– Да что с тобой? – не выдержал ребенок.

– Мне очень стыдно! – произнесла Инна, пряча глаза, и почувствовала, что перешла Рубикон: назад пути нет. – Если бы люди от стыда умирали, я давно была бы покойницей.

Саша посмотрела на мать с изумлением, и этой короткой заминки оказалось достаточно для того, чтобы решиться: волнуясь, срываясь на каждом слове и сжимая до боли переплетенные пальцы, Инна заговорила. Она рассказывала все, с самого начала – с того счастливого дня, когда повстречала Конунга, и до конца – смерти Елены Андреевны и рождения Саши. Она призналась в самом страшном своем грехе и не остановилась, даже когда Саша закрыла руками лицо, сгорая от стыда за свою сумасшедшую мать, а потом вскочила с кровати и встала к Инне спиной, глядя в окно.

Инна рассказала о письмах. О том, что Павел давно просил о встрече с дочерью, но она не позволяла: боялась, что Сашенька полюбит отца, который никогда не будет жить с ними. И дочь станет метаться меж двух огней, начнет оставлять Инну одну, забудет о матери…

Когда слова иссякли и добавить к ним было нечего, Инна сжалась в комок, предвидя реакцию дочери. Сейчас начнется крик, будет самая страшная в их жизни истерика. Разве можно рассказывать ребенку о таких вещах?! Она только что разрушила до основания мир, в котором жила ее дочь, исказила все, что раньше казалось понятным и правильным!

Саша напряженно молчала. Ее плечи то поднимались, то опускались от прерывистого шумного дыхания, словно она вот-вот готова была взорваться. И не было ничего страшнее этой паузы в ожидании приговора, после которого, возможно, Инне уже незачем будет жить.

– Мама, – не оборачиваясь, едва слышно произнесла, наконец, Саша, – не бойся! Я все равно тебя люблю.

Не выдержав, Инна уронила лицо в ладони и разрыдалась. Она не могла остановиться: все вздрагивала и вздрагивала. Со слезами сердце оставляла невыносимая тяжесть, с которой она жила все эти годы. Сашенька села рядом с мамой и положила теплую ладошку на исхудавшее плечо.

– Не плачь, – прошептала девочка, – самые большие несчастья порождают самые большие счастья.

Инна вдохнула глубоко и задержала дыхание, пытаясь унять слезы. Не скоро, но ей это удалось: она сумела заговорить.

– Кто тебе сказал?

– Не мне, а тебе, – Сашенька улыбнулась, – твой Лютанс.

– Правда? – Инна, как маленькая, вытерла щеки тыльной стороной ладони. – А я и забыла. Спасибо.

Они еще долго сидели на Сашиной кровати рядом, обнявшись в четыре руки и укачивая друг друга. Инне было так спокойно и хорошо, что она впервые за долгое время не думала ни о чем: наслаждалась драгоценными мгновениями и близостью Саши.

– Мам, – позвала девочка, – откровенность за откровенность.

От этих слов и той интонации, с которой Саша их произнесла, сердце Инны упало в пятки. Она перестала дышать, замерев в ожидании самого страшного.

– Это я утащила у тебя мобильный телефон, – Саша виновато посмотрела на маму, – и сделала так, чтобы вы с Игорем не встречались. Чтобы ты любила только меня.

– Маленькая моя! – Инна, вздохнув с облегчением, прижала дочку к груди.

– А вообще, он нормальный, – Саша улыбнулась, – от «мерседесника» меня спас. Хотя эгоист, конечно, страшный. Но это у него детство просто было тяжелое.

– Какое еще детство? – удивилась Инна.

– Ну, ты даешь! – Саша хмыкнула. – В постель с человеком ложишься, а кто он и что, не знаешь?

– Саша!!!

– Прости-прости, – извинительным тоном проворковала дочь и сообщила безо всякого перехода: – А мне мальчик один понравился. Наверное, я влюбилась!

– Господи, Сашенька, – испуганно пролепетала Инна, – где ты успела с ним познакомиться?

– Это Ваня, сын Игоря, – Саша опустила глаза. – Прикольный такой! У него все хорошие: папа хороший, мама хорошая. Только, говорит, они не понимают друг друга.

– У тебя папа тоже очень хороший!

– И мама, – задумчиво добавила Саша, а потом хитро прищурилась, – ты же добрая? Да?

– Саша, – Инна улыбнулась, – в чем дело?

– Давай Ритке с Филом поможем, а? Пусть у нас поживут.

– А в чем дело? – Инна не понимала.

– У обоих родители как с цепи сорвались, – девочка тяжело вздохнула, – выгоняют из дома. Говорят: или аборт, или вы нам больше не дети. Но так же нельзя!

– Конечно, нельзя, Сашенька, – Инна замерла, – а Рита… ты хочешь сказать?

– Да! Забеременела, на свою голову! – Саша нахмурила брови. – Как ты: по большой любви и без ведома будущего отца.

Инна молчала, пытаясь сообразить, как она должна действовать в этой ситуации. Поговорить с родителями ребят? Объяснить им, что нельзя отказываться от собственных детей – ничего дороже в их жизни не было и никогда не будет.

– Я Ритке с Филом комнату свою отдам, – Саша опередила Инну с решением, – а мы в твоей пока поживем. Да?

– Да, Сашенька! – Инна смахнула со щеки слезу: какая же замечательная у нее выросла дочь!

