Лесия Корнуолл - Долг или страсть

Мандевилл не проводил там и дня именно из-за своей матери. Кэролайн пробыла в Лондоне всего месяц, но слышала сплетни. Леди Мандевилл расправлялась с высокородными компаньонками точно так же, как Шарлотта, жена Сомертона, с пирожными за чаем. Леди Мандевилл славилась отвратительным характером, острым языком и любовью к собакам. Она выращивала дюжины, а может, и сотни тявкающих несимпатичных маленьких тварей, которые вели себя точно так же, как хозяйка, если верить многочисленным историям. Леди, которой выпадет несчастье стать женой лорда Мандевилла, будет компаньонкой свекрови, пока одна из них не умрет, без возможности уволиться с работы и занять более сносную должность.

– Так какого джентльмена ты выберешь себе в мужья? – продолжал допытываться Сомертон, меряя шагами комнату: плечи расправлены, руки сцеплены за спиной, лицо серьезное.

Кэролайн рассмеялась, когда он впервые сказал ей о предложении, сделанном сразу двумя поклонниками. Но оказалось, это не шутка. Брат действительно ожидал, что она выберет одного из двух мерзких претендентов, которых он предназначил для нее. Он надменно смотрел на сестру, вздернув свой орлиный нос – черта, унаследованная от их отца, вместе со светлыми глазами навыкате. Кэролайн была похожа на мать, вторую жену покойного графа, и, возможно, именно поэтому Сомертон видеть ее не мог. В молодости он яростно возражал против женитьбы отца, потому что невеста была чересчур молодой, чересчур красивой, да еще дочерью простого баронета, без состояния или влиятельных связей. Ему не нравились даже рыжие волосы графини.

Кэролайн подняла руку, чтобы заправить непокорный рыжеватый локон за ухо. У Спида были рыжие, вернее, оранжевые волосы и редкие розоватые ресницы.

Она подумала о своей кузине Лотти, которая наверху примеряла свадебное платье, споря с матерью о том, какого оттенка лента лучше подходит к цветам в букете. Она выходила за Уильяма Резерфорда, виконта Мирза, Уильяма, принадлежавшего Кэролайн, человека, которого она знала всю свою жизнь, старшего сына и наследника графа Холлиуэлла, соседа и ближайшего друга родителей. Всегда считалось, что она выйдет за одного из сыновей Холлиуэлла, но Синджон, младший сын графа, покинул дом, чтобы вступить в армию и пойти на войну, вместо того чтобы сделать предложение Кэролайн. А теперь Уильям, который, как считала Кэролайн, станет ее женихом, предпочел Лотти.

Кэролайн закрыла глаза. Все это похоже на некое проклятие. Впрочем, какая теперь разница? Уильям сделал свой выбор. Возможно, этот брак станет счастливым, и невесте пристало радоваться. Будущее должно нести любовь и счастье!

Но Кэролайн даже не нравились поклонники. Они ухаживали за ее приданым и ради связей с Сомертоном. Им нужны ее деньги. Не она сама.

– Неужели так трудно выбрать? Тебе уже двадцать два года. Время не ждет, – холодно заметил Сомертон. – Полагаю, хотя бы один из джентльменов достоин твоего внимания? Находишь ли ты, что Спид красивее, или, возможно, тебе приятнее беседовать с Мандевиллом?

«Нет и нет!»

Она подняла глаза на единокровного брата, человека, на двадцать четыре года старше ее самой, одного из самых влиятельных аристократов в королевстве. И уже была готова молить его, но тут же увидела, что это бесполезно. Он женился на дочери такого же влиятельного графа и, казалось, счастлив с женой, хотя Шарлотта была фурией, сплетницей и обжорой. Весила она восемнадцать стоунов и просто не расставалась с тарелкой цукатов.

Спид был мужской версией Шарлотты. Мандевилл, как и Сомертон, был помешан на собственной значимости.

Нет, спорить не имеет смысла. Отказываться – тоже. Сомертон уже все решил. В отличие от Кэролайн. Ее единокровный брат – человек жесткий, не знающий, что такое сочувствие. Она для него – проблема, которую следует решить по возможности быстро и без лишнего шума. Кэролайн стала нежеланным бременем теперь, когда ее мать умерла. Она знала, что если откажется выходить замуж, он сам выберет ей жениха, и невозможно сказать, какой из двух хуже.

Кэролайн переминалась с ноги на ногу, отчего он перестал ходить по комнате и воззрился на нее, как на добычу.

– Кэролайн? – подтолкнул он.

Завитки на ковре угрожали подняться и задушить ее, хотя беды уже сами прекрасно справлялись с этим.

Она вымученно улыбнулась:

– Я обещала Лотти, что помогу выбрать платье для свадебного путешествия. К свадьбе нужно столько успеть, что у меня не было ни секунды подумать о собственном замужестве, – сказала она по возможности беспечно, нервно поворачивая на пальце кольцо с рубином, наследие матери.

– Прошло уже два дня, – упрекнул Сомертон. – Сколько времени требуется, чтобы сделать такой простой выбор?

Кэролайн закрыла глаза. Разве это так просто? Она была сентиментальным ребенком и выросла настоящим романтиком, особенно если речь заходила о любви и замужестве. Она всегда считала, что когда-нибудь с первого взгляда узнает человека, женой которого захочет стать. Ощутит волну любви, что согреет ее с головы до ног, и услышит хор ангелов. Но при виде же Мандевилла и Спида она ощущает только ужас.

