Карен Хокинс - Долг чести

Дверь за Софией закрылась. Дугал глубоко вздохнул. Сердце колотилось, словно после долгого бега. Опустив голову, он разжал затекшие пальцы. Что он наделал!

Ему хотелось взять ее, узнать ее вкус, зарыться в золотистые волосы, насладиться роскошным телом, а потом… Что потом? Неужели он сможет взять ее, а потом просто уйти? Или чары этой девушки окажутся сильнее и он станет пленником собственной страсти?

Кровь прилила к затекшим пальцам. Болезненно ныла и другая часть его тела.

— Черт подери. Я схожу с ума.

Будь оно все проклято! Нужно убираться отсюда немедленно, иначе он застрянет тут навсегда. Дугал резко вскочил, опрокинув стул. Сегодня же он соберет пожитки, а на рассвете — в путь. Поскачет прямо к сестре. Она задумала какой-то праздник — прекрасно. Нырнуть в омут развлечений с головой. Лишь бы забыть эти бледно-бирюзовые глаза и губы, нежные, словно лепестки розы.

Наутро София вошла в кухню, где чудесно пахло свежеиспеченным хлебом.

— Доброе утро, мисс. — Мэри радостно улыбнулась хозяйке. — Что-то вы рано сегодня.

— Плохо спала. Я сама не своя из-за папы, да и из-за дома тоже.

— Вы делаете что можете. А вам удалось уговорить его светлость сыграть в карты?

— Да. Мы сыграли.

А еще ей удалось распалить Маклейна. Она так и видела его лицо, искаженное страстной гримасой, когда он отсылал ее прочь. Оно грезилось ей всю ночь, не давая заснуть. Его лицо, да еще поразительное открытие — ей понравилось быть «плохой девочкой»!

Приличная девушка ни за что бы не стала так себя, вести. Но разве когда-нибудь приличия имели для нее значение? Мама над такими вещами смеялась. Она говорила: правила приличия существуют лишь для того, чтобы сделать женщину рабой в собственной семье. Будь честна перед собственным сердцем — вот что важно.

Насчет сердца София совсем не была уверена. Но вот тело недвусмысленно говорило ей, чего именно жаждало. Она поразилась взрыву своих чувств, когда распаляла его страсть. И поняла, что сама хочет Дугала не меньше.

Должно быть, мама чувствовала то же, когда сбежала с Рыжим после нескольких дней знакомства. Разумеется, за одним отличием: она была влюблена. А София испытывала лишь плотскую страсть. Но какое это восхитительное, могучее и захватывающее ощущение!

Раньше София не понимала, из-за чего весь шум. Не раз видела она, как девушки вздыхают по своим кавалерам и затаив дыхание слушают местные сплетни. Но она недоумевала: как можно бросить налаженную жизнь и все такое ради плотского влечения к мужчине?

Теперь все стало ясно. Она испытала на себе эту могучую силу, наполнившую ее чистой, незамутненной радостью. Сегодня ей не удалось заснуть, потому что впервые в жизни она переполнена счастьем. Как хорошо жить, встать утром и побежать к Дугалу, чтобы продолжить игру, довести его до отчаяния и заставить поставить на кон купчую на дом! Она пробудилась к новой жизни.

Никаких сомнений — сегодня решающий вечер. А потом, когда она вернет дом…

Отчего-то вдруг ее радость померкла. Проиграв ей дом, Дугал уедет. А их с Рыжим жизнь вернется на круги своя.

Как пусто стало на душе. Но ведь именно этого она и хотела, за это сражалась, не так ли?

Стоящая возле окна Мэри вдруг уронила сковородку. София сразу очнулась от грустных мыслей.

— Мисс! Да никак Маклейн уезжает?

— Что?

— Его слуга выводит оседланных лошадей. И сумки приторочены…

Быстрее молнии София выскочила во двор. Дугал стоял возле своего коня, весь в черном, за исключением ослепительно-белого шейного платка. Черные сапоги, украшенные золотыми кисточками, начищены до блеска.

Завидев Софию, он повернулся и оглядел ее своими ярко-зелеными глазами. Светлые волосы падали ему на лоб, придавая лицу совершенно непроницаемое выражение.

Вот негодяй! Как он смеет хватать свои сумки и пускаться наутек после того, что она сделала! И что еще обиднее, как он смеет выглядеть столь неотразимо? София остановилась прямо перед ним:

— Что вы делаете?

— Доброе утро, мисс Макфарлин. Боюсь, мне придется вас покинуть.

— Мне казалось, вы собирались остаться по крайней мере еще на один день.

— Меня давно ждут в доме сестры, но… — Его взгляд немного потеплел. — Но я позволил себе несколько отвлечься.

— Да, но мы не довели дело до конца…

— Вы уверены, что действительно хотите «довести дело до конца»?

Его прикосновение вызвало в ней бурю чувств и желаний, но гордость оказалась сильнее. София окаменела. Еще не хватало, чтобы он догадался, как ей больно. Ни за что!

