Лесия Корнуолл - Долг или страсть

– Я никогда не смогу думать о тебе, как о брате, – прошептала она.

– Кэролайн, я никогда не был…

Дверь распахнулась, и длинный луч лунного света протянулся по полу. Кэролайн вскочила и смело встала между Алеком и вторгшимися мужчинами.

Растерявшийся Джок так резво отпрыгнул, что наткнулся на Ли.

– Силы небесные, девушка, я подумал, что ты привидение!

Алек пошевелился, и Джок облегченно сдвинул берет на лоб.

– Алек, парнишка, ты в порядке? Мы искали тебя много часов. Мойра утверждала, что с тобой случилось что-то дурное.

Он присел перед Алеком.

– В него стреляли, – пояснила Кэролайн. – Как ты открыл дверь?

Джок оглянулся.

– Дверь? Ничего я не открывал. Она стояла распахнутой, когда мы добрались сюда, иначе я бы и не догадался заглянуть в дом.

– Мы заблудились, – мрачно объявил виконт Спид. – Бродим по этим лесам бог знает сколько времени. Клянусь, что уже видел этот пень.

– Слишком темно, чтобы разглядеть даже собственную руку, – вздохнул Броуди и, встав в луче света, принялся рассматривать ладонь.

– Ты вроде говорил, что близко знаком с этими местами, – вставил Мандевилл.

– Конечно, я все тут знаю! – воскликнул Броуди, продираясь через густой островок репейника. Спид с Мандевиллом последовали за ним, низко пригнувшись. Но Броуди так неожиданно остановился, что они уткнулись ему в спину.

– Ради господа и ангелов его, что на этот раз? Ты что-то видел? – спросил Мандевилл, одергивая куртку.

– Нет. Что-то слышал, – ответил Броуди, судорожно поводя дулом ружья в сторону каждой тени. Наконец он уперся дулом в торчащий живот Мандевилла.

Англичанин отвел дуло кончиком пальца.

– И на что это походило?

– На жуткий стон.

– Кого? Человека или животного? – спросил Спид. – Какие животные встречаются по ночам в этих местах?

– Устрашающие создания, – тихо ответил Броуди. – Гигантский, злобный олень, разъяренные барсуки, которые могут откусить у человека ногу, летучие мыши…

– Фу! Ненавижу летучих мышей, – передернулся Спид.

– Как насчет призраков? – спросил кто-то мертвенным голосом.

– Призраков? – ахнул лорд Мандевилл.

– Духов мертвых, – пояснил Спид. – По крайней мере, недавно умерших. Они подходят к тебе и трогают за плечо, угрюмые и мрачные, одетые в погребальные одежды, усыпанные прахом и пеплом, и когда оборачиваешься…

Он вскрикнул, обнаружив за спиной Броуди, хотя тот всего секундой назад был впереди него. Услышав крик Спида, Броуди поднял ружье, едва не выбив глаз виконту.

Мандевилл вынул носовой платок и вытер с лица пот.

– Призраки! Ха! Их не существует! А если бы и были, нужно просто глянуть им в глаза.

– Если у призрака еще остались глаза, – вставил Спид.

– Смотришь ему в глаза, говоришь «изыди», и он исчезает, – сообщил Мандевилл, взмахнув мясистой рукой.

– Это действительно так?

– Кто из вас сказал это? – выдавил Мандевилл.

– Не я, – выпалил Броуди.

– И не я! – взволнованно пробормотал Спид. – Что это за стук?

Мандевилл заглянул за плечо друга. Броуди трясся так сильно, что дуло ружья стукалось о пряжку его ремня. Он смотрел в темноту над головами англичан. Лицо белое, глаза запали.

– П-привидение, – выдавил он, показывая куда-то пальцем.

Спид закрыл глаза и стал бормотать нечто вроде заклинания от злых духов, неудач и оспы. Но круто развернулся, услышав визг Мандевилла. И уставился в глаза светящейся фигуры, сидевшей на ветке над его головой. Призрак широко улыбался. Подбородок все еще был подвязан, зубы оскалены, вместо глаз – пустые глазницы. Он поднял руку, чтобы размотать подвязанную челюсть, и она упала на его пустую грудь.

Спид ощутил, как что-то теплое полилось на чулки. В ноздрях появился едкий запах мочи. Но он никак не мог отвести взгляд. Ужасающая тварь на дереве ухмыльнулась, если нечто столь жуткое можно назвать ухмылкой. И тут она слетела с ветки.

– Изыди! – прогремел призрак, но к тому времени вся троица уже исчезла.

– Неужели это было так необходимо? – спросила Джорджиана Ангуса, взлетая вверх, чтобы посмотреть, как бедняги удирают по холмам. – Это было совершенно неприлично.

Ангус злорадно потирал руки.

– Уж и не помню, когда так веселился. Во всяком случае, по эту сторону могилы. Никогда не любил ветвь Броуди в нашем семействе, несмотря на то что они родственники. Один другого глупее.

– А теперь он будет бегать по всей округе, рассказывая сказки о гниющих привидениях, – фыркнула Джорджиана.

– Зато цель достигнута, не так ли? Конечно, призрачный волынщик, стоящий на холме, выглядел бы эффектнее, но, к сожалению, у меня нет волынки.

