— У меня нет ни малейшего сомнения.

— В чем? — недоверчиво спросила она.

— В том… что кто-то… когда-то… где-то… сделал тебе предложение. И ты отказала. Мне хотелось бы знать только одно: почему?

У каждого бывает свой момент истины, и Тэйлор поняла, что теперь он настал и для нее. А она к нему не была готова. Она не хотела вслух произносить то, что на поверку может оказаться лишенным смысла. По прошествии стольких лет, почему она так боялась признаться, что хотела жить собственной жизнью? Наверное, потому что больше этого не хотела.

— Тэйлор? — Дрю шагнул в ее сторону, а она отшатнулась. Выругавшись про себя, Дрю тотчас же замер и поднят руки вверх. Хриплым голосом он произнес:

— Не отстраняйся от меня. Я не уверен, справлюсь ли я с тем, что за один день умудрился напугать двоих.

Едва сдерживаемые эмоции, прорывающиеся в его голосе, застали Тэйлор врасплох. Ей вдруг представилось, как выглядит ее поведение со стороны.

— Ты ничего не понял, Дрю. Ты меня вовсе не напугал, по крайней мере, в том смысле, как ты думаешь.

— Расскажи всем чертям на свете, что я тебя будто бы не напугал, — горько отрезал он. — Но я не виню тебя. Я даже не уверен, доверяю ли я сам себе. Особенно после сегодняшнего.

— Как раз тебе я доверяю. Зато я не уверена в себе самой, — тихо проговорила она, настолько тихо, что Дрю даже подумал, действительно ли он слышал эти слова, и сомнения его рассеялись лишь после того, как она заговорила вновь: — Мне не совсем легко поддерживать расстояние между нами, и я все время уступаю, потому что ты один из настоящих «хороших парней», а то, как я начинаю чувствовать себя в твоем присутствии, меня пугает. Я не хочу так себя чувствовать.

— Как «так»?

— Словно я к тебе привязываюсь.

— А что в этом ужасного? — удивленно спросил он. — Я уже в какой-то мере к тебе привязался.

— Потому что ты обременен прошлым.

От изумления он чуть не рассмеялся.

— Обременен прошлым? Да в нашем возрасте все обременены прошлым. И именно это бремя прошлого делает нас такими, какие мы есть. Просто некоторые из нас умеют его облегчить.

Он ничего не понял! До нее дошло, что придется назвать все своими именами. Господи, как же ей этого не хотелось, не хотелось объяснять, но у нее не было выбора. Нельзя и далее играть с огнем. По крайней мере, ей нельзя. Лучше выложить все карты на стол и покончить с этим.

Она нервно заходила по комнате и, в конце концов, подошла к окну, поближе к нему. Они с Дрю были точно единственные две книжки, стоящие по краям библиотечной полки, между которыми остается обширное пустое пространство. Они целиком и полностью осознают присутствие друг друга, но порознь смотрят в ночь. Глубоко вздохнув, она медленно выдохнула воздух, а потом сказала:

— У тебя есть Пой.

— У меня есть Ной? — По спине прошел холодок, и он резким движением схватил ее за руку и рывком повернул к себе.

Лунный свет придал блеск ее волосам и ласкал ее лицо. Она одновременно выглядела несчастной и блистательной. Это сочетание несовместимого предостерегало его от поспешных выводов.

— То, что у меня есть Ной, не меняет происходящего между нами.

— Вот тут ты не прав. Меняет все. Ты и Ной — нечто вроде комплексной сделки с принудительным ассортиментом. Ты же сам говорил, что доверие ребенка — самая хрупкая вещь на свете. И ты должен понять, почему я отстраняюсь. Я не хочу иметь новую семью. Я не хочу к тебе окончательно привязаться.

Потрясенный, впившийся в ее руку, не сводящий с нее взгляда, он пытался понять, как же получилось, что он ложно истолковал исходившие от нее импульсы. Мечты, о существовании которых он даже не подозревал, пали под натиском ее признания. Как она могла одаривать его такими поцелуями и говорить о том, что не желает к нему привязываться? Как она могла инстинктивно понимать Ноя и не хотеть детей? Как он снова мог влюбиться не в ту женщину?

Но она не чувствовала себя неправой; она была права. Как всегда.

Он поглядел ей прямо в глаза в поисках ответа и ничего не нашел. Он чуть ей не поверил, но тут она потупила взор. И тогда он понял. Она все еще что-то от него скрывает. Что-то, беспокоящее ее гораздо больше, чем Мой. И тут каким-то необъяснимым образом с груди Дрю свалилась тяжесть, он вспомнил, как она сказала: «Я ничего не добилась». Если тайна любви заключается в том, чтобы давать больше, чем брать, тогда ему следует только выяснить, чего она хочет, и дать ей это.

— Ловко, но меня-то ты не обманешь, Мышка.

Вырвавшись, она проговорила:

— Я никого не собиралась обманывать. Я старалась быть честной.

— Я уже сказал: ловко. Но не более. — Он обнаружил, что беседует с ее спиной, ибо Тэйлор в это время деловито отыскивала на полу свои сапожки. — Если ты не хочешь семьи, то чего же ты хочешь, Тэйлор? Чего, как ты опасаешься, я не смогу тебе дать?

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Тэйлор замерла. Вопрос попал в точку, и ей на сердце словно лег камень. Случайно или нет, но он задел самое больное место. Она почувствовала, что Дрю смотрит на нее, точно волк, выслеживающий отбившегося от стада ягненка, — уверенный в себе, но вечно голодный и поджидающий неверного шага.

Понуждая себя к действию, она подняла с пола замшевые сапожки, лежавшие именно там, куда она их кинула, — под обеденным столом. И только тогда, когда она их натянула, у нее хватило мужества посмотреть ему прямо в глаза. Из дальнего конца комнаты она ощущала возникшую между ними напряженность, а он терпеливо и внимательно ждал. Он никуда не спешил, он знал, что ответ неизбежен.

Она вздернула подбородок, стиснула кулаки и опустила руки по швам.

— Ты хочешь знать, чего ты неспособен мне дать? Уверенности.

— Не понимаю.

— Все очень просто. Если я свяжусь с тобой, то никогда не буду чувствовать себя уверенно.

— Но почему? — спросил он.

— Потому, что никогда не буду знать, хочешь ли ты меня ради меня самой, или ты хочешь меня из-за Ноя.

Как только она произнесла это, Дрю почувствовал себя, как сопляк, превращенный в отбивную на профессиональном ринге. К чертовой бабушке, он ведь даже не в состоянии защищаться! Ибо его чувства к ней теснейшим образом переплетались с тем, что ему хотелось для Ноя. Он запустил в волосы пятерню и попытался отделить одно от другого.

Тэйлор была горячей, нежной, остроумной, шикарной, преисполненной сострадания. Конечно, ему хотелось бы обрести ее для самого себя. Он уже давным-давно хотел обрести ее для себя, задолго до того, как появился на свет Ной, задолго до того, как он обрел право мечтать о том, как проснется с нею в одной постели. Не то, чтобы он хотел призвать на помощь все силы ада и убедить ее столь прямолинейным заявлением. Даже если он и попытается, Тэйлор не из тех, кто оценивает людей по их обещаниям, — только по их делам. Внутри у него все похолодело. Пока что у нее, благодаря его словам и поступкам, множество оснований полагать, что он ее просто-напросто использует в качестве эрзац-мамы для Ноя.

Приняв в душе решение, он сказал:

— Тогда нам остается разрешить одну-единственную проблему.

— Какую же? — тревожно спросила она. Он похоже, перешел в наступление и, преисполненный решимости, вознамерился завоевать ее.

— Приучить тебя к мысли.

— Какой именно мысли?

— Что я хочу тебя для себя. — И он решил воспользоваться тем, что она все время от него пятилась. — Что я хочу тебя. Что я всегда хотел тебя. И буду хотеть. В любом грамматическом времени, в любом смысле этого слова. — Он остановился и якобы удивленно воскликнул: — Не может быть! Погляди-ка. Ты же под омелой!

Господи, да это как раз то самое место, где мне меньше всего надлежит быть, напомнила она себе. Дрю считает, что омела дает ему неограниченное право срывать поцелуи, а эти могучие поцелуи, в свою очередь, лишают ее способности сопротивляться. Сделав еще один шаг назад, она заявила:

— Но ненадолго. Я стараюсь учиться на собственных ошибках, чтобы не попасть в беду.

— Тогда как насчет поцелуйчика на дорожку? — Дрю не стал дожидаться ответа. Он ухватил ее за локоть и подтянул к себе, и тут руки его стали вытягивать у нее блузку из джинсов, а рот прилип к ее рту.

Ему трудно было сказать, был ли вырвавшийся у нее звук в тот момент, когда он забрал в ладонь ее грудь, вызван неожиданностью, радостью, предвкушением, или сочетанием всех этих трех ощущений. Мягкая плоть заполнила его руку, пробудила к жизни все его чувства, когда грудь ее поначалу с силой вдавилась в ладонь, а потом слегка отстранилась, точно Тэйлор не в состоянии была принять решение. Лифчик ее, казалось, был изготовлен из воздушной паутины, ибо оказался совершенно невесом, очутившись между его большим пальцем и ее напрягшимся соском.

Но одного поцелуя было для Дрю мало. Он позволил своим губам блуждающе спуститься к ее шее, а руке — взять в кольцо ее бедро, поддерживая сзади. Незаметным движением он слегка согнулся в коленях, обхватил ими одну из ее ног и прижал к своему бедру, подставляя прикосновению восставшую плоть, как только он вновь выпрямился. Медленно он гладил оттопыренным краем ширинки источник ее жара, укрывшийся под джинсами.

У Тэйлор перехватило дыхание. Прикосновение было бледной копией настоящего акта, но, тем не менее, эффективной, подсказывающей ей, как их телам слиться в еще более совершенном объятии. Она инстинктивно слегка развела ноги, и Дрю ответил, подаваясь сильнее. Зола костра, который ей ранее удалось загасить, стала тлеть, распространяя по всему ее телу пыл желания.

Одной рукой обнимая ее и поддерживая, а другой обхватив ее колено, Дрю использовал эти точки опоры, чтобы приблизить их обоих в максимальной степени к тому, чего они желали на самом деле. Их все еще обволакивала тишина дома, и нарушалась она лишь их неровным дыханием, усиливавшимся по мере того, как он вдавливался в нее. Желая прижаться к ней еще ближе, Дрю тихо выругался и отнял от нее руки, чтобы избавиться от свитера и майки. Глаза у нее расширились, а рот полуоткрылся, когда она на него поглядела.