— Достопочтенная Статилла, как я рада видеть тебя! — поспешила она перейти к свите Отона, состоявшей из молодых женщин, преторов и трибунов, которых почти всех знала по именам.

Пизон, до этого неловко переминавшийся с ноги на ногу где-то сзади, взял жену под руку и последовал за ней. Корнелия взялась представлять мужа гостям, что не замедлило вызвать неудовольствие у Отона. Он тотчас надулся, особенно когда увидел сопровождавших Пизона преторианцев, которые по первому же знаку Корнелии бросились к ней, как преданные рабы.

— Жаль, что Корнелия не может быть императором, — задумчиво проговорила Марцелла, ни к кому особенно не обращаясь, однако ее слова не ускользнули от слуха Отона.

— Верно, госпожа, — произнес он и, поклонившись, внимательно заглянул ей в глаза. — Корнелия Секунда, если я не ошибаюсь? Кажется, я тебя знаю.

— Нас никогда официально не представляли друг другу, сенатор, — холодно ответила Марцелла.

— Не представляли, но я помню, что император Нерон лестно отзывался о твоей красоте. Я не удивлен тому, что он был абсолютно прав в подобном суждении.

Неожиданно в ложе раздался истошный вопль Дианы — это «синие» вырвались вперед в четвертом круге.

— Я умру, если они выиграют! — прошептала она, не сводя глаз с фонтанчиков песка, взметаемых лошадиными копытами. — Я умру!.. — Возле Дианы собралась добрая половина сопровождавших Отона трибунов, которые вскоре присоединились к ее горестным выкрикам. Однако слух Марцеллы как будто поставил преграду этому шуму.

— Я не хочу обсуждать тот вечер, сенатор, — наконец произнесла она. — Что было, то было.

— Тогда скажу вот что: ты мужественная женщина и достойна моего восхищения.

Марцелла отпила из кубка, не чувствуя, однако, вкуса вина. Ей довольно часто доводилось видеть бывшего императора с расстояния: надев на крашеные волосы золотой венок, он приветственно махал рукой плебсу, читал свои стихи придворным, что-то шептал на ухо красивым женщинам, которые имели счастье не быть его страдалицами женами. Но близко? В ту теплую весеннюю ночь на званом ужине в доме Лоллии она видела румяного мужчину с приятными чертами лица и блестящими глазами, придававшими ему вид больного лихорадкой.

В этот момент, возвращая ее к действительности, ей в уши ворвался громкий стук колес — как оказалось, это одна из упряжек «зеленых» преодолела крутой поворот, и Марцелла растерянно заморгала. Даже Пизон, который нашел в глубине ложи какого-то важного собеседника, поспешил обернуться. Лошади понесли, потащив за собой свалившегося с колесницы возничего, крепко привязанного к ней вожжами. На помощь несчастному тотчас бросились обслуживавшие арену рабы. Нужно было как можно скорее убрать обломки разбитой колесницы. Колесничему наконец удалось обрезать постромки и освободиться от обезумевших лошадей. Окровавленный и оборванный, он лежал на песке. Лошади же, ощутив свободу, еще быстрее устремились вперед. Рабы поспешно подхватили возницу на руки и понесли прочь с арены.

— Отлично, — облегченно вздохнула Диана. — Если бы его переехали «красные», они увязли бы колесами в его кишках и потеряли скорость.

— Маленькая дикарка, — проговорила Марцелла, все еще чувствуя на себе взгляд Отона, и покрутила в руке ножку золотого кубка.

— Я должен перед тобой извиниться, — неожиданно произнес тот. — Жаль, что в ту ночь я так ничего и не сказал.

— По крайней мере ты удержался от смеха, — поймала себя на признании Марцелла. Большинство гостей тогда рассмеялись, точнее, захихикали, когда Нерон, посмотрев на нее, бесцеремонно заявил своим высоким, едва ли не женским голосом: Завтра ты будешь обедать со мной одна. Марцелла, стряхнув с себя задумчивость, испуганно подняла на него глаза, и высокомерные гости Нерона нашли это чрезвычайно забавным. Очередная императорская прихоть. Прихоти Нерона были известны всем: даже когда пылал объятый огнем сенат, никто не осмелился произнести ни слова. Император-поэт привык добиваться всего, что только приходило в его безумную голову. И неважно, что это было, — кубок вина, роскошный дворец или красивая дочь полководца.

