На этот раз он ответил страстным, почти жестоким поцелуем, безмолвно приказывая приоткрыть губы, и она так и сделала и почувствовала, как его язык скользнул сначала по ее нижней губе, а потом внутрь. Он был совсем другим, этот поцелуй. Исступленным. Безумным.

Томас на секунду поднял голову и, неожиданно сжав ее грудь, прошептал:

— Мегги, я не девственник..

Глава 14

Мегги, ошеломленная его поцелуем, этой внезапной атакой, застигшей ее врасплох и заставившей желать большего, хоть и неизвестно чего, обуреваемая желанием узнать все до конца, кое-как умудрилась взять себя в руки, тем более что Томас, очевидно, знал, как именно действовать.

— Вот и хорошо, — заявила она. — Я не слепа, Томас, и знаю, что от парней ожидают большей опытности, в подобных вещах и что другие мужчины считают их сопляками, пока они не сделают это и, возможно, не один раз. Я также подмечала иногда, что парни часто теряют самообладание, когда речь идет о представительницах прекрасного пола. Они подходят к девушке и начинают заикаться. Руки трясутся, и болтают они ужасные глупости. Возьми хотя бы Уильяма.

— Мужчины способны себя контролировать. Это вопрос воли и характера.

— Я знаю, что ты не мог бы обмануть женщину, потому что твой характер безупречен. И воля тоже сильна, особенно когда речь идет о делах плоти.

— Наверное, но это не важно. Я должен осуществить наш брак, иначе он так и не будет настоящим браком.

— Хорошая мысль.

Он смотрел на нее так строго, словно не был уверен в чем-то и ничего не мог с собой поделать. Мегги, неловко собрав в кулачок рубашку на груди Томаса, притянула его к себе, одновременно целуя во все места, куда могла дотянуться.

— Я возьму твою невинность, — прошептал он ей в губы, — нанесу рану там, где до меня никто не был раньше, и когда прольется кровь, наш брак станет истинным. Ни секундой раньше. И тогда назад уже не повернуть. Ты станешь моей.

Мегги мгновенно забыла о поцелуях и нахмурилась.

— Не знаю, почему ты так беспокоишься, Томас. Я не хочу поворачивать назад. Погоди, что там насчет крови? Что это означает? Мне совсем не нравятся никакие раны.

— О Боже, Мегги, ну почему ты не расспросила свою мачеху подробнее? Неужели совсем ничего не знаешь?

— Знаю все о языках, хотя все еще немного трудновато освоиться с этим.

Освоиться?

Томас попытался улыбнуться, но не смог, и вместо этого спросил:

— Но ты знаешь, что мы собираемся сделать?

— Не совсем. То есть не во всех деталях.

— Ну, хотя бы в самых общих чертах?

— По-моему, ты должен раздеться. Как-то в детстве я купалась вместе со своими чертовыми кузенами, и они сбросили одежду, Тогда я и заметила, что они кое в чем от меня отличаются, но не знаю, что именно требуется, чтобы зачать ребенка.

— И это все? Все, что ты можешь сказать? А вот я в свое время догадался спросить.

— Ты, наверное, шутишь, Томас? Или смеешься надо мной? Он надолго задумался, прежде чем ответить скорее себе, чем ей:

— Нет, я не стал бы шутить насчет подобных вещей. А сейчас нужно сделать то, что должно.

Мегги показалось, что он сердится на нее, и она вдруг запаниковала. Томас ничего больше не сказал, даже не поцеловал ее. Только подхватил на руки и шагнул к широкой кровати.

— Я буду твоей горничной, — пообещал он, усаживая Мегги на край, но тут же сообразил, что костюм застегивается сзади, и снова поднял ее на ноги. Как она бледна, его жизнерадостная Мегги, как сжимается от страха, вероятно, потому, что они стоят рядом с кроватью и его руки лежат у нее на плечах.

Томас поцеловал ее, крепко и быстро, не пытаясь раздвинуть ее губы языком, поскольку опасался, что она в своем нервозном состоянии его укусит, а потом повернул ее спиной к себе и принялся расстегивать длинный ряд пуговок.

Мегги боязливо оглянулась.

— Томас, мне можно выпить немного воды?

— Нет, Мегги. Тише. Ни о чем не волнуйся. Предоставь волноваться мне. Все будет в порядке. Доверься своему мужу.

— Ты очень ловко управляешься с этими пуговицами. Томас все-таки улыбнулся.

— Да. Некоторые мужчины даже считают это призванием, а другим приходится долго и старательно упражняться, чтобы достичь таких успехов. А теперь помолчи.

— Томас, а это приятно? Несмотря на кровь?

При звуках этого дрожащего тонкого голоска Томас застыл, так и не расстегнув три последние пуговки, и уставился на ее спину, прикрытую мягкой батистовой сорочкой с кружевными бретельками: все такое женственное, непохожее на его одежду, чуждое ему. Как чужда она, это нежное создание, отныне ему принадлежащее. Никому другому. Только ему. У Мегги нежное сердце, он знал это. Но не хотел, чтобы это имело для него какое-то значение, Нужно быть твердым и не показывать ей свою слабость. Нельзя. Мужчина должен иметь гордость.

— Я постараюсь, чтобы это было приятно, — пообещал он.

— Хорошо, значит, я не стану особенно беспокоиться. Он медленно повернул ее лицом к себе и стащил лиф с плеч, так что ее руки оказались в плену, и стал легонько гладить ее подбородок, горло, ключицы. Так чертовски мягка и нежна…

— Мегги!

— Это не совсем то, чего я ожидала.

— Чего же ты ожидала?

Мегги пожала плечами, но он видел, что она смущена.

— Ну же, признавайся?

— От уютного ужина у огня, хотя и без того достаточно тепло, и от чрезмерной жары может стать плохо. Зато мы вместо этого могли поставить столик у окна, тихо беседовать, наблюдать игру лунного света на воде и рассуждать о чувствах, которые рождает это зрелище в наших душах.

— На мой вкус, это несколько сентиментально.

— Вероятно. Хорошо, тогда откроем шампанское. В дороге ты отказался его пить. Боялся, что у меня закружится голова? Или что я действительно заставлю тебя пригубить его из моего рта?

Томас молча улыбался. Так молода… слишком молода. И не заслуживает того, что ей предстоит.

Он наклонился и прижался к ее лбу своим.

— Надень ночную рубашку, а я пойду вниз и закажу ужин У миссис Миггс. По-моему, она очень довольна, что я выбрал ее гостиницу для нашей первой ночи.

— Наверное, хотя сам мистер Миггс что-то проворчал мне весьма неприветливо и все время смотрел в пол.

— Обычно с посетителями имеет дело миссис Миггс. Итак, тебе нужна горничная, чтобы помочь приготовиться ко сну?

— Нет. Я смогу дотянуться до остальных пуговиц. Он пошел к двери.

— Спасибо, Томас.

Томас остановился, и ей ужасно захотелось узнать, о чем он думает. Но Мегги боялась спросить.

Полчаса спустя они сидели друг против друга за столиком у окна. Мегги переоделась в миленький шелковый пеньюар персикового цвета, привезенный тетей Синджен из Эдинбурга. Томас, однако, по-прежнему оставался в сюртуке, брюках и начищенных до блеска ботинках. Галстук был повязан так же тщательно, как сегодняшним утром в церкви.

Ах, столько перемен за один день! Завтра она проснется уже не прежней Мегги… Прошло всего несколько часов, а жизнь бесповоротно изменилась. Интересно, испытывает ли Томас то же самое? Наверняка! Не настолько уж мужчины отличаются от женщин!

— Странно, — заметила она, беря кусочек хлеба. — Ужасно странно сидеть в пеньюаре напротив мужчины, не являющегося моим отцом или братом или хотя бы чертовым кузеном.

— Брось, Мегги! Не могу представить, чтобы ты носила столь соблазнительную штучку в доме викария!

— Положим, это правда, Томас, но все же ты до сих пор одет, а я раздета.

Томас усмехнулся и поднял бокал.

— За нашу брачную ночь.

Мегги долго медлила, прежде чем легонько коснуться его бокала своим.

Он дал ей чересчур много времени на волнения и раздумья.

— Как по-твоему, что будет после ужина?

— Поскольку, как тебе известно, кроме поцелуев, я ни о чем не знаю, у меня в голове все путается. Честное слово, путается, и я совсем ничего не соображаю. И все, что мне известно сейчас, — я счастлива, и ты улыбаешься. Думаешь, этого достаточно, чтобы продолжать?

— О, кроме улыбок, есть еще много всего.

— Что именно?

— Ты безобразно любопытна!

— Поскольку дело касается меня, не нахожу в этом ничего странного.

— Дальше будет наслаждение, и, если повезет, для нас обоих.

— Я уже испытала наслаждение, когда ты меня целовал.

— Другое. Более сильное.

Мегги скептически покачала головой, но не стала возражать.

Он не встал из-за стола, пока она не выпила полбокала шампанского. Наоборот, устроился поудобнее и сложил руки на животе.

— Почему бы тебе не лечь в постель, Мегги? Я погашу свечи.

— Ты в самом деле хочешь?

— Чего именно?

— Погасить свечи.

— Ты, кажется, внезапно заинтересовалась мной?

— По правде сказать, мне очень трудно думать об этом, но поскольку отец и Мэри Роуз женаты и спят в одной кровати, то, скорее всего, видят друг друга без одежды. Дочери тяжело представить такое.

— И сыну тоже. Означает ли это, что ты хочешь лицезреть меня обнаженным?

Она без колебаний встретила его взгляд и очень медленно опустила голову.

— Я все время думаю о том, что должно произойти. И хочу, чтобы ты присутствовал в моих фантазиях. Стал моим главным персонажем.

Она нервно закусила губу. Томас не сказал ни слова.

— Ладно, ты вынуждаешь меня говорить напрямую. Томас, я хочу, чтобы ты сбросил одежду.

— А ты? Ты тоже разденешься для меня?

Мегги встала, подошла к кровати, помялась и пробормотала, силясь изобразить обольстительную улыбку сирены, не слишком успешно, но все же старательно:

— Видишь ли, это моя фантазия. Не твоя. Однако справедливости ради обещаю подумать об этом позже, гораздо позже. Ты один знаешь, что сейчас будет. Дай мне по крайней мере решить, как мы начнем.

Она села и свесила ноги с постели. Он тоже поднялся, пошел к ней и остановился в нескольких шагах. Помедлил немного и скинул свой великолепный желтовато-коричневый сюртук.