Лора Бекитт - Дочери Ганга

– Хорошо.

Это слово он произнес на своем языке, но Ратна его поняла. Базары всегда жили своей собственной жизнью и в то же время были сродни ртути, откликавшейся на малейшее повышение градусов в атмосфере города. Они цвели красками, бурлили голосами, струились запахами, но все это в один миг могло куда-то исчезнуть, спрятаться, будто черепаха в панцирь, и явить миру закрытые лавки, пустые лотки, клубы пыли, клочки соломы и другого мусора, разметаемого ветром меж осиротевших торговых рядов.

Сегодня базар гудел. Буквально на каждом шагу обсуждалась победа Нана Сахиба. Было много разговоров о полном и беспощадном истреблении ферингов[64].

Ратна прошла мимо бледной, незаметной тенью, но услышала и узнала многое. Она купила сандал, куркуму и несколько неизвестных ей, но, как уверял торговец, очень действенных трав для лечения ран и настойку для снятия лихорадки. Девушка не знала, захочет ли англичанин есть, но все же принесла ему несколько лепешек-чапати и молоко в глиняном кувшине.

Пробравшись в развалины, Ратна увидела, что лицо раненого пылает. Она с трудом дала ему лекарство и безуспешно пыталась влить в рот молоко, а когда бинтовала ладони, приложив к ним траву, он даже не стонал.

Англичанин лежал, впав в забытье, а Ратна сидела, прислонившись к обвалившейся каменной стене. Из-за этого человека она лишилась возможности искать свою дочь, однако злиться на него не имело смысла. Оставалось ждать, когда он испустит дух или когда ему станет лучше.

Под вечер Ратна попыталась выйти, но быстро вернулась, увидев на дороге… гиену! Она прогнала животное, швырнув в него несколько камней, и пару мгновений стояла, потрясенная до глубины души. Гиена на улицах Канпура! В разоренном городе с почерневшими английскими бунгало без крыш, сгоревшими дотла казармами, вытоптанными садами и кладбищами, где могильщиками служили хищные птицы.

Когда она склонилась над англичанином, проверяя, жив ли он, его глаза вдруг открылись и он произнес:

– Я думал, вы ушли.

– Я не могу уйти.

– Но ведь я ваш враг!

Она покачала головой.

– У меня нет ни друзей, ни врагов, я сама по себе.

– Дайте мне воды.

Девушка выполнила его просьбу, и он, напившись, сказал:

– Мне стало немного лучше. Ваши травы помогли.

– К сожалению, я не могу позвать к вам врача-индийца, а белых в городе нет. Кто сбежал, а кого убили.

Он сделал паузу.

– Я знаю.

– А вы… почему вы остались? – задала вопрос Ратна, хотя ей было совершенно неинтересно об этом знать.

– Так получилось. Я не успел. Мне пришлось спасать кое-какие важные документы.

– А где они теперь?

– Спрятал в надежном месте. Если я умру, едва ли кто-то когда-либо их найдет, хотя я должен передать их командованию.

– Вы имеете в виду, что сюда вновь придут ваши люди?

– Да, это неизбежно. К Канпуру движутся британские войска, вскоре они будут здесь.

– Они возьмут город?

– Думаю, да.

Ратна не заметила, что он не сказал «надеюсь», и спросила, невольно вовлекаясь в разговор:

– Потому что вы считаете себя сильнее?

– Нет, не поэтому. Многие годы сипаи просто подчинялись английским офицерам, у них не умеют управлять войсками, а это очень важно при ведении боевых действий. К тому же у нас есть преимущество в артиллерии и мы вооружены нарезными ружьями, которые поражают издалека, – сказал он и, подумав, добавил: – Простите, если это звучит обидно для вас.

– Я ничего в этом не понимаю, и мне, признаться, совершенно все равно.

– Почему?

– Потому что у меня есть дело, которое важнее всего остального.

– Значит, я вам мешаю?

Если Ратна и колебалась, то очень недолго.

– Да.

– Тогда уходите и оставьте меня! – уверенно произнес он.

– Нет. Я дождусь, когда вам станет лучше или когда вы умрете.

Он усмехнулся.

– Спасибо! Вы довольно прямолинейны, но мне это нравится. Как вас зовут?

– Ратна. А вас?

Когда он назвал себя, она удивилась.

– Джей? Это индийское имя, оно означает «победа».

– Я сказал «Джейсон», но вы можете называть меня Джей. Кстати, и фамилия у меня подходящая – Блэйд[65].

Утомившись, он закрыл глаза и замолчал, однако между ними установилось пусть пока еще хрупкое, ненадежное, но ощутимое понимание.

Спустя несколько дней Ратна поняла, что поиски и Амита, и Кумари, и Анилы обречены на провал: город лихорадочно готовился к обороне против британских войск, которые двигались к Канпуру, уничтожая все на своем пути.

Ратна и Джейсон по-прежнему не покидали развалин. Вернее, выходила только она – за водой, едой, лекарствами, слухами – и благополучно возвращалась обратно. Мужчины не зарились на худую, оборванную девушку, напоминавшую испуганную птицу со сломанным крылом; напротив, сочувствовали и, принимая за нищенку, случалось, давали ей лепешки или мелкие деньги.