— Нет, я не смеялся тогда, — в глазах Отона блеснул насмешливый огонек. — Для этого ты вела себя слишком храбро.

— Я не думаю, сенатор, что тот случай, когда у человека нет выбора, можно назвать храбростью.

— Позволь заверить тебя, что это именно так. Храбрость — это умение достойно встречать неблагоприятные обстоятельства, независимо от того, можно их избежать или нет.

Начался последний заезд. Марцелла заставила себя переключить внимание. Диана, вскочив с места, криками подбадривала резко вырвавшихся вперед «красных». Толпа бешено ревела, и Марцелла поймала себя на том, что кричит вместе со всеми, а ее ладони от волнения покрылись потом. Впрочем, переживания эти никак не были связаны со скачками. Даже Лоллия присоединилась к многотысячному хору голосов, доносившихся с трибун, и, так же как и Диана, истошно вопила все время, пока «красные» и «синие» с переменным успехом рвались вперед, к победе. А вот Отон и его свита не проявили к происходящему на арене ни малейшего интереса и продолжали о чем-то негромко переговариваться. Последний поворот. Марцелла ахнула вместе со всеми остальными, когда колесницы на сумасшедшей скорости обогнули поворотный столб. Правда, «красные» при этом лишь чудом не задели его. Колесничий едва не потерял равновесие, однако с побелевшими от ужаса глазами яростно продолжал нахлестывать упряжку.

Марцелла неожиданно поймала себя на том, что неистово колотит кулаками по перилам ложи. О, Фортуна, мелькнула в ее голове позабавившая ее мысль, гонки увлекли даже меня! Виний, как обычно, выглядел угрюмо, Туллия, заметив радостное настроение окружающих, неодобрительно поджала губы. Даже скучный Пизон, и тот поддался всеобщему накалу страстей и что-то невнятно бормотал себе под нос, а Корнелия радостно вцепилась в его руку. Стоя позади них, обычно бесстрастный центурион Денс бранился как заурядный мальчишка-конюх, сжимал кулаки и криками подбадривал «красных». И что совсем удивительно, даже сенатор Марк Норбан оторвался от вечных своих свитков. Цокот лошадиных копыт был подобен сердцебиению.

Упряжки рванули к финишу, и все разговоры разом смолкли. За победу теперь отчаянно боролись лишь «красные» и «синие». Мчавшиеся бок о бок пристяжные соперников пытались ухватить друг дружку зубами. Колесничие нещадно нахлестывали своих лошадей. Все до последнего зрители вскочили на ноги и истошно вопили, требуя от колесничих победы. Лишь унылый Гальба продолжал морщинистыми руками перебирать свитки расходов и подсчитывать сестерции. Еще мгновение — и «красные» резко вырвались вперед, в прах сокрушив все надежды поклонников «синих» видеть своих любимцев победителями кульминационного забега.

Трибуны взорвались ликующими криками.

Диана, не в силах сдержать ликование, заключила в объятья первого попавшегося, кто стоял рядом с ней. Как оказалось, это была Марцелла. Та смеялась, обнимая в ответ свою безумную кузину, и от избытка чувств даже растрепала ей гриву светло-золотистых волос. Корнелия и Пизон тоже сжимали друг друга в объятиях. Лоллия, словно мяч, подбрасывала в воздух малышку Флавию, и даже Отон улыбался, не скрывая своей радости. Внизу колесничий «красных» растерянно взирал на рабов, приближавшихся к нему с пальмовой ветвью победителя.

Колесничий «синих» злобно щелкнул кнутом над головами взмыленных лошадей «красных», вынудив всех четверых встать на дыбы, чем вызывал на трибунах бурю негодования. Все, от Дианы и до последнего плебея, тотчас же разразились потоком отборных непристойностей.