— Так я и думал. Тогда не о чем больше говорить, моя дорогая. — Его тон был холоден как лед. Зато каким жарким было прикосновение! — Мой поверенный прибудет в течение месяца. До его приезда вы с отцом можете оставаться здесь.

Он взлетел в седло, натянул поводья и кинул на Софию косой взгляд:

— Если нужно, можете связаться со мной — в том, что касается дома.

Он не может вот так уехать. Слишком много труда она положила, чтобы завлечь его в ловушку. Маклейн явился сюда надменный и уверенный в себе как дьявол. Таким и уедет сейчас.

Ее охватила злость, кровь вскипела в жилах.

— В чем дело, Маклейн? Вы испугались?

Его брови сошлись на переносице, а глаза гневно сверкнули.

— Что вы сказали?

София вскинула голову.

— Я спросила: уж не испугались ли вы? Может, поэтому сбегаете, как вор ночью?

— Сейчас утро, и я не вор.

— Нет, но вы боитесь, не так ли? Боитесь меня!

Дугал потемнел лицом.

— Вы сами не знаете, что говорите.

— Отлично знаю! — Она подошла совсем близко. — Вы боитесь, что можете проиграть!

Дугал застыл в седле. Посейдон был готов рвануть с места. Как она смеет обвинять его в трусости? В нем закипала ярость.

Но голос в его душе заговорил: «Она права! Ты боишься, что проиграешь. И не только дом… Ты рискуешь потерять самого себя».

Дугал спрыгнул на землю и встал лицом к лицу с Софией. Она не отступила. Теперь их разделяли какие-то дюймы.

София смотрела прямо и смело.

— Прошлой ночью я видела ваше лицо. Вы хотите меня, Маклейн. Признайте это. Вы боитесь, что я предложу себя в обмен на дом, а вы не сможете устоять. И тогда… И тогда вы проиграете.

Косые лучи утреннего солнца ласкали ее безупречную кожу. Золотистые волосы в восхитительном беспорядке — приятно посмотреть. А эти чистые ясные глаза! Даже небольшие круги под глазами не портили ее — лишь подчеркивали их ледяную голубизну.

Он забыл обо всем на свете. Осталось одно желание — схватить ее, перебросить через плечо, утащить в амбар и показать ей, что на самом деле ему от нее нужно. В этом-то все дело: он слишком ее хотел. Его страсти хватило бы, чтобы сжечь дотла целый дом. Страшно даже подумать, что будет, когда огонь желания охватит их обоих.

Нужно сопротивляться. Заткнуть уши — ее слова подобны дьявольскому искушению. Дугал отвернулся и холодно сказал:

— Хочу я вас или нет, но я уезжаю. Я приехал осмотреть дом. Я его увидел. Больше мне здесь нечего делать.

София схватила поводья Посейдона и повернулась к Шелтону, который смотрел на них разинув рот. Бросила ему поводья:

— Эй, ты! Мне с твоим хозяином надо кое-что обсудить. — Она повернулась к Дугалу: — Если вы откажетесь говорить со мной здесь, я разыщу вас в доме сестры. Думаю, это не составит труда.

Черт возьми, эта женщина одержима. Он приказал слуге:

— Прогуляй пока лошадей. Я ненадолго.

Повернулся и пошел прочь, выбивая шпорами искры из булыжников, которыми был вымощен двор.

Подобрав юбки, София торопливо семенила за ним — ни дать ни взять девушка с фермы. Когда они добрались до калитки сада, она была разозлена не меньше Дугала.

Отворив калитку, он прошел в сад, даже не подумав пропустить ее вперед. София вскипела, но с гордо поднятой головой молча бросилась за ним по дорожке. Обогнала, совсем запыхавшись, торопливо повела Дугала к скамейке в кустах.

Здесь они оказались лицом к лицу. Дугал стоял, скрестив руки на груди.

— В чем дело, черт возьми?

— Дело во мне. И в доме. И вообще, мы должны поговорить о том, что произошло.

Его взгляд потемнел, но он не двинулся с места.

— Ну?

Внезапно у Софии возникло желание рассказать ему все. Как она работала, не жалея сил, чтобы превратить их дом в настоящий семейный очаг, о котором мечтала мама. Как Рыжий, поддавшись мимолетной слабости, проиграл все их состояние, а она отчаянно хотела вернуть все обратно. Но еще сильнее хотелось ей сказать Дугалу, что его приезд изменил ее жизнь, опрокинул с ног на голову и заставил понять, что Макфарлин-Хаус — еще не весь мир. Конечно, она по-прежнему хотела вернуть дом, но… теперь ей хотелось большего.

Чего же? Чего она хочет? София потерла лоб.

— Трудно объяснить.

— К черту, София! Даю вам минуту. Какого черта вам от меня нужно?

Она повернулась и принялась расхаживать туда-сюда, то и дело останавливалась, готовясь что-то сказать. В сомнении качала головой и снова мерила шагами дорожку.

Дугал наблюдал за ней, и раздражение в его душе мало-помалу уходило. Тугой узел в груди ослабел. София — страстная женщина, об этом говорит каждый ее жест, каждый шаг, ее искрящиеся голубые глаза. Помолчав еще немного, Дугал тихо сказал: