И в самом деле, чем больше она об этом думала, тем более привлекательной представлялась эта идея. Завтра был понедельник; Дрю отправится в банк, а это означает, что ей не надо будет опасаться двусмысленных ситуаций. И если ей удастся все правильно спланировать, то она сможет устроить все так, что и у Ноя будет настоящее Рождество, и в обществе его папы она проведет минимум времени.

— А мы сможем? — спросил Ной, стоя на постели и пытаясь выглядеть таким же высоким, как взрослые.

— Мне это представляется отличной идеей, парень.

— Тогда решено, — согласилась Тэйлор и стала деловито строить планы. — Мне надо будет как следует походить по магазинам, так что Ной просто отправится со мной. Думаю, что утром мы отправимся на «Волшебную лужайку», потом испечем пряничных человечков из имбирного теста, а во второй половине дня украсим дом. Ты можешь прийти домой на обед и развесить лампочки над парадной дверью и вокруг обеих кадок с растениями.

Дрю кивал в знак согласия, не возражая ни единым словом, пока она разворачивала перед ним свои планы. В глубине души он сомневался, будет ли намеченный Тэйлор распорядок осуществлен столь гладко. Первой стратегической ошибкой было предположение, будто завтра он пойдет на работу. Он не пойдет. По графику он приступает к исполнению служебных обязанностей второго января. Но до завтрашнего утра он не обмолвится об этом ни словом, когда ей уже будет слишком поздно менять намеченные планы.

Выглядя так, словно она ведет переговоры об установлении всеобщего мира, Тэйлор заявила:

— Значит, все, что остается тебе на вечер, — это украсить елку.

— Полагаю, что с этим я справлюсь. — За окном послышался гудок машины. — Похоже, прибыл Майки. Ладно, парень, завтра у тебя великий день. Ищи свою пижаму, а я провожу Тэйлор до дверей и вернусь, чтобы уложить тебя спать.

Сползая с постели, Ной сказал:

— Доброй ночи, Тэйлор. Вам не надо волноваться. Папа обязательно поставит будильник на ранний час.

— Уверена, что он так и сделает. Спокойной ночи, Ной. Увидимся утром.

Дрю позволил ей первой выйти из комнаты и шел следом за нею по лестнице, не говоря ни слова. И когда они подошли к двери, она закатала рукава, возвещая о своем нервном состоянии. Они не оставались одни ни на секунду с того момента, как он стер снежинку с ее губы. В молчании он снял ее пальто с перил и подал ей.

Она забрала у него пальто из рук, словно испуганный котенок, который медленно протягивает лапу к лакомому кусочку, а потом быстро его хватает.

— Спасибо.

— Это мне следовало бы сказать «спасибо». Я, действительно, отдаю тебе должное, Тэйлор.

— Ну что ты, мне это не составило труда, — проворковала она надевая пальто.

— Я сказал не о том, что отдаю должное тобою сделанному, хотя и это правда. Я сказал, что отдаю должное тебе. Твоему горячему сердцу. — С каждой фразой он приближался к ней все ближе и ближе. — Твоему уму. Твоей красоте.

Он был уже на миллиметр от того, чтобы ее поцеловать, но тут вновь раздался автомобильный гудок, перепугав ее Тэйлор плотно запахнула пальто.

— Мне… Мне пора ехать. Если, конечно, у тебя нет больше вопросов…

Приняв намек к сведению, он отворил дверь.

— Иди. Когда ты мне понадобишься, я тебе позвоню.

— Звони, — согласилась Тэйлор и проскользнула в открытую дверь.

И только легкий вздох, который он услышал, закрывая дверь, дал ему понять, что она сообразила, что он будет ей звонить, но не по поводу Рождества. Насвистывая, Дрю прошел в кабинет Телефонная книга была не слишком толстой. Найти в ней Бишопов было делом одного мгновения, и он обнаружил, что хотел. У Бишопов было два номера.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Розовый телефон «Принцесса» стоял точно в центре пестрого, расшитого звездочками стеганого одеяла, положенного Тэйлор на постель дополнительно, для тепла. Она оперлась о подушки, наложенные в изголовье, и не сводила с аппарата взгляда. Напряжение было невыносимым. Она знала, что он обязательно позвонит этой ночью. Единственный вопрос — когда.

По пути домой она все время думала о многозначительном его обещании позвонить и ловком его ходе, вынудившем ее согласиться.

«Когда ты мне понадобишься, я тебе позвоню».

«Звони».

Она так торопилась попасть к себе в комнату и уменьшить громкость звонка, что весьма невнимательно ознакомилась с результатами предрождественской деятельности Марты, разве что заметила, что наружное освещение деревьев была загнано чересчур высоко, свечи очутились не на тех окнах, а Санта оказался на крыше вместо того, чтобы встать во дворе. Но Марта, казалось, не обращала внимания на отсутствие похвал. Более того, она не только не напрашивалась на комплименты, а стала выжимать из золовки информацию относительно Дрю. Демонстративно зевая, Тэйлор сумела прекратить беседу, но это означало, что ей придется не вылезать из комнаты, где было совершенно нечего делать, кроме, как смотреть на телефон.

И когда раздался звонок, Тэйлор все еще вела сама с собой молчаливый спор, отвечать или не отвечать. Когда звонок прозвенел в пятый раз, Тэйлор тихо выругалась, вцепилась в трубку и прижала ее к самому уху. Придется действовать в открытую. Другого выхода не было.

Глубоко вздохнув, она проговорила:

— Дрю, нам следует обо всем договориться.

— А я тебе шлю привет.

— Послушай, я знаю, почему ты звонишь. Ценю усилие, это мне льстит. Правда.

— Тэйлор… — тихо перебил он.

— Но сегодня я устала, — пустилась она в объяснения. — У меня нет сил вести обычный разговор, а уж сексуальную беседу и подавно.

— Тэйлор…

— И если уж говорить совершенно откровенно, я одета далеко не соблазнительно. Так что если хочешь поговорить о морозильнике, который мой папа зовет домом, я к твоим услугам. На мне фланелевая ночная рубашка большого размера и белые носки.

Когда она переводила дыхание, Дрю воспользовался паузой: в голосе его слышался едва сдерживаемый смех, а вовсе не раздражение по поводу того, что его сексуальная прелюдия отвергнута.

— Тэйлор, я всего лишь хотел узнать, во сколько ты приедешь завтра. Мы договорились на ранний час, но конкретного времени не обговорили.

Тэйлор почувствовала себя, будто ее одурачили не один раз, а целых четыре. Она прижала трубку к груди и откинулась назад, колотясь головой о подушки и приговаривая при каждом ударе «Ух!» С закрытыми глазами она вновь плотно прижала трубку к уху.

— Тэйлор? — осторожно осведомился он. — Тэйлор? У тебя все в порядке?

— У меня все прекрасно. — Она опустила руку на колени. — Восемь часов устроит?

— Вполне.

— Ты уверен? Тебе не поздно будет идти на работу, или что-нибудь еще? Я могла бы прийти пораньше.

— Нет, нет. Восемь утра полностью соответствует моим планам.

— Отлично. Тогда увидимся.

— Буду ждать. — Голос Дрю был мягок и вкрадчив и пронизывал ее до костей, прогревая ее изнутри, как ром с пряностями. — Спокойной ночи, Тэйлор. Не мерзни.

— Спокойной ночи.

Трубку она положила очень аккуратно. Значительно позднее она погрузилась в беспокойный сон, перемежающийся с мыслями о Дрю — о том, как он лишает ее покоя и внутренней опоры, — и о Ное — о том, как этот маленький мальчик не позволяет ничему вырываться наружу, и о том, как ей бы хотелось услышать его смех.

Утро и душевный покой настали для Тэйлор не скоро.


Дрю откинулся на кушетке и пил уже вторую чашку крепкого кофе в ожидании звонка в дверь. Вот-вот начнется веселье. Он долго готовился к вчерашнему телефонному звонку. Тэйлор, наверное, терпение потеряла. Он об этом знал, и она об этом знала. Зато она не знала, что Ной приготовился уложить ее нокаутом. У Ноя были на нее свои виды, у его папы — свои.

Ровно в восемь Тэйлор прибыла.

— Папа, она здесь! — объявил Ной, прохаживавшийся по прихожей. Когда он отворил дверь, то подождал, пока Тэйлор войдет внутрь, а потом заявил: — Я готов.

Быстро осмотрев его с ног до головы, Тэйлор спросила:

— Ты не думаешь, что тебе надо обуться, надеть пальто, а, может быть, и шапку?

Ной понизил голос до театрального шепота:

— Мне обязательно обувать сапожки?

— По правде говоря, я надеялась, что ты их обуешь. На улице все еще довольно слякотно. — Она распахнула черное шерстяное пальто и показала, что ее джинсы заправлены в высокие, чуть ли не до колен, сапоги на меху. — Я-то надела.

— Тогда, наверное, и мне следует надеть. — Он не возражал, но был явно разочарован.

Если бы на его месте был Майки или Джейсон, она бы приподняла любого из них, перевернула вверх ногами, встряхнула и рассмешила. Она бы рассказала им про кучу ужасных вещей, случающихся с мальчиками, не надевшими резиновых сапог. Однако интуиция ей подсказывала, что Ной еще не готов к столь близкому физическому контакту. У нее было предчувствие, что он таким вольным обращением с собой будет напуган, а не обрадован. От этой мысли ей стало грустно.

Тэйлор положила руку ему на плечо.

— Веселее, Ной! У Санта Клауса на ногах тоже сапожки.

— Но не из красной резины.

— Когда он был маленький, у него были такие, как у тебя, — произнесла она с такой уверенностью в голосе, словно все обязаны были знать, что Санта ребенком носил красные резиновые сапожки.

Чуть оживившись, Ной спросил:

— Честное слово?

— Честное слово. Ну, а где же папа?

— В гостиной. Пойду, обую сапоги. — Он повернулся и пошел вверх по лестнице в одних носках.

Когда мальчик ушел, Тэйлор просунула голову в гостиную и увидела там Дрю, уютно раскинувшего руки вдоль диванной спинки и гревшегося у камина. Волей-неволей она вынуждена была объективно оценить первое впечатление от встречи. Он явно тянул время, в ожидании чего-то или кого-то. И безусловно слышал весь их разговор.