– Хорошо. Это романтично. Вы же не хотели на самом деле жениться на мне, так?

Брак, подумал Нед, должен состоять из очень многих компонентов. Влечение. Страсть. Дружба. Но ему было нечего предложить ей, за исключением одного своего качества – честности.

– Нет, – произнес он. – Но ответьте на встречный вопрос: а вы хотели выйти за меня замуж?

Она надолго замолчала.

– Я дочь герцога. Я никогда и не ожидала замужества по любви. Я всегда была готова к тому, что стану женой какого-нибудь титулованного наследника – и вот появляетесь вы. – Она взглянула на него сквозь длинные ресницы, и тяжелый комок образовался в его животе. – Вы заставляли меня смеяться. Вы не были раздуты от своего воображаемого величия. – Она взглянула на дверь. – Вы понимаете, я надеюсь, что я единственный ребенок своего отца и буду помогать ему с делами в палате лордов. Будете ли вы этим заниматься?

– Нет. – Он проглотил неприятный комок в горле. – Леди Кэтлин, – после долгой паузы произнес он, – вам не следует ожидать многого от меня. Я, кроме всего прочего…

Она перебила его речь, потянувшись к нему рукой. Однако вместо того, чтобы взять Неда за руку, леди Кэтлин твердо пожала ее – так, будто они заключали деловую сделку, а не помолвку.

– Вы будете, – не допускающим возражений тоном заявила она.

И помолвка Неда состоялась.

* * *

Гарет прибыл точно в назначенное время. Дженни беспокоил его странный взгляд, которым он смотрел на нее во время поездки. Ярко светило солнце, раздавались радостные трели птиц. Наступивший день полностью соответствовал описаниям романтических романисток: фаэтон, пара вышколенных лошадей и симпатичный спутник. Мир был чист и прекрасен, когда их экипаж пересекал мост Блэкфриарс.

Однако симпатичный мужчина не произносил пламенных признаний, а она собиралась покинуть его. То, что он не мог облечь в слова, он показал жестами. Она читала неловкость в каждом его движении – рука в перчатке, твердо сжимающая поводья, односложные ответы. И тот взгляд, которым он смотрел на нее. Тот неизменный взгляд. Озабоченный, будто бы она владела каким-то мощным оружием.

Дженни хотелось плакать.

Она накрыла его руку своей рукой. Его подбородок дрогнул, и он отвернулся. Стоический и угрюмый.

Наконец он повернул на улицу, носившую название Халф-Мун-Лейн, тихое, респектабельное предместье. Гарет подъехал к элегантному, недавно выстроенному дому. Одним резким движением он бросил поводья мальчику, вскочившему на запятки фаэтона. Лошади закусили удила, недовольно натянув поводья, но остановились. Полуденная тишина, оглушавшая после привычного стука колес по мостовой, навалилась на нее. Гарет снял одну перчатку и протянул ей руку. Она приняла ее и сошла вниз. Однако он не стал задерживать ее руку. Напротив, быстро повернул в сторону дома и в несколько шагов достиг крыльца.

Проследовав за ним, Дженни заметила, что на сияющей голубой двери не было колотушки. Гарет порылся в карманах и достал ключ. Секунду спустя он распахнул дверь с видом скульптора, сдергивающего покрывало со своего творения. Напряженные черты его лица расслабились, и он подтолкнул ее ко входу.

Дженни вошла в холл. Подметки ее туфель резко стучали по начищенной до зеркального блеска поверхности пола черного мрамора. Золотая лепнина покрывала стены. Ее взгляд проследовал за причудливым орнаментом выше, выше и выше. Она покрылась мурашками. Ее настигло пугающее головокружение, будто она заглянула в глубокую пропасть, сотворенную из денег. Херувимчики витали в лазурных потолках. Леди из окружения Гарета нашла бы их ангельские улыбки утешительными. Дженни же могла думать лишь о беднягах, часами начищавших до блеска эти бесконечные полы, чтобы она могла бросить на них рассеянный взгляд.

– Ну и что ты об этом думаешь? – спросил Гарет.

– У меня дрожат ноги, – честно ответила Дженни.

Он сморщил нос.

– Что же. Пока не ясно. Ты должна осмотреть весь дом.

Гарет взял ее под руку и провел через украшенную искусным литьем прихожую. Черный мрамор сменился блестящим паркетом медового цвета. Обои на стенах были глубокого бордового оттенка с золотым орнаментом. И то золото было не просто желтого цвета, нет, причудливые изгибы орнамента отсвечивали приглушенным металлическим блеском. Свет едва проникал сквозь тяжелые бархатные шторы. Дженни повернулась, звук ее каблучков разнесся по комнате.

– Это эхо, – неуверенно произнесла Дженни. Ее слова, оттолкнувшись от стен, вернулись к ней обратно.

– Здесь пока нет мебели, – объяснил Гарет. – Я не был уверен, захочешь ли ты это сделать сама, или следует нанять кого-нибудь со стороны.

Его слова также отразило эхо. У Дженни внезапно пересохло во рту, она резко вдохнула, и комок подступил к горлу.

– Гарет, – произнесла она тихо. – Моя мебель будет выглядеть здесь дико.

– Чушь. Можно подумать, я позволю тебе сохранить этот старый, расшатанный стол. Давай, ты еще не видела второй этаж. Из окон спальни открывается вид на маленький садик.