Джейсон предупреждал, что, когда его соотечественники вступят в город, вновь начнется резня, но только уже с другой стороны.

– Они станут мстить, – уверенно заявил он, – и это будет ужасно.

Девушка продолжала ухаживать за англичанином, и его раны понемногу заживали. Отлежавшись, он набрался сил, его глаза ожили, из бледно-голубых сделавшись ярко-синими, и порой на лице его появлялась улыбка.

Однажды Ратна спросила, какого бога имели в виду напавшие на него индийцы, и Джейсон удивился.

– Ты ничего не слышала о Христе?

– Нет.

– Впрочем, в этом нет ничего странного, – помолчав, сказал он, – это мы пришли в вашу страну и должны изучать вашу веру, а не наоборот. Только, к сожалению, мы пожаловали не за этим.

Ратне нравилось, что он не переходит определенную грань: никогда не спрашивает у нее ничего лишнего. Джей не интересовался, откуда она, что задержало ее в Канпуре, какова ее цель, где ее родные. Заметив, что у нее короткие волосы, он только спросил:

– Ты вдова?

– Да. Я сбежала из приюта в Варанаси, – с некоторым вызовом ответила Ратна, лишний раз убеждаясь в том, насколько хорошо этот белый знаком с обычаями ее страны.

– Для меня это не имеет значения. Ведь я феринги! – сказал Джей, почувствовав ее настроение, и вдруг улыбнулся. – Мне всегда нравились смелые женщины, но я не знал, что такие есть среди индианок.

Это невольно напомнило Ратне о том, что в глазах соотечественников она – преступница, а еще – дважды развратница, потому что вновь проводит время наедине с посторонним мужчиной, теперь уже с белым.

А еще девушка сказала себе, что смелость тех, кто вынужден изыскивать средства к существованию, бороться с беспощадной нуждой в суровых тисках жизни, умываться кровавыми слезами над судьбой своих детей, оплачена слишком дорого.

И вот прозрачная голубизна неба вновь осквернилась черным дымом орудий, а канонада заглушила все остальные звуки. Ночью темноту прорезали багровые сполохи, по земле заметались черные тени, а ветер сделался сухим и жарким, как в полдень.

Джей предположил, что войска пешвы, покидавшие Канпур, взорвали арсенал. Однако ни он, ни тем более Ратна не знали, взят ли город, потому не спешили выходить из укрытия.

А чуть позже раздались крики, тяжелый топот марширующих ног, стук копыт конницы, грохот армейских фургонов, и стало ясно, что Канпур пал.

Уничтожение войсками Нана Сахиба гарнизона генерала Уилера поставило население Канпура в безнадежное положение. Англичане жаждали крови. Быстро превратившись в банду пьяных мародеров, они рыскали по домам жителей города, грабили, насиловали и убивали.

Женщины, дети и старики приносились в жертву так же, как и виновные в восстании сипаи. Площади и базары украсились виселицами, на которых зачастую болталось по нескольку трупов сразу. Дабы избежать насилия и позора, многие индийцы покончили с собой.

– Я должен идти к своим и передать генералу документы, – сказал Джей.

Он был небритый и грязный, в измазанной засохшей кровью одежде, и все-таки в нем угадывались достоинство и некая особая гордость. Ратна, как и всякая индианка, легко распознавала принадлежность к той или иной касте, и потому она почти не сомневалась, что в своем обществе, в своей стране Джей стоит далеко не на последней ступени условной лестницы.

Она протянула ему кинжал.

– Убей меня! Только потом опусти мое тело в Ганг.

Ратна представила, как течение подхватывает ее окоченевшую бездыханную плоть и несет к морю, а англичанин смотрит вслед с непониманием и смутной тоской, а после уходит, навсегда ее позабыв.

Такое решение пришло к ней не вдруг. Амит, если он жив, покинул Канпур вместе с другими сипаями, но вот ей уже не уйти! А его жена и Анила… Их наверняка тоже не было в городе. Возможно, их не было… нигде. Но если они все-таки уцелели, Кумари позаботится о девочке.

Джей отшатнулся.

– Я должен наградить тебя, а не убивать!

– Это и будет наградой. Я не хочу очутиться в руках белых солдат.

– Этого не случится. Ты спасла мне жизнь, и мой долг – защитить тебя.

Он осторожно взял ее за руку, и, хотя на его ладони еще не зажила рана, Ратна впервые ощутила настоящее мужское прикосновение, полное надежности, спокойствия и тепла. Вместе с тем она помнила, что он – белый, а потому ему не следует доверять.

По дороге двигалась большая группа людей, связанных общей веревкой; они тащились, еле переставляя ноги. Взгляды многих из них выдавали безмерную усталость от жизни. Бороться никто не хотел. Пленники думали о смерти как об избавлении от гнета бесславного и тяжкого бытия.

Среди ведомых на казнь были примкнувшие к сипаям крестьяне, ограбленные англичанами купцы, а также заключенные городской тюрьмы, которых воины Нана Сахиба, спешно покинувшие город, не успели или не удосужились выпустить из тюрьмы. Среди последних был и Арун. По приказу пешвы его бросили в застенки, а потом забыли о нем.