Тэйлор уютно устроилась на кремовой кушетке, подавила смешок и стала наблюдать за обычной картиной — ритуалом отцовского рассказа сыну, как привязывать елку к стенке при помощи рыболовной лески. Ной был похож на сложенный аккордеон, стоя на коленях со стиснутыми руками прямо на полу. Все его внимание было устремлено на еще не наряженное дерево, свалившееся всего лишь несколько секунд назад с соответствующим шумом и грохотом.

После того, как елка упала, Ной нежно погладил дерево и попросил его не тревожиться. В этот момент Дрю бросил на Тэйлор раздраженный взгляд и попросил леску, которая почему-то вдруг оказалась у нее в руках и которую она протянула, не сделав ни малейшего намека в стиле: «Я же говорила!». А потом она вернулась на кушетку, подавляя веселый смех.

Когда она наблюдала за тем, как возятся эти двое, — каштановая и светлая головы — неожиданно на нее нахлынуло чувство удовлетворения, ощущение комфорта, соблазнительное своей теплотой. Было так приятно наблюдать за Ноем. Дома она была бы судьей боксерских схваток и уговаривала бы Джейсона завернуть свои подарки в нечто более праздничное, чем газета. Все ее мальчики были слишком взрослыми и слишком холодными, чтобы тревожиться о ссадинах и ушибах, полученных упавшим деревом, или глядеть в ее сторону все время, чтобы убедиться, что она не исчезла.

Осторожно, предостерегала она себя. Не надо делать ситуацию романтичной. Это теплое, обволакивающее ощущение всего лишь одна из штучек Матушки-Природы, чтобы все разбивались по парам и размножались. Обволакивающее тепло исчезнет. Она в этом готова поклясться. Но пока оно присутствовало, ощущение было чудесным.

— Поехали! — проговорил Дрю, медленно отпуская дерево.

Он несколько секунд не убирал руку, готовую схватиться за ствол, если дерево опять накренится. Но оно не стало крениться. Отступив немного, он впервые как следует полюбовался плодами своего труда. Привязанное к стене, со спрятанными голыми ветвями, в сверкающей красной крестовине и при подставках, оно выглядело, как надо, и даже лучше, чем надо.

— Я же говорила! — Тэйлор встала с кушетки и подошла к ним обоим, уже переместившимся в прихожую, чтобы оттуда разглядеть елку. — Немного украшений и лампочек, и это будет самое прекрасное на свете дерево.

— Самое прекрасное, — повторил, как попугай, Ной, но тут же, зевнув, испортил все впечатление.

— Только еще не сегодня, — вынес свое заключение отец. — Пора спать, а нам еще надо отвезти Тэйлор домой.

— Вам не надо отвозить меня домой! — По какой-то причине ей не хотелось, чтобы он провожал ее до двери и желал спокойной ночи. — Майки или Джейсон могут за мной заехать. Я позвоню домой после того, как Ной покажет мне свою комнату.

— А почему вы хотите увидеть мою комнату? — Вопрос Ноя вовсе не был жалобой: он был продиктован простым любопытством пятилетнего мальчика.

— Я подумала, что ты, быть может, захочешь и ее украсить.

— А как мы это сделаем?

— Об этом я узнаю только тогда, когда увижу комнату, и после этого смогу рассказать твоему папе, что еще надо будет сделать.

— Ага! — Он взял ее за руку и повел к лестнице. — Сюда.

— Дрю, налей воды в резервуар крестовины, пока мы не забыли, — распорядилась Тэйлор через плечо.

— Слушаюсь, мэм. Я даже позвоню к вам домой. А затем буду наготове, чтобы спасать тебя.

— А почему меня надо будет спасать?

— А потому, что он — неиссякаемый кладезь вопросов.

Тэйлор рассмеялась и ступила на лестницу.

— С вопросами, Деревня Неотесанная, я и сама сумею справиться.

— Все равно я приду и спасу тебя.

Комната Ноя оказалась светлой, окрашенной в радостные тона и без единого пятнышка, словно в рекламе из «Журнала для родителей». К сожалению, Тэйлор была сторонницей теории, гласившей, что чистая комната является первым признаком отягощенного рассудка. Опыт общения с маленькими мальчиками подсказывал ей, что комнаты убирались лишь после угроз оторвать руки-ноги и выбросить их подальше, или в том случае, если мальчишка пытался скрыть тот факт, что он разбил окно. Дрю был не из тех, кто способен обращаться к сыну с угрозами, а Ной не производил впечатления ребенка, когда бы то ни было что-то разбившего или сломавшего.

— Вот моя комната. — Ной поправил джинсы, висящие на крючке. — Я ее убрал сегодня утром. Рокси сказала мне: «Перед приходом Санта Клауса перестараться невозможно».

— Она совершенно права. — Как она могла забыть про чудеса, творимые Сантой в декабре? Тэйлор спрятала улыбку и стала картинно разгуливать по комнате, досконально ее разглядывая и размышляя, как лучше ее украсить. — Полагаю, что мы можем рассыпать на окнах искусственный снег, а дверь обернуть, как подарочный пакет, с большим красивым бантом.

— А это может быть блестящий пакет с серебром или золотом? Мне нравятся серебро и золото.

— Пусть будут серебро и золото. Если хочешь, мы можем повязать рождественские банты на всех твоих плюшевых зверюшек.

