— Вижу, мне все-таки лучше уйти.

Она бросилась к нему:

— Нет! Я как раз пытаюсь найти правильные слова, а это… Все так запуталось!

— Так обычно бывает, когда лгут.

Она облизнула губы.

— Лгут? — София вздохнула, ее плечи поникли, но лицо неожиданно прояснилось. — Так вы знаете!

Дугал кивнул.

— Все?

Он снова кивнул.

— И то, как мы пытались сделать вид, что дом ничего не стоит? И замазали чудесные панели в библиотеке? И…

— Забили печные трубы, спрятали хорошую мебель и готовили мне еду, от которой шарахнулся бы даже мертвец?

София кусала губы.

— Мне очень жаль.

— Нет, вы не сожалеете. Вы добивались, чтобы мне было плохо и неудобно.

— Да… но не так уж неудобно! Только чуть-чуть. Чтобы вы решили, что дом ничего не стоит.

— Чтобы я поставил его на кон. А в ожидании этого момента вы упражнялись, пытаясь меня соблазнить.

София всплеснула руками.

— А я-то гордилась своей изобретательностью!

— Вы были весьма изобретательны. Просто я случайно подслушал ваш разговор с Энгусом в тот самый день, как приехал.

— Вы знали с самого первого дня?

— Да.

— А притворялись, что ни о чем не догадываетесь.

— Я решил получить удовольствие от спектакля. Какая удача, что я вас подслушал. А не то ваш план удался бы.

Она посмотрела ему в глаза.

— Правда?

— Да.

Она сжала ладонями виски.

— Черт! Черт! Черт! Я… Япросто не знаю, что сказать. — Беспомощно уронив руки, она снова взглянула ему в лицо. — Рыжий не имел права играть в карты на дом. Ведь это не только его дом, но и мой.

— А вы, моя дорогая, не имели права укладывать меня на ночлег в сырую продавленную постель. Впрочем, ничего страшного. Я спал в ней одну только ночь, сразу после приезда.

— А где же вы спали прошлой ночью?

Дугал улыбнулся:

— Напросился к Шелтону в пристройку. Нашли там раскладную кровать и пару одеял. Вышло очень неплохо.

Ее щеки порозовели, и она с нервным смешком опустилась на скамью.

— Подумать только — вы с самого начала все знали. Значит, мы трудились напрасно. Почему вы ничего мне не сказали?

Интересный вопрос. Дугал и сам на раз задавал его себе, и ответ получался неутешительный. Он ждал, что она во всем признается! Он нахмурился. Значит, ему небезразлично, лжет София или говорит правду?

Возможно, это вопрос чести.

Что ж, он выслушал-таки ее признание. Теперь можно и в путь. Чего еще ему дожидаться?

— Могу я надеяться, что вы простите мне ошибку и поживете здесь еще немного?

— Чтобы я потерял голову и проиграл дом?

Она храбро встретила его взгляд.

— Да. — Она подошла к нему, встала рядом, глядя на него снизу вверх, и тихо сказала: — Я бы поставила себя.

Дугал замер, не дыша. Теплый ветерок играл завитками ее волос, ласкал кожу, до него доносился слабый аромат ее духов. Не спеша он осмотрел ее лицо, глаза, полные сочные губы, нежную шею и ниже — роскошную округлость груди и бедер. Вспомнилось, как после первой игры он ее целовал, ласкал губами шею. Губы все еще хранили воспоминание об этом поцелуе.

Его бросило в жар. Дугал хотел эту женщину, как никакую другую. Именно по этой причине ему следует уехать. Он не имеет права любить. Слишком сильно он воспламеняется, когда она рядом. Слишком они похожи. Им обоим нравится испытывать себя, бросая вызов жизненным обстоятельствам.

Его кровь кипела, пришлось сжать кулаки, чтобы не коснуться Софии. Он мог бы прижать к себе ее покорное тело, но… Слишком опасно. Эта крошка могла разрушить все — покой в душе, самообладание, лишить его сил.

Дугал посмотрел на небо. Кое-где виднелись облачка — напоминание о вчерашней грозе. Тень от них ложилась на усыпанные росой кусты.

«Вот что получается, когда ты любишь. Так было, когда погиб Каллум, а ты думал, что сойдешь с ума от горя. Если ты позволишь себе полюбить вновь, это сделает тебя слабым».

До сих пор Дугал с содроганием вспоминал бурю, разразившуюся после гибели Каллума. Дождь, ураганный ветер, нескончаемые ливни. Чудом никто не погиб. Тогда он пронесся в бешеной скачке по взбухшим от воды полям, мимо вырванных с корнем деревьев, сорванных ветром крыш и сожженных молниями домов. Дугал видел застывшие лица фермеров. Не веря своим глазам, смотрели они, как рушатся дома, рушатся их жизни. Он видел их ужас.

И он поклялся — никогда больше! Никогда и никого не впустит он в свое сердце. Не имеет права.

— Дугал?

Он закрыл глаза, не решаясь уступить ее ласковому, обольстительному голоску.

— Дугал, сыграем еще раз. Это все, о чем я прошу.

— Нет! — хрипло выкрикнул он. — Я не…

София привстала на цыпочки и обхватила Дугала за шею, а потом поцеловала, прижимаясь к нему всем телом.