— Клянусь Юпитером! — с улыбкой воскликнул Отон, услышав, как Диана поносит подлого колесничего «синих». — Я со времен службы в легионах не слышал таких изощренных ругательств.

Рукоплескания наконец смолкли, и гости в ложе начали расходиться. Лоллия пригласила всех желающих к себе в дом, где вечером будут чествовать победителя сегодняшнего заезда.

— Я не потерплю в своем доме никакого отребья вроде колесничих! — недовольно фыркнул Виний.

— Тогда, дорогой, если ты не против, я устрою пир в доме деда, — слащавым тоном проговорила Лоллия. Марцелла, прикрыв ладонью рот, рассмеялась. Хотя было видно, что спутники Отона явно рады возможности вкусить даровых угощений в доме, где чествуют знаменитого гостя; сенатор Виний, возмущенно замахал морщинистыми руками, продолжая шепотом упрекать жену в легкомыслии. Лоллия, не таясь от него, театрально закатывала глаза. Марцелла предположила, что уже через месяц Лоллия потребует у Виния развода.

— Думаю, это намек на то, что пора расходиться, — сказал Отон и склонился над рукой Марцеллы. — Я, конечно, приду на этот ужин. Разве я когда-нибудь пропускал хороший пир? А пока что я буду вынужден заняться этими тупицами, чтобы они пребывали в уверенности, что я талантлив и хорошо осведомлен.

— Ты талантлив и хорошо осведомлен, сенатор, — отозвалась Марцелла. — Я слышала, что ты хорошо справлялся с обязанностями губернатора Испании.

— В самом деле? Я и не знал, что тебе это известно, — с этими словами Отон отошел от нее, чтобы обменяться приветствиями со знакомыми патрициями.

Корнелия и Пизон получили приглашение во дворец на обед к императору. Однако остальные члены семьи отправились в дом деда Лоллии. Впереди всех шествовала Диана, обняв за плечо победителя сегодняшних скачек. В доме сразу же рекой полилось вино, раздались звуки музыки. Устроившись в углу с бокалом вина, Марцелла принялась наблюдать за происходящим. Это то, что мне удается лучше всего. Марцелла, хранитель истории, соглядатай императоров, подумала она и вслух рассмеялась над собой. Какие, однако, напыщенные слова для заурядного историка!

Дед Лоллии буквально лучился радушием и с распростертыми объятиями встречал всех: сенаторов и колесничих, напыщенных трибунов и смешливых женщин. Бывший раб, а теперь один из самых влиятельных людей Рима искренне радовался всеобщему успеху. Еще бы! Ведь недавно он завладел акциями «красных». А также, насколько было известно Марцелле, «синих», «зеленых» и «белых», ибо благоразумно ставил сразу на все стороны. Стоит ли удивляться тому, что он самый богатый человек в Риме! В свои первые годы вольноотпущенником, он заправлял кварталом доходных домов на Целии. Позднее — причем весьма успешно — занялся торговлей, благодаря чему сколотил внушительное состояние, женился на патрицианке и даже получил возможность общаться с императорами… Лоллия о чем-то упрашивала деда в углу. Она наверняка уже сообщила ему о том, что хотела бы избавиться от Виния. И ей, разумеется, удастся это сделать, — дед мог быть неуступчивым в торговых делах, но становился мягким и податливым, как глина, в нежных ручках единственной внучки, которую вырастил, как собственную дочь. Родители Лоллии погибли во время кораблекрушения, когда корабль, на котором они плыли, затонул. Дед, не раздумывая, взял малышку к себе. Его сокровище желает себе нового мужа? Что ж, любящий дед непременно его найдет, точно как же, как находил для нее украшения, жемчуга, кукол, наряды и прочее, когда она была маленькой. Тогда у нее были самые лучшие игрушки, подумала Марцелла. Пожалуй, у нее и сейчас лучшие «игрушки», какие она только пожелает.