Ной покачал головой.

— Ага, тебе не по душе эта идея?

— У меня просто нет зверюшек.

В изумлении Тэйлор вновь оглядела комнату. Она обнаружила книги, мячики, строительные блоки, фигурки, машинки, но не заметила ни единой плюшевой игрушки, даже в постели.

— У тебя, что, нет ни мишки, ни… ни белочки, ни еще кого-нибудь?

На нее посмотрели огромные серые глаза, как у филина. Ной покачал головой.

— Никого нету.

— Неважно, — заверила она его. — Подумаем, что тут можно украсить. — Тэйлор стала потирать руки, обдумывая другие интересные варианты. И добавила в уме еще один пункт к магазинному списку: каждый ребенок заслуживает того, чтобы у него был безгранично любимый мишка, который слушает тебя тогда, когда никто Другой не слушает, и который никогда не боится темноты и не страшится чудовищ в платяном шкафу.

Ной уселся на постель и стал, разговаривая, снимать сапожки.

— Я знаю, что нам приходится задерживать вас тут целый день, да и мы должны оставаться поздно и не ложиться вовремя спать, но поскольку к Рождеству еще долго надо готовиться, то, как вы думаете, ваша мама вам разрешит прийти к нам завтра по-настоящему рано? Я могу вставать очень рано, если меня будят.

Такой невинный вопрос, но он оказался могуче-судьбоносным, давящим на нее с той же силой, с какой на деревянный пол давили сапоги мальчика. Разрешила бы ей мама прийти сюда рано? Да она бы настояла на этом! «Пообещай мне, Тэйлор Мария. Ты ведь не позабудешь, отчего они бывают счастливыми. От мелочей. Самых неожиданных. От изредка сказанного «да», когда следовало бы сказать «нет».

Теперь настал момент, когда ей следовало бы сказать «нет». Прийти рано и уйти поздно означало проводить время в обществе Дрю. Но она скажет «да». По крайней мере, в связи с Рождеством, ибо она будет приходить сюда, пока нужна Ною, пока он хочет ее видеть.

Становясь перед мальчиком на колени и помогая ему снять носки, Тэйлор доверительно сообщила ему:

— Моя мама уже давно умерла, но я наверняка знаю, что она обязательно бы захотела, чтобы я пришла к вам завтра как можно раньше. Может быть, мы будем лепить снеговиков, если сильно наметет. Или, что еще лучше, приготовим снежную кашу.

— Как?

— Что «как»? Как лепить снеговиков? Или как готовить снежную кашу?

— Нет. Как вы узнали, что мама хочет, чтобы вы пришли пораньше?

На мгновение она лишилась дара речи, будучи не в состоянии подобрать нужные слова, которые бы объяснили, как она это узнала. Наконец, она решилась и сказала мальчику то, что лежало у нее на сердце, полагая, что ребенок ее великолепно поймет.

— Узнала, потому что ярко светят звезды, а мама любила, чтобы маленькие мальчики были счастливы, больше всего на свете.

— Она была хорошей мамой?

— Самой лучшей.

— Когда она ушла, вы хотели, чтобы она вернулась?

— Больше всего на свете.

Он на несколько мгновений погрузился в раздумья, шевеля пальцами ног и одновременно их разглядывая. Затем тихим голосом он с сомнением произнес:

— А это нормально, если не хочешь, чтобы они возвращались?

— «Они» — это кто? — Со страхом задала Тэйлор вопрос, боясь услышать ответ.

— Матери, которые уходят. — Голос его был так тих, так неуверен, когда он повторил: — Это нормально, если не хочешь, чтобы они возвращались?

О, Господи, да он же просто-напросто рад, что мать ушла, и одновременно ему стыдно, поскольку он боится, что испытываемое им чувство — нехорошее и навсегда останется с ним. Слишком тяжкое это бремя для ребенка и слишком сложен этот вопрос, чтобы на него ответить без подготовки.

Тэйлор впилась глазами в дверь, призывая на помощь спасительниц-кавалерию из вестернов. Только пятилетний ребенок способен так сосредоточиться на чем-то одном и сводить любой разговор к тому самому вопросу, на который ему отчаянно хочется получить ответ. С его точки зрения, у них у обоих ушла мать. То есть, они родственные души. И вопрос, который он никогда не задал бы папе, вполне можно было сразу же задать ей.

Осторожно прощупывая дорогу, Тэйлор ответила:

— Я думаю, что, безусловно, надо радоваться тому, что ты сейчас со своим отцом и хочешь остаться здесь.

Ной поглядел ей прямо в глаза и произнес:

— Папа такой же, как ваша мама.

— То есть?

— Он самый лучший.

Похлопав его по колену, она сказала:

— Думаю, что ты, наверное, прав.

— Насчет чего? — ворвался в комнату голос Дрю за секунду до того, как туда вошел он сам.

Тэйлор обернулась, не вставая с колен, а Ной в это время объяснил:

— Мы оба думаем, что ты самый хороший.

— Самый хороший папа, — уточнила Тэйлор, когда Дрю, глядя на нее, удивленно вздернул брови. И когда она поднялась с пола, то благоразумно переменила тему: — И еще мы оба думаем, что завтра нам надо будет начать как можно раньше.