Сердце Дженни словно подскочило в груди.

– Вся эта страна действовала на меня удушающе – холодная, мрачная, одноцветная. Потом я встретил тебя. И ты вдохнула цвет во все, к чему прикасалась твоя рука. Сделала мою жизнь яркой и многоцветной, ты сделала плоский мир объемным и многогранным. Прежде чем я узнал тебя, я навсегда распрощался с надеждой вновь увидеть Бразилию. Я не могу придумать ни одной причины, по которой ты могла бы остаться со мной, но ты гораздо умнее меня, и я надеюсь, тебе придет на ум что-нибудь.

Гарет опустил свои обтянутые перчатками руки ей на плечи. Его золотистые глаза были подернуты пеленой, которая подозрительно напоминала влагу. Щеки его были покрыты щетиной, немного более темного цвета, чем его рыжевато-каштановые волосы.

– Гарет, – спросила Дженни, – когда ты в последний раз спал?

– Я не знаю. Разве это имеет значение?

– И ты называешь себя разумным человеком.

Он не спорил. Вместо этого пальцы его, лежащие на ее плечах, импульсивно сжались.

– Я могу дать тебе одно, – хрипло произнес он. – Одну вещь помимо себя самого. Никто и никогда не посмеет косо взглянуть на тебя снова. Никогда с моим титулом и моей защитой. Мой дед хорошо научил меня отражать такого рода атаки. Позволь мне поставить свой титул на твою службу. Разреши мне встать подле тебя.

И с этого момента Дженни поняла, что он не покинет ее. Никогда.

– Гарет, – повелительно произнесла Дженни, – дай мне руку.

Он замер, удивленно отвернув от нее лицо.

– Что?

Она не стала повторять просьбы. Вместо этого Дженни взяла его за запястье и стянула перчатку. Его дыхание прервалось, едва она коснулась своим большим пальцем линий его ладони.

– Ты высокомерный человек, – начала она. – Рациональный человек. Чрезмерно гордый, чертовски ответственный и слишком неуклюжий.

Он уныло поежился, подавленный ее честным анализом.

– Я могу измениться.

Дженни вгляделась в его ладонь.

– Нет. – Она отклонила эту идею решительным поворотом головы. – Ты этого не сделаешь. Изменения – это не то, что я вижу в твоем будущем.

– Я могу попытаться.

– Ты не изменишься, – быстро проговорила она, – потому что я люблю тебя таким, какой ты есть.

Потрясение изменило его черты, но Дженни еще не закончила:

– Знаешь, что я вижу, когда смотрю на тебя, Гарет?

Он покачал головой.

– Я вижу сильного человека. Честного и хорошего. Возможно, немного негибкого – но достаточно разумного, чтобы сознавать свои пределы. Умного, чтобы выбрать женщину, которая поможет ему стать лучше. Я вижу мужчину, который делает ошибки, но готов признать это и работать, чтобы избежать их в дальнейшем. Я вижу человека, который отбросил всю свою гордость ради пользы своего кузена. И ради меня сейчас.

– Что ты еще видишь?

Она взяла его руку и положила себе на талию. Он прижался к ней, его пальцы обвились вокруг нее. Притягивая ее прямо к его сердцу.

– Я вижу, что я скажу «да».

– Да?

– Да, я возьму тебя. Если ты возьмешь меня.

Когда их губы встретились, она почувствовала улыбку на его устах. Он крепко прижал ее к себе. И когда после долгого, долгого, долгого поцелуя он поднял голову, она увидела, что он улыбается. Одно, длившееся вечно мгновение Дженни никак не могла подобрать названия, чтобы обозначить странное ощущение, поселившееся у нее в груди, найти слова, чтобы описать нахлынувшее на нее чувство. И наконец понимание пришло к ней.

«Ах, так вот что означает оказаться дома».

Эпилог

Если и было нечто постоянное в высших кругах лондонского светского общества, так это – маркизы Блейкли. Почти целых два века Блейкли являли собой прочное здание, стоящее на твердом фундаменте. Они представляли собой нерушимый барьер на пути перемен; древние стражи, напоминание юным об обязательствах, налагаемых титулом и знатностью. Девять поколений холодных, равнодушных мужчин – число достаточное, чтобы подавить претензии желавших потягаться с ними в богатстве и знатности.

И поэтому, когда девятый маркиз Блейкли купил слона в один день и объявил о том, что он женился, на другой, поползли слухи. Потому что он женился не на какой-нибудь ожидаемой дочери пэра. Или на наследнице несметного состояния. Так на ком же он женился?

Никто не мог точно ответить на этот вопрос.