Одно прикосновение ее губ — и он погиб. Обезумев от страсти, Дугал подхватил девушку на руки, прижав ее к себе как можно крепче. Тысячи тревожных мыслей разом пронеслись в его голове, но ни одну не мог он додумать до конца. Имело значение только то, как мягко прижимается к нему ее грудь. Как удобно округлые ягодицы легли ему в ладони. Как ее платье цеплялось за его костюм, когда он поднял ее еще выше. И жадные поцелуи без конца.

Софию никто еще так не целовал, и ей ужасно нравилось! Об этом слагали стихи поэты. Шептались девушки. Вот чего была лишена ее жизнь до сегодняшнего дня — страсти! Неукротимой, искренней страсти, наполнившей ее душу, наполнившей смыслом жизнь.

Она словно парила в небесах, подхваченная жаркими руками Дугала. Он оторвался от ее губ только затем, чтобы ласкать щеку до самого уха. София вздрогнула от восторга, когда он принялся покусывать мочку уха. Ее кожа трепетала.

Застонав, София сжала его в объятиях, словно молила — еще! Еще! Ее ноги вдруг оторвались от земли. Дугал отнес ее на скамью, где густые кусты надежно укрывали их от нескромных глаз. Усадил на колени и снова впился поцелуем в ее губы.

Она была словно в огне — жарком и чувственном. Гладкий шелк платья приятно холодил кожу, а шуршащее кружево щекотало грудь, когда пальцы мужчины принялись исследовать изгибы ее тела. Прохладный ветерок ласкал босые ступни — туфельки свалились в траву.

София обвила руками шею Дугала. Ей хотелось быть к нему как можно ближе…

Поцелуи Дугала горели на ее коже, прожигали насквозь. Она застонала. Ей было мало поцелуев. Тело дало раствориться в этом головокружительном ощущении, и ее жажда росла с каждой минутой.

София задрожала, когда его язык раздвинул ее губы. Какой у него ненасытный рот! Он дразнил ее языком, а руки блуждали по ее телу. По бедрам, талии и груди. Сквозь тонкую ткань платья она чувствовала жар его ладоней. Вот он добрался до соска и стал дразнить его большим пальцем, пока сосок не отвердел. Она застонала — какая мучительная сладость! Ей хотелось слиться с Дуга-лом, быть к нему ближе, еще ближе…

— Милорд? — со стороны калитки послышался визгливый голос Шелтона. — Вы тут?

София открыла глаза, но Дугал продолжал ее ласкать. Скрип калитки. Неуверенные шаги по мощеной дорожке сада.

— Милорд? Долго мне еще выгуливать лошадей?

София отпрянула от Дугала, и тот неохотно разомкнул объятия. Девушка дрожала всем телом, руки и ноги ей не повиновались. Она все еще оставалась во власти желания, с трудом возвращаясь к действительности.

Дугал признал — София заставила его передумать и отложить отъезд. Он должен получить эту женщину! Сыграет в ее игру, выиграет и утолит похоть. Потом уедет, спокойно и без малейших сожалений.

Он отпустил Софию, принявшуюся спешно оправлять платье. Ее руки дрожали. Вполне довольный собой, он тихо попросил:

— Ждите здесь.

Затем вышел на дорожку и встретил Шелтона. Слуга вздохнул с видимым облегчением:

— Вот вы где, милорд! Я вот думал, нужно ли…

— Сними саквояжи, а седла пусть остаются. Прокатимся, пока не стало слишком жарко.

У Шелтона вытянулось лицо.

— Снять саквояжи? Разве мы не уезжаем?

— Нет. Задержимся еще на одну ночь.

— А потом?

— Убирайся.

Покраснев, слуга торопливо удалился.

Когда Дугал вернулся к Софии, она уже поправила платье, не замечая выбившихся из прически прядей. Ее щеки жарко алели, губы припухли.

Дугал улыбнулся. Он устроит себе добрую ночку любви и вытравит из себя эту страсть. Потом, когда он уедет, у Софии Макфарлин не останется никаких сомнений, кто вышел победителем.

— Я остаюсь, София.

Девушка слабо улыбнулась. Ее губы слегка дрожали.

— Я надеялась, что вы это скажете.

Его охватили сомнения. Сердце защемило, когда он взглянул в ее глаза — такие беззащитные! Да нет, ему только кажется. Ведь она дочь профессионального картежника. Во время странствий по Европе ее окружали законченные распутники.

А уверенная манера вести себя! Тут не может быть сомнений. Ее поведение свидетельствует о немалом опыте. Она придумала план, как пробудить в нем азарт. Не постеснялась предложить себя в качестве ставки. Разве такая женщина может быть невинной?

Тем не менее он спросил, желая выяснить все окончательно:

— София, я не имею дело с невинными девушками.

Ее глаза сверкнули, но она улыбнулась, спокойно, понимающе:

— Я не невинна, Маклейн. Я знаю, что делаю.

Слава Богу. Ну разумеется. Невинная девушка не сумела бы так невозмутимо стоять перед ним в одной сорочке, обольстительно улыбаясь. Эта улыбка не давала ему спать всю ночь. Ему представлялось, как он берет ее, снова и снова.

Ее глаза блестели под покровом густых ресниц.

— Дугал, надеюсь, вы не поймете меня превратно. Но… Вы-то не невинны?