– И Игорю надо помочь, – Саша деловито, по-взрослому, вздохнула, – позвони тете Любе, она расскажет, что надо делать. Там какая-то дурацкая экспертиза нужна. Ты скажи, я согласна!

Эпилог

Осень в Москве выдалась не на шутку холодной. Инна успела сто раз пожалеть о том, что выбрала нарядное, но слишком тонкое платье. Сашенька оказалась куда умнее – надела серый свитер и джинсы. Сказала, что ей нет дела до всех этих камер, фоторепортеров и прочих глупостей. Если мама попросила быть на презентации, она придет. Но и только.

Дверь в галерею Игоря постоянно хлопала, впуская новых и новых гостей заодно с ледяным ветром. Инна отошла подальше от входа – с прошлой зимы не выносила холода и сквозняков.

– Начнем? – Игорь подошел к ней, когда в галерее уже было яблоку негде упасть.

– Давай, – она пожала плечами.

Инна неторопливо подошла к огромному столу, на котором лежала ее первая книга с огнедышащим драконом на блестящей обложке. «Предсказание Эльзы». Люба успела шепнуть, что роман продается отлично, но Маковецкая не питала на этот счет особых иллюзий: если бы не гениальность Марика, который превращал в деньги любые переговоры, ее бы, наверное, так и не издали. Только после вмешательства агента Игоря все удивительным образом изменилось, и главный редактор издательства дал Любе «добро» на новый проект.

А впрочем, все это не важно. Главным достижением ее жизни было то, что они с Сашенькой не потеряли друг друга; сумели понять.

Инна отыскала взглядом дочь. Саша стояла рядом с Ваней и взволнованно, во все глаза смотрела на маму. Инна улыбнулась ребенку и ободряюще помахала рукой: удивительно, но сама она не чувствовала ни капли волнения.

Игорь уже ждал Инну с микрофоном в руках. Как только она подошла, Варшавский заговорил.

Инна слушала рассеянно, выхватывая из потока слов лишь отдельные фразы. Игорь рассказывал, как прочел несколько романов молодого неизвестного автора, вдохновился идеей Забытого Мира и создал цикл картин в жанре фэнтези. Он увлеченно говорил о параллельной реальности, в которой очутился вслед за писателем, показывал то на одно, то на другое полотно. Публика крутила головами, репортеры фотографировали, Варшавский с удовольствием упражнялся в красноречии.

И все это проходило фоном мыслям Инны, которые были сейчас далеко. Она вспоминала лето. Поездку с Сашенькой в Симеиз, где они провели вдвоем целый месяц. Павел каждый вечер заезжал к ним в гости, и постепенно Саша перестала бояться его и сторониться. Папа с дочкой сдружились: бегали вдвоем на пляж, лазили вместе в горы. А когда Инна собралась все-таки с духом, привела дочь к бабушке на могилу, которую на этот раз отыскала легко, Елена Андреевна улыбалась им обеим с фотографии на мраморном памятнике.

Игорь, наконец, замолчал и передал микрофон Инне. Посыпались вопросы от журналистов.

– А что для вас стало вдохновением? – выкрикнул кто-то, упражняясь в банальности. – Или кто?

– Моя дочь Александра, – ответила Инна коротко и, подумав, добавила: – Сейчас мы с ней вместе пишем новую книгу. Думаю, весной «Подвиги Гели» уже выйдут в свет…

Наконец пресс-конференция закончилась. К столу за автографами стали пробиваться люди. Инна подписывала книгу за книгой и чувствовала на себе взгляд радостной Саши: дочка гордилась своей мамой, и лучше, важнее этого ничего для Инны не существовало.

– Это вам! – Фил пробрался к Инне сквозь толпу и протянул ей букет. – Поздравляю! И спасибо за все!

– Подожди, – Инна попыталась задержать его, но он уже убегал.

– Не могу! – Фил улыбнулся. – Сашеньку надо купать.

Когда очередь за автографами иссякла, подошла сияющая Люба, поближе протиснулись родители Инны. А потом в редеющей толпе Инна заметила смущенного Суслова. Он не решался приблизиться к ней: делал вид, что с интересом рассматривает картины.

Инна выбралась из-за стола и сама подошла к старому другу.

– Здравствуй!

– Привет! – он широко улыбнулся. – Драгоценная моя женщина!

– Какими судьбами? – Она соскучилась по этому балагуру: не видела его почти целый год.

– Заглянул поздравить тебя.

– А где же так долго пропадал? Мог бы и позвонить, – произнесла она с ласковым упреком.

– Дела-а-а, – протянул Суслов, закатывая глаза, – а заодно лечение от зависимости!

– Какая еще зависимость, Мишка? – Инна перепугалась.

– От тебя, – ответил он серьезно, – лечение проходит тяжело. Постоянная ломка.

Она ничего не ответила, подыскивая вопрос, чтобы сменить тему.

– Ты все там же, в журнале?

– Да, – Суслов кивнул, – назначили главным. Так что, если вздумаешь вернуться, добро пожаловать! Буду рад.

– Подожди, а как же Лада?

– Ее уже полгода как сняли, – Суслов прищурился, – до Худодота дошло, наконец, какие у нашей главвредины заработки!

– Сам ты теперь главвред! – Инна улыбнулась. – Сознавайся, твоих рук дело?

– Не без того! – Мишка подмигнул. – Но куда-а-а мне до Лады?! Я бы и не тронул ее, если б не узнал случайно, как она тебе отомстила. Это ведь Лада помешала твоим публикациям прошлой зимой.