О, конечно, всем было известно, как она выглядела. Она была миловидной и дружелюбной женщиной с роскошными темными волосами, приятной фигурой и очень яркой улыбкой. И они знали ее имя, полученное после замужества, – Дженнифер Кархарт, маркиза Блейкли, – однако им не было ничего известно о ее семье или ее состоянии. Это была загадка, поскольку все прекрасно знали, что Блейкли просто не мог жениться на ком-нибудь неподходящем.

Рассказывали разные истории.

Одни настаивали, что невестой Блейкли стала женщина по имени миссис Маргарет Бернард. Однако эта дама была в свете столь ничтожно малое количество времени, и все те, кто был с нею близок, например сам Блейкли, а также его кузен, жена его кузена и их сестра, – настаивали на том, что это не так. Кроме того, миссис Бернард имела такое отдаленное отношение к Кархартам, что светское общество даже не могло ее припомнить. Блейкли никогда не опустился бы до брака с ней. Что рождало законное не доверие этому слуху.

Новая маркиза Блейкли с головой окунулась в приготовления к гораздо более роскошной церемонии бракосочетания сестры Блейкли. Высшее общество, не желая полностью отказаться от сплетен, строило различные предположения.

Кто-то уверял, что она была иноземной принцессой, прибывшей из маленькой страны где-то в районе экватора.

Другие настаивали на том, что у нее вид французской аристократки и что она является последним потомком благородной галльской фамилии, уцелевшей от ужасов революционного террора.

Были и другие люди, твердившие, что маркиза некогда занималась предсказаниями судьбы и обладала способностями вызывать духов из эфира и молнии с небес.

Ко дню свадьбы сводной сестры маркиза общество разделилось на несколько враждующих группировок. Когда маркиз и маркиза показались из экипажа, остановившегося позади церкви, где должна была происходить церемония венчания мисс Эдмонтон, они стали объектом пристального внимания. Его сиятельство был облачен в элегантный бордовый бархат. Ее сиятельство показалась в алмазной диадеме и переливающемся платье из голубого шелка. Они бросали друг на друга страстные взгляды и, казалось, были старомодно влюблены.

После церемонии графиня Локхэвен протиснулась через толпы приглашенных к праздничному завтраку. Она фамильярно схватила лорда Блейкли за руку.

– Лорд Блейкли, – приторно улыбнулась она, – и леди Блейкли.

Блейкли взглянул на руку, лежавшую на его рукаве. Потом перевел взгляд далее. Его холодное выражение – то самое, благодаря которому Блейкли был столь хорошо известен, – заставило леди Локхэвен застыть на месте.

– Что вам угодно?

Леди Локхэвен отдернула руку.

– Мы все здесь гадаем… знаете, может, вы расскажете что-нибудь о… – В наступившей тишине каждому были слышны ее невнятные заикания. – О происхождении вашей супруги? О ее народе?

Если лицо лорда Блейкли было до сей минуты просто холодным, то оно превратилось в ледяное. Он презрительно окинул взглядом графиню с головы до ног. И каждый в толпе внезапно вспомнил, что ее мать была дочерью владельца мыльной мануфактуры, отдавшего за ней приданое в тысячи фунтов. Они также припомнили, что первый брак ее мужа случился с фермерской дочкой, бежавшей с ним из родного дома и которой повезло скончаться, не успев потрясти семью рождением наследника.

– Происхождение моей супруги? – Он произнес это, презрительно растягивая слова, и вся толпа затрепетала. – Чертовски превосходит ваше собственное.

И это был последний раз, когда кто-либо осмеливался спросить маркиза относительно происхождения его жены.

И не только потому, что общество было напугано его ответом. Нет, скорее его дальнейшее поведение вызвало многочисленные споры и пересуды.

После того как Блейкли высказал эту знаменитую и многократно потом повторяемую отповедь, он перевел взгляд на новую маркизу Блейкли.

Она сурово покачала головой. Один раз. Твердо.

– Гарет, – сухо заметила она, – это день свадьбы твоей сестры. Соответствуй.

Тишина. Он приподнял подбородок с типичным высокомерием Блейкли. Толпа ожидала взрыва.

А потом лорд Блейкли пожал плечами и беспомощно усмехнулся.

Усмехнулся. Беспомощно. Блейкли.

– О, это так делается? – заметила его сестра, стоявшая неподалеку. – Мне следует попрактиковаться.

И таким образом, все, что светскому обществу было известно о девяти поколениях Блейкли, пошло прахом.

С этого дня ни у кого не возникало вопросов. Леди Блейкли была признана обладающей превосходящей всех сверхъестественной силой от рождения. Каждая улыбка, которую ей удавалось от него добиться, каждый смешок, срывавшийся с его губ, были подтверждением этой ее таинственной силы.

И тем, кто сомневался в ее достоинствах, следовало лишь заглянуть в его глаза, когда он смотрел на нее, чтобы найти там все требующиеся доказательства.