— Вот видите, — вежливо улыбнулся Лапин, — а мои ребята в сравнении с этим артистом просто настоящие работяги.

— А кто этот артист?

— Фокетти, итальянец, — сказал Эдгар. — Человек без нервов, как он себя величает.

— И без мозгов, — добавил Лапин. — Да, я ведь вам еще не представил, Юрий Иванович, нашего лучшего пилота. Эдгар Банга — прошу любить и жаловать. Тоже умеет, конечно, цирковые номера, но В-6 знает не хуже собственной бритвы.

— Будем считать, что вы меня убедили, — подкошенный воздушной атакой, сдался посол. Ему явно хотелось поскорее уехать отсюда. Жестом он пригласил их к буфетной стойке, протянул бокалы с шампанским.

— За вашу удачу, но все же будьте осмотрительны. Конкуренция — жестокая вещь, превосходства здесь никому не прощают.

С легким звоном соприкоснулись бокалы. А неотвязный фотоаппарат с мощной вспышкой запечатлел и этот момент.


Перелистывавший черную пластиковую папку Лосберг остановился на одном из листов. С фотографии в верхнем углу на него смотрел светловолосый крутолобый парень, который даже на этом казенном изображении не сумел скрыть своего строптивого характера.

— Эдгар Артурович Банга, 1940 года рождения, латыш, — вслух прочитал он. — Значит, это и есть то самое «обстоятельство»?

Зингрубер продолжал молча вести машину.

— Боже мой, — вздохнул Лосберг, — воистину, только дети напоминают, что былое нам не приснилось. Однако, Фреди, у меня нет никакого желания ворошить прошлое. Все давно умерло во мне.

— Банга — командир основного вертолетного экипажа, — холодно пояснил Зингрубер, — и на него делают ставку в выполнении самых сложных заданий.

Лосберг вгляделся в фотографию, словно пытаясь уяснить, какая связь существует между крохотным живым комочком, появившимся когда-то у Марты на вилле Зингрубера, и этим мужественным молодым летчиком. Казалось, он старался разглядеть в нем знакомые черты, но чьи — Марты, Артура?

— Да… Марта всегда приносила мне несчастье. И наши пути никак не могут разойтись, хотя мы давно за тридевять земель друг от друга. Настоящий рок, — философски заметил Лосберг.

— А теперь у тебя наконец появился шанс от него избавиться.

Лосберг обернулся к Манфреду и смерил его долгам неприязненным взглядом.

— Мне пора бы привыкнуть к твоему цинизму, но я по наивности думал, что и у него есть пределы. Никак ты решил испросить у меня благословения?

— Только без театрального пафоса, — поморщился Зингрубер, — тем более что я не планирую ни катастроф, ни похищений, ни, упаси боже, стрельбы. Я же не мясник. Ты лучше напомни — он ведь родился, когда вы с Мартой еще были… состояли в законном браке. Господи, о чем я спрашиваю! Конечно, он родился, когда вы еще жили на моей вилле. И был записан как Лосберг. Ведь только потом он получил фамилию отца?

Манфреду наконец удалось обогнать на узкой улочке неуклюжий, медлительный мусоровоз.

— Не иначе ты решил воспользоваться моей биографией в интересах фирмы, — проговорил Лосберг.

— Ты прав, именно в интересах фирмы. То есть прежде всего в твоих интересах. Ты должен понять, что положение обостряется с каждым днем. Их акции со сверхзвуковой быстротой лезут вверх, а контракты буквально уплывают из наших рук.

— Хорошо бы без паники, — раздраженно проворчал Лосберг. — Что-то не верится, будто русские сотворили очередное чудо света.

Зингрубер молчал, сосредоточившись на петляющих улочках.

— Кстати, куда ты меня везешь, дружище?

— Куда? — задумчиво усмехнулся Манфред. — В русский цирк. Хочу тебя поразвлечь, если ты не против.

Глава 14

Эдгар косо смотрел на парижское небо. Сегодня его, как назло, затянули неподвижные брюхатые тучи.

— Вот черт, не иначе происки! — озабоченно выдохнул Костя.

— Командир, как думаешь при такой видимости этот клятый купол тащить? — волновался Габелия.

— Молчком, — отрезал Банга и пошел к машине.

Команда понуро поплелась следом. На полпути Эдгара перехватил Лапин и отвел в сторонку. Их поджидали двое, неизменный гид и провожатый команды Варнье и неизвестный господин.

— Представитель фирмы, — пояснил Лапин, когда они подходили к ожидавшим.

Пожимая руку Эдгару, фирмач впился в него цепким взглядом и начал что-то настойчиво втолковывать.

— Господин Дюваль говорит, что хочет непременно полететь с вами, — перевел Варнье.

— Если не возражаете, еще раз уточним задачу, — говорил фирмач, не сводя глаз с летчика. — Купол, то есть каркас крыши, нужно посадить на площадку, как главную розу на именинный торт. Точно в центр — ни правее, ни левее, иначе торт испорчен, именины пропали.

Эдгар кивал, улыбаясь Дювалю. Лапин молча нервничал, прикуривая новую сигарету от предыдущей, и старался не глядеть на подло насупившееся небо.

