Когда они высохли, Ратна погрузилась в размышления. Наверное, все это случилось с ней, потому что она дурная женщина. Никто не совершает безнаказанно столько тяжких проступков. Ей надо отказаться от этой безумной связи с белым мужчиной, и тогда боги, возможно, вернут ей хотя бы часть того, что отняли. Помогут отыскать Анилу или сделают так, чтобы Сона выздоровела.

Джей появился после полуночи, и было заметно, что он очень спешил.

– Прости. Мне пришлось сопровождать твою хозяйку и ее дочерей на прием, а потом провожать их домой. Они предлагали мне остаться ночевать, и я с трудом выкрутился. Кажется, они что-то заподозрили. Но мне все равно, лишь бы только это не повредило тебе.

– Все, что могло мне повредить, я уже сделала. Сама.

Джей приписал натянутый тон Ратны обиде за свою задержку. Он попытался растормошить девушку, но она отстранилась.

И тогда он прочитал:

На ложе одном, в полутьме, отвернувшись, молча,

Страдали они – не знали, как помириться.

Уже не сердились они, и лишь юная гордость

Прервать им мешала томительное молчанье.

Но вот осторожно, искоса друг на друга

Они наконец взглянули – и слились их взоры,

И вздорная их размолвка тотчас сменилась

Смехом счастливым и новым бурным объятьем[84].

Ратна затаила дыхание. Джейсон сгреб ее в охапку. Обоих била дрожь. Оба знали, что это неправильно, но не могли устоять перед желанием.

Слитые воедино, они вновь плыли по воображаемой реке. То было соединение земли и неба на линии горизонта, плодородной пашни и благодатного семени в прекрасную весеннюю пору. Отринуть сомнения и отдаться страсти – в большем они не нуждались. Во всяком случае, в эти минуты.

Сердце Ратны больше не было открытой раной; в объятиях Джея она испытывала то, что только и могло ее исцелить. Она видела, что он готов позаботиться о ней, и чувствовала, что все это не просто так, что едва ли она для него – всего лишь инструмент для развлечения, и уж точно не одна из многих.

Утром Джей проведал Сону и пообещал купить лекарства. Атмосфера, царившая в хижине, мало способствовала выздоровлению. По-прежнему носившая белое вдовье сари Сита была печальна, а окружавшая обстановка буквально вопила о бедности.

Когда они с Ратной вышли из хижины, Джей сказал:

– Вам надо переехать.

– Другое жилье мне не по карману.

– Я заплачу.

– Ты не можешь содержать меня, Сону и Ситу.

– Ты не виновата, что тебе мало платят. Когда Сона поправится, они с Ситой тоже смогут работать.

Ратна разжала руку и сунула ему в ладонь какой-то мелкий предмет.

– Я хочу подарить тебе это – на удачу. И на счастье.

Джейсон увидел маленькую раковину, переливающуюся десятками поразительно свежих, почти неземных оттенков. Он смутился.

– А я ничего тебе не дарил!

– Это неважно. И ты мог бы не оставлять денег.

– Ты обиделась?

Взгляд Ратны был полон мужества.

– Я с тобой не ради этого.

Джей покраснел.

– Я с тобой… тоже не ради того, о чем ты, возможно, думаешь. Ты мне веришь?

Она промолчала, но он с облегчением прочитал ответ в ее глазах.

Когда он ушел, Ратна вошла к Соне и увидела, что молодая женщина сидит на постели и ее взор горит странным огнем. Ее лицо и руки исхудали, она выглядела давно и безнадежно больной, но вместе с тем сейчас к ней словно вернулась часть сил.

– Я хочу спуститься к Гангу. В последний раз, пока еще жива. Помоги мне. Поддержи меня.

– Но стоит ли… – начала Ратна, и Сона прервала ее:

– Я видела во сне лотос – это хороший знак. Я должна пойти туда, даже если это будет стоить мне жизни.

С помощью Ратны и Ситы Сона облачилась в лучшее сари и надела дешевые украшения, какие прежде, будучи брахман-кой, никогда не носила. Прикрыла свои короткие волосы, которые так и не успели отрасти.

Она шла, придерживаясь за Ратну, и солнечные лучи обтекали ее тело, скользили по рукам, гладили лицо. Даже сейчас, после долгих дней болезни, Сона своей красотой напоминала ожившую статую.

На ступенях сидела большая группа садху. Ратна знала, что они безобидны, но решила обойти их стороной, поскольку было принято давать им деньги, а ей приходилось экономить каждую пайсу[85]. Однако Сона продолжала спускаться к воде.

Внезапно один из сидящих на ступеньках мужчин поднялся на нетвердых ногах и протянул к девушкам дрожащие руки. На его лице была смесь неверия, изумления и просветления. И только когда Сона бессильно упала в его объятия, Ратна поняла, что это Арун.

Они давно не были так счастливы, а порой казалось, что вообще никогда. Их души словно наполнил яркий, раскаленный добела свет. Сидя у постели Соны, Арун держал ее за руку. Он поведал о своих злоключениях, а потом наступил черед ее рассказу, и оба не могли сдержать слез.

Ратна боялась, как бы это, пусть и радостное, потрясение не лишило Сону остатков сил, но, воссоединившись с любимым мужем, молодая женщина стала стремительно поправляться. К ней вернулся смысл жизни, а с ним – и мечты о будущем.