Дженни встала как вкопанная и отдернула руку, едва он попытался сдвинуть ее с места.

– Что это?

– Это дом. Новый дом. Я понимаю, он выглядит пока не очень, но представь его обставленным мебелью. С картинами на стенах. Огонь в камине и все такое.

Дженни округлила глаза.

– Я понимаю, что такое дом, Гарет. И у меня прекрасное воображение. Мне лишь не ясно, зачем ты мне его показываешь.

– Мой адвокат заканчивает оформление сделки. Я дарю его тебе.

Его слова повисли в воздухе.

– Что?

– Я. Дарю. Его. Тебе. Боже мой, не стой с открытым ртом. Если хочешь поблагодарить меня, есть несколько способов это сделать.

Многообещающие слова, но он произнес их так сухо.

У нее сжалось сердце. Она сказала ему не присылать мебели или украшений, тогда он решил подарить ей дом? Понял ли он хоть слово из того, что она ему сказала?

– Так что? – Он дотронулся до ее руки. – Давай же.

– Это прекрасный дом. Очень красивый дом. Просто он немного… – Чопорный. Большой. Формальный. Ни одно из этих определений не способно было передать охвативший ее ужас. – Немного не соответствует моим средствам, – наконец подобрала она нужное слово.

– Не будь бестолковой, Дженни. Это совершенно законная и справедливая сделка. У меня есть деньги. У тебя – нет. У тебя есть ты, а у меня через несколько дней не будет. Что ж, все продается и покупается. Так я сохраню тебя.

– Я не хочу, чтобы меня хранили.

Его брови изумленно сошлись на переносице.

– Я не хочу чувствовать себя обязанной тебе. И уж точно не хочу, чтобы ты платил мне за то, что я предпочитаю делать бесплатно.

Гарет переложил перчатку в другую руку и принялся ритмично похлопывать ею по своему бедру.

– Объясни.

– Я имею в виду то, что ты мне предлагаешь – я чувствую это точно – гроб для меня.

Перчатка ударила еще раз, а потом успокоилась, яростно скомканная его рукой.

– Ты больше чем кто-либо еще знаешь, что я никогда не мог подобрать правильные слова. То, что я имел в виду… Я просто не могу позволить тебе покинуть меня. Ты мне нужна.

Она хотела бы взять его руку и разгладить эти конвульсивно сжавшиеся мышцы. Она хотела бы поцеловать его лоб и увидеть как исчезают избороздившие его морщинки.

Но.

Всегда существовало но. И оно острой иглой вонзилось в грудь Дженни.

– А что, – произнесла она медленно, – что мне делать с остальными двадцатью двумя часами суток?

– Прости?

– Я полагаю, ты отведешь Дженни Кибл не более того, что получает Гарет. Гарет имеет два часа на научную работу по утрам. Я получу то же самое ночью?

– Дженни. Ты же знаешь, я не могу дать тебе большего. У меня есть обязанности, и я не могу их оставить…

Дженни закрыла глаза. Где-то глубоко внутри ее та спокойная уверенность, которую она обрела в эту судьбоносную ночь в игорном аду, застыла в ожидании. И как бы ни рвалось ее сердце остаться с ним, разум не уступил.

– Я хочу, – произнесла она, – быть честной. Я не хочу, чтобы меня покупали.

Она сделала шаг назад. Эта мраморная гробница была лишь иной формой заброшенности – той, в которой она пребывала бы вечно. Это сводило ее стремления к семейной жизни и независимости к грубым цифрам. Количество фунтов, истраченное на дом в городе. Количество минут, проведенных с ней Гаретом. Она станет не более чем еще одна колонка в его счетных книгах.

Книгу можно было захлопнуть и выбросить из головы ненужные столбики цифр.

Его губы приоткрылись, он потянулся к ней.

Дженни закрыла глаза, чтобы сдержать готовые хлынуть слезы.

– Я не хочу, чтобы ты покупал меня. Я хочу, чтобы ты жил со мной. Я не желаю стать еще одной твоей обязанностью. Я хочу быть твоей…

Твоей семьей.

Она не смогла произнести это слово. Однако он внезапно понял его смысл.

– Я не могу, – прошептал он.

Сквозь полузакрытые влажные ресницы она наблюдала, как он отвернулся и прислонился к дверному косяку.

– Ты хочешь, чтобы я называла тебя Гаретом, – сказала Дженни, – но лорд Блейкли будет всегда между нами. Его ответственность. Его имение. И теперь ты пытаешься сделать меня его содержанкой. Неужели ты и вправду думаешь – после всего того, что узнал обо мне, – что можешь купить меня?

– Это все, что я могу тебе дать.

Дженни открыла глаза. Он стоял отвернувшись от нее, мышцы его спины туго натянуты.

– Нет. – Звук ее голоса казался ей самой слабым и каким-то металлическим. Таким, будто она слышала его с большого расстояния от себя. – Это все, что ты желаешь мне дать. Ты прячешься за деньгами и ответственностью.

Он резко обернулся, его глаза были гневно прищурены.

– Я не прячусь.

– Нет, прячешься. И ты хочешь спрятать и меня тоже. Меня это не устраивает. Ты не можешь купить меня цифрами или убедить логикой.