— Поэтому, месье Банга, не сочтите за недоверие… Я знаю, ваша профессиональная подготовка на уровне. И все же, если вы хоть немного сомневаетесь…

— Извините, месье, — прервал витиеватые излияния Эдгар, — кажется, мы теряем время. Погода может окончательно испортиться.

Озабоченная физиономия француза немного вытянулась, но больше он не проронил ни слова, как и все остальные, невольно подчинившись силе, которая была в командире и ощущалась почти физически.

— Прошу всех по местам, — коротко приказал Эдгар.


Огромный металлический купол притаился, словно тарантул, неподалеку от башни высотой в добрую сотню метров. Черный «кадиллак» Зингрубера остановился в самом центре переполненной стоянки. Посмотреть на «русский цирк» собралось множество народу. Деловые люди, просто любопытные, но больше всего, конечно, журналистов.

Лосберг и Зингрубер хлопнули дверцами как раз в тот момент, когда мощные крючья подвески уже были закреплены в нескольких точках на куполе. Наступила настороженная, чуткая тишина. Могучая машина начала медленный, осторожный подъем. Как струны, натянулись толстые стальные тросы. Неожиданно потревоженная стальная махина купола вздрогнула, качнулась и медленно, словно нехотя, поплыла вверх, увлекаемая вертолетом. Все дальше от земли уходил гигантский тарантул.

— Слушай, неужели они рассчитывают посадить это чудище на башню? — негромко спросил Лосберг. — Они же самоубийцы!

— Между прочим, пилотирует Банга, — невозмутимо заметил Зингрубер. Специально для аэродрома он захватил здоровенный морской бинокль и теперь старательно наводил окуляры. И вдруг вертолет завис, словно задумался. Прошла секунда, две, три. Напряжение в толпе зрителей достигло предела. Яростнее защелкали фотокамеры. Что? У русских не хватило духу? Они пошли на попятную?

Вертолет начал плавно и осторожно снижаться. Словно огромный груз перетянул и теперь неумолимо тащил машину к земле. Вот купол почти коснулся земли… В кабину экипажа ввалился бледный, взмокший Лапин.

— Банга, что случилось?! Что за шутки?!

Эдгар, пилот милостью божьей, невозмутимо обернулся к руководителю. От нервного напряжения, терзавшего его на земле, не осталось следа.

— Все в порядке, Николай Сергеевич. Решил попримериться на небольшой высоте.

— Ух, и дал бы я тебе! Примеряльщик! — в сердцах пригрозил Лапин. — Почему не предупредил?

— Не волнуйтесь, Николай Сергеевич, — Костя Завалишин заговорщицки перегнулся через подлокотник кресла. — Все будет, как у лилипутов, тютелька в тютельку.

Лапин повернулся и вышел, не сказав больше ни слова.

— Все нормально, поехали, — скомандовал Эдгар.

Теперь машина быстро набирала высоту, за нею, рассекая воздух, понесся купол.


Дюваль и Варнье прилипли к иллюминаторам салона, наблюдая путешествие стального гиганта, как страшный сон. Лапин же нарочно уселся подальше от окна. Сложив на груди руки, он всем своим видом показывал полное равнодушие к происходящему. Впрочем, с каждой минутой становилось труднее различать, что же на самом деле происходит, потому что густой туман все плотнее окутывал башню. И скоро из вертолета был виден только мрачный стальной тарантул, неотступно, как тень, следовавший за машиной.

— Приготовились. Пошли на снижение, — спокойно скомандовал Банга, словно под ними была ровная площадка, а не бледное молоко низкой облачности.

— Корректируйте там, внизу! — прохрипел в микрофон Габелия. — Нам отсюда ни черта не видно.

И вдруг, будто мало тумана, купол начал раскачиваться то ли от порывов ветра, то ли попав в резонанс частоты собственных колебаний. Вслед за ним закачало машину. Сильнее, сильнее. Бледное лицо Габелии из-за черных как смоль усов теперь казалось зеленым. Эдгар не отрывал взгляда от взбесившихся стрелок приборов.

— Все, гробанемся, — мертвящий шепот Кости расслышали все.

— Заткнись, кликуша! — спокойно отрезал Сергей Руза.

Второй пилот действовал уверенно и профессионально.

Каким-то чудом ему удалось погасить колебания. Машина с куполом снова неподвижно застыла над тем местом, куда его предстояло опустить.

Стоявшие на земле люди увидели, как совершилось невероятное, невообразимое, что так легкомысленно Зингрубер нарек «русским цирком». Многотонный купол, плавно опущенный с небес, немного поклевал около центра башни и с какой-то флегматичностью улегся точно на предназначенное ему место. Фотокамера Марты успела зафиксировать положение купола за несколько секунд до касания башни.

Напряженная тишина на площадке для зрителей взорвалась бурей аплодисментов, хотя летчики, конечно, не могли их услышать. На несколько мгновений прекратилось даже щелканье репортерских фотоаппаратов. Это был триумф, настоящий, не рекламный триумф необыкновенной машины Минка. Триумф мастерства и таланта советских летчиков в пасмурном небе Парижа на глазах у всего мира.