с себя эту элегантную старческую попону, а с нею лет двадцать в придачу и влиться очертя голову в буйный танец молодой жизни.

Сама того не замечая, она покачивала плечом в такт ритму. Неслышно подошел Калнынь и встал рядом. Она даже не сразу почувствовала его, а заметив, хотела отойти, но он остановил ее:

— Простите, Марта Екабовна, может быть, вам покажется дурацкой моя просьба… Очень хотелось бы с вами потанцевать.

Марта только зябко повела плечами.

— Благодарю, но, увы, я уже стара для таких танцев.

— Напрасно вы на себя клевещете, — Калнынь вздохнул и отвел глаза. Видно было, что никак он не решался сказать что-то еще, не о танцах.

— Я понимаю, конечно, сейчас не время и не место для подобного разговора, — наконец заговорил он. — Но должен откровенно вам сказать — свадьба скорее предлог, чем… Я приехал сюда ради вас, — Калнынь снова вздохнул, помолчал немного, продолжил: — А может, и ради себя. Поверьте, мне тяжко думать, что вы считаете меня лично виновным в изломах вашей судьбы.

Ресницы Марты дрогнули. Что-то уже подзабытое, дотлевающее вновь вспыхнуло и ожгло душу.

— Боюсь, вы напрасно тогда приехали. Для такого разговора время давно прошло и никогда не настанет.

— Прошу вас, не будьте так неумолимы. Кажется, вам никогда не была свойственна эта категоричная прямолинейность.

— Этому хорошо учат следственные изоляторы НКВД. Какая разница — лично по вашей милости или по милости такого, как вы, я там оказалась. Все вы винтики одной адской машины. Вы служили им тогда и сейчас продолжаете верно служить. Значит, приняли, все для себя оправдали. Или же лицемерили и продолжаете этим заниматься, что еще отвратительнее.

— Я вполне понимаю, кого вы подразумеваете под этим огульным «им», — Калнынь тяжело и неприязненно смотрел на свою собеседницу. — Только ведь парадокс: и Артур, и даже вы служите все-таки «им» же. Хотя в душе презираете. Это не лицемерие?

Марта повернулась в нему, чтобы наконец стать лицом к лицу.

— Вот поэтому наш разговор и не получится, Андрис Ягонович. Вы не видите разницы между тем, чему служите вы, и тем, чему служит Артур.

— Это лишь иллюзия, которой вы тешите непомерную гордость или отгораживаетесь от действительности, — спокойно возразил Калнынь. — Более того, отыскивание подобных различий — абсурд, пока вы живете и действуете в пределах нашего строя. Никому не дано от него изолироваться. А если у вас не хватает мужества открыто заявить о своих расхождениях с ним, значит, в душе вы ощущаете правоту и силу нашей системы.

Марта слегка вздрогнула. Последние слова Калныня отчего-то напомнили ей голые стены, зарешеченное окно… Слепит свет лампы на столе у молодого следователя в темно-синей форме НКВД. Он раздраженно кричит что-то. Но только слов не разберешь в оглушительном перестуке колес и вое паровозного гудка…


— Из-звините, я, кажется, немного вам тут… — от смущения Валдис безжалостно теребил щегольской галстук-бабочку, пока не сорвал с шеи совсем. — Ну вот, так и знал.

От непомерного счастья жених, похоже, как следует накачался, но изо всех сил старался держаться в рамках, сообразно своему высокому статусу, и на всякий случай от дерева больше, чем на полшага, не отходил — какая-никакая, а опора.

— Простите, вам тут… Как его… Вы это, Хельгу не видели?

— Нет, сынок, мы твою невесту не прячем.

— Ну да, я так и понял… Из-звините, — очень расстроенный, он повернулся, но отошел недалеко.

— Да, признаться, я оказалась не права, — с колючей резкостью заключила Марта. — У нас с вами вышел-таки необычайно содержательный разговор.

— А знаете… ее нигде нет, — в полном отчаянии пожаловался Валдис. Он теперь зашел к ним с другого фланга. — Я вот хожу-хожу… Всех спросил, а ее никто не видел!

Ну как же ты так растерялся? — Калнынь слегка приобнял парня, чтобы тот, чего доброго, не потерял равновесия и не упал. — Давай пойдем вместе, поищем твою красавицу. Небось с подружками секретничает.