– В приюте меня снова остригли, – сетовала она. – Похоже, ты никогда не увидишь мою косу!

– Я собираюсь жить долго, и ты проживешь не меньше, так что твои волосы успеют отрасти еще сто раз! – заметил Арун и предложил: – Давай я тоже обрею голову?

– О нет! – испуганно воскликнула Сона.

Она нежно прикоснулась к его густым волосам, и оба засмеялись.

А потом исчезла Сита. Ратна предполагала, что девушка вернулась в приют.

– Она все время жалела о том, что сбежала, – подтвердила Сона. – Говорила, что боится божьей кары.

– Что ж, – сказал Арун, – это ее выбор.

– Надеюсь, ее не прикуют к стене, как меня! – вздохнула Сона.

– Теперь Сунита может узнать, где мы скрываемся, – заметила Ратна, и Арун заключил:

– Нам надо уехать подальше отсюда. Тем более в Варанаси живет Флора Клайв, и если она узнает, что я жив, то ни за что не оставит меня в покое.

– Ты поедешь с нами! – повторяла Сона Ратне. – Больше мы не расстанемся.

Она рассказала мужу о том, почему и как прогнала девушку, и он ласково пожурил жену за беспричинную ревность. И Сона, и Арун были бесконечно благодарны Ратне, потому не на шутку огорчились, когда она отказалась поехать с ними.

– Ты не будешь лишней! – уверял Арун.

– Я думаю о другом, – уклончиво сказала Ратна, и Сона догадалась:

– Это из-за того англичанина!

– Отчасти.

– Но ведь он не останется с тобой навсегда, он уедет, и тебе придется жить одной, у чужих людей, да еще у белых!

– Пусть поступает, как она хочет, – сдержанно произнес Арун.

Он не считал ее решение разумным, но старался уважать право Ратны на свою собственную жизнь. А еще Арун знал, что в глазах ангрезов индийцы не имеют вообще никаких прав.

Белые не желали ни понимать, ни признавать обычаи местного населения и считали Индию страной крайностей. Колония была для них выгодным местом службы, не более того. Все их сокровенные помыслы обращались к дому, к Англии.

И если англичанин сходился с индианкой, то однозначно для того, чтобы развлечься и бросить. Хорошо, если дело не заканчивалось беременностью и появлением незаконного ребенка-полукровки!

Ратна улыбнулась. Она знала другое: Джей относился к ней не так, как многие индийцы относятся к своим женам, – воспринимая их как бессловесных, не умеющих думать созданий и рабочую скотину.

– Я непременно приеду к вам в гости.

Ратна убедилась в правильности своего выбора, когда Джейсон Блэйд пришел к ней накануне своего отъезда (к тому времени Арун и Сона покинули Варанаси) и, глядя в глаза, сказал:

– Идет война, и я не ведаю, где окажусь завтра. Возможно, я не смогу дать о себе знать или появлюсь очень нескоро. Но я хочу, чтобы ты ждала меня и верила в то, что мы обязательно свидимся.

Глава XVII

Флора Клайв действительно получила бумагу, в которой фабричное начальство засвидетельствовало смерть ее бывшего любовника. Такой случай в самом деле имел место; просто в документ вписали другое имя. Когда выяснилось, что Арун сбежал, на фабрике решили, что, дабы сохранить свои места (а может, и головы), лучше пойти на обман.

Между тем Арун и Сона отправились в Патну, большой старый город на правом берегу Ганга. По индийским меркам расстояние между Патной и Варанаси было не так уж велико [86], и Ратна всегда могла навестить своих друзей. Они договорились, что Арун сообщит об их местонахождении в письме, которое отправит на адрес Корманов.

Здесь Ганг был удивительно широк, особенно в сезон дождей; и хотя вдоль берега были воздвигнуты защитные дамбы, наводнения зачастую прорывали их. Сам город протянулся длинной узкой полосой с запада на восток. С древних времен Патна являлась перевалочным пунктом при путешествии в любую часть Индии.

Сона была полна впечатлений: она впервые ехала в поезде по железной дороге. Солнце нагрело вагон, ветер швырял в окна раскаленную пыль. Проходы были заставлены вещами, и попутчики непрерывно болтали: казалось, здесь можно узнать новости со всего света. На станциях разносчики предлагали горячие лепешки и чай в глиняных чашках.

Деньги на билеты и первоначальные расходы пришлось занять у Ратны. Арун надеялся в ближайшее время найти работу и отослать долг.

По приезде в Патну молодые супруги все еще пребывали в радостном возбуждении, но потом оно начало гаснуть.

– За такую цену вы найдете жилье только здесь, – заявил шустрый человечек, к которому они обратились за помощью.

Арун огляделся. Вдали виднелось несколько одиноких тамариндовых деревьев, словно дремлющих под жгучим полуденным солнцем, зато прямо перед глазами были кучи мусора, узкие голые улочки, вдоль которых сушилось застиранное белье, покосившиеся лачуги с дырявыми крышами.

– Может, поищем что-то другое? – обратился он к Соне.

– На первое время сойдет и это, – ответила она, зная, что у них мало денег. – Мне все равно, где жить.