Джорджиана невольно улыбнулась:

– О, может, стоило увидеть, как лорд Мандевилл удирает, сверкая пятками. Я помню его бабушку. Она подавилась засахаренной сливой на званом ужине и умерла. Думаю, он не остановится, пока не пересечет границу. Больше он нас не побеспокоит.

– И Алека тоже, – добавил Ангус.

– А как быть с Деворгиллой?

– Можем предоставить Алеку решать ее судьбу, – улыбнулся Ангус.

Уильям бродил по замку Гленлорн. Алека Макнаба нашли и принесли живым, перевязанным лоскутами нижней юбки Кэролайн. При виде графа Гленлорна, бледного и окровавленного, графиня Шарлотта немедленно грохнулась в обморок. А может, дело было в Кэролайн и ее перепачканном кровью платье, без полагавшегося по правилам приличия нижнего белья. Сам Уильям едва не потерял сознание. Кэролайн выросла с того дня, когда он в последний раз видел ее в Лондоне, расцвела и превратилась из нескладного подростка в очаровательную женщину.

Он сделал ошибку, пытаясь поступить по-рыцарски и подхватить Шарлотту, когда та начала падать, но оказал ей услугу, став чем-то вроде матраца, на который она свалилась. На несколько минут она придавила его, прежде чем успели найти нюхательные соли и поднести под нос графини, поскольку никто не сумел ее поднять. Уильям сильно ушиб локоть, и добрая, прелестная леди Софи настояла на перевязке. Лотти же, которой через несколько дней предстояло стать его женой, была куда больше озабочена случившимся с Кэролайн и Гленлорном. Ее так захватил рассказ обо всех драматических деталях происшествия, что она вообще едва обратила внимание на своего жениха. Последнее время он замечал в своей невесте совершенно неприличное упрямство, которое ему абсолютно не нравилось.

После долгих мгновений лежания почти без чувств под графиней Шарлоттой виконт, бледно-зеленый от боли в локте и вида такого количества крови, едва стоял на ногах. А вот глаза Лотти просто сияли. Он решил сразу же задушить в корне это своеволие, если сможет, конечно. Было очевидно, что Сомертону с матерью Лотти ничего подобного не удалось. Вот почему Уильям теперь бродил по замку, пытаясь найти нужные слова для Лотти, придумать, как крепко взять быка, вернее, корову за рога, и объяснить ей, какого именно поведения он ожидает. А если она откажется повиноваться… вот в этом-то и проблема. Что, если она действительно откажется? У него было ужасное ощущение, что именно ему суждено подчиниться ей, а это, конечно, недопустимо. Сам он человек мягкий, хорошо воспитанный и не подвержен переменам настроения, не любит приключений или даже определенных решений. Уильям ожидал, что и жена будет такой же. Его мать вполне довольствовалась сидением в углу и вышиванием. Он вырос в убеждении, что все женщины должны быть похожи на нее. Что в доме мужчины должен царить покой.

Уильям вошел в кабинет.

Послышался шелест шелка, словно кто-то поднялся с кресла у окна. Леди Софи уронила свои пяльцы.

– Прошу прощения, миледи, – поклонился Уильям. – Я не знал, что в комнате кто-то есть. Я вам помешал?

– О, вовсе нет, – пробормотала она.

Он пересек комнату и наклонился, чтобы поднять пяльцы. К несчастью, она сделала то же самое, и они стукнулись лбами. Он едва успел поймать ее локоть, когда она пошатнулась, прижав ко лбу тонкую руку.

Уильям уловил запах лаванды и роз. Его мать предпочитала тот же аромат.

Уильям помог Софи сесть и поднял вышивание.

«Спешить – людей смешить», – прочитал он вышитую пословицу.

Уильям сел напротив Софи и заметил, какой прелестной она выглядит сегодня, в скромном, но модном платье, несколько более приглушенного оттенка розового, чем выбрала бы Лотти.

– Не поверите, как я рад, что рана Гленлорна несерьезна, – заметил он.

Она слабо улыбнулась.

– Я только сейчас навещала его наверху. Мойра уложила его в постель и настояла, чтобы он выпил какого-то отвратительно пахнущего травяного настоя для восстановления сил.

Софи выглядела встревоженной. Подбородок ее дрожал. После недавнего испытания Уильям, на всякий случай, носил в кармане нюхательные соли, и сейчас потянулся за ними. На всякий случай.

– Он в жару? Или мечется от боли? – забеспокоился Уильям.

Софи сморгнула слезы, и он, галантно вынув вместо солей носовой платок, вложил ей в руку. Она изучила платок, провела кончиками изящных пальцев по монограмме.

– Мне показалось, что он чувствует себя превосходно. Но… скажем так… не обрадовался моему приходу, как следовало бы.

– Возможно, шок… – начал Уильям, но она покачала головой. На лоб упал золотистый локон. Он сжал кулаки, борясь с желанием откинуть этот локон. Просто потому, что терпеть не мог неряшливости.

– Это не шок! Он читал какие-то бумаги, и что бы я ни сказала, не смогла его отвлечь.

– Какие именно бумаги? Возможно, «Таймс»?

Он уже несколько недель не видел лондонских газет, и, если они есть у Гленлорна, Уильям, пожалуй, нанесет ему визит и позаимствует газету.

– Нет, это были документы. Он сказал, что у него есть планы. Он разговаривал лишь о цене на шерсть и овцах.

Она поморщилась и провела рукой по платью.