По коже поползли мурашки. А вороны прокаркали предупреждение.

«Беги!» – вихрем промелькнула в голове мысль.

Кэролайн встретила взгляд Сомертона, пытаясь набраться мужества для отказа, но лед в его глазах сковывал ее. Воспитанная в послушании, она терпела, даже когда ярмо натирало шею.

– Завтра… я дам ответ завтра.

Он прищурился, словно подозревая неладное. Она растягивала губы в улыбке. Пока не стало больно.

– За завтраком. Понятно? – изрек он наконец.

– Абсолютно, – пробормотала она. – Можно идти?

Но брат уже отвернулся, словно был занят куда более важными делами, а она отнимает у него время. Но Кэролайн осмелилась уйти и без его дозволения.

Наверху визжала Шарлотта, ругая модистку, осыпая несчастную проклятиями, потому что кружево не идеально лежало на груди Лотти. Кэролайн было жаль портниху: ведь уже за полночь, а Шарлотта в третий раз изменяла фасон платья дочери. Кэролайн не сомневалась, что Шарлотта выдала бы свою золовку замуж в мешке из-под муки, лишь бы поскорее навсегда избавиться от нее: с глаз долой – из сердца вон…

Где-то хлопнула дверь, и по лестнице сбежала горничная, чуть не налетев на Кэролайн.

Бедняжка залилась краской и едва не упала, пытаясь одновременно присесть и мчаться дальше.

– Простите, миледи, наверху требуют еще пирожных с патокой.

С этими словами она, как испуганный кролик, метнулась по коридору к кухне.

Кэролайн положила руку на перила. Подняла ногу над первой ступенькой… и остановилась.

Наверху послышался шум очередной ссоры, и Лотти разразилась громкими рыданиями.

Кэролайн отступила. Ей следовало пойти и помочь, утешить кузину, или лечь в постель и думать о том, кого выбрать. Но какой в этом смысл? Она никогда не сможет заставить себя выбрать Спида или Мандевилла.

«Беги…»

Девушка повернулась, гадая, не послышался ли чей-то голос. Но рядом никого не было. Только плащ и шляпка модистки висели на колышке у входной двери.

«Беги».

Кэролайн схватила плащ, накинула на плечо и нахлобучила шляпку на голову. Медный засов входной двери казался ледяным под ее ладонью. Сердце гулко колотилось. Сверху послышался очередной яростный визг. Она открыла дверь и вышла. Дверь захлопнулась, отсекая противные вопли. Кэролайн секунду постояла на ступеньке, оглядывая темную улицу. Гадая, куда идти. Еще один выбор – и он не может ждать до утра.

Набрав в грудь воздуха, она подняла капюшон плаща и повернула направо. Подальше от огней Сомертон-Хауса. Кэролайн стремилась поскорее уйти в тень. Завтра Сомертон поймет, каков ее выбор, когда утром спустится к завтраку.

Алек Макнаб поднял воротник пальто, чтобы скрыть лицо, отворил дверь в спальню графини Брей и проскользнул в темную комнату. Немного помедлил, сжимая дверную ручку, чтобы позволить глазам привыкнуть к мраку и посмотреть, не собирается ли леди вскочить и закричать. Затаил дыхание, прислушался к тиканью часов, громкому, как удары молота.

Лежавшая под одеялом гороподобная фигура не шевелилась, тихо похрапывая. Алек выдохнул и улыбнулся. Графиня, очевидно, утомилась, протанцевав полночи на балу леди Элсли.

Он оглядел комнату, пытаясь определить, с чего начать.

Хрупкость белоснежной мебели заставила его ощутить себя слишком высоким, слишком смуглым, слишком мужественным для такого места. Если она откроет глаза, наверняка решит, что шотландцы набрасываются на спящих женщин, грабят, насилуют, а потом убивают.

Алек насмешливым взглядом окинул кровать. Графиня Брей – последняя женщина на земле, которую он хотел бы изнасиловать. А вот грабеж – дело другое.

Он подошел к туалетному столику. Драгоценности, которые графиня надевала на бал, были небрежно разбросаны между флаконами духов и щетками. Но Алек проигнорировал их и открыл ящичек, отодвинув кружевные носовые платочки в поисках скрытой панели, которую, как подозревал, нужно искать в самой глубине. Какая леди, имеющая столько секретов, сколько графиня Брей, не обзаведется таким тайником? Она так самодовольна, что вряд ли ей в голову придет возможность ограбления. И что вор будет точно знать, где найти этот тайник. У каждой женщины есть тайники для любовных записочек, дневников, безделушек, которые дарят любовники, и каждая женщина уверена: никто никогда их не найдет.

Деревянная дощечка шевельнулась под его пальцами и подалась с легким щелчком. Леди Брей вздохнула, перевернулась на другой бок. Алек замер, ожидая, пока ее дыхание вновь станет ровным.

Он осторожно снял панель, положил на туалетный столик. Колье зловеще блеснуло и упало бы на пол, если бы он его не поймал. Камни согрелись в его руке, как кожа любовницы. Алек узнал большой камень: знаменитый рубин Бреев. Безупречный рубин сверкал каплей благородной крови, жемчуга сияли, алмазы кокетливо подмигивали. Колье стоило целого состояния: достаточно, чтобы купить книги и новые платья для сестер, а также забить кладовые на несколько недель вперед. Возможно, Алек сумел бы перестроить обветшавший фамильный замок. И заново